Розовая пантера - Ольга Егорова

— Здравствуйте, — сказала Маша, мучительно пытаясь сообразить, какие именно слова должны следовать за этим пресловутым «здравствуйте» и сможет ли она вообще хоть что-нибудь сказать, кроме этого «здравствуйте».

Женщина смотрела на нее пристально, долго, молча. Казалось, она так и будет стоять, смотреть на нее и молчать — вечно. Казалось, это никогда не кончится…

— Здравствуйте, Маша. Проходите, — услышала она.

Женщина отступила на шаг, пропуская ее в квартиру. Маша вошла, с трудом пытаясь справиться с нахлынувшим оцепенением. Вошла, закрыла за собой дверь осторожно. Остановилась на пороге, огляделась по сторонам и увидела кошку.

Большую, рыжую и пушистую кошку с белыми пятнами.

— Гелла, — позвала она тихонько, — иди сюда. Кошка таращилась на нее своими огромными желтыми глазами и подходить близко явно не собиралась.

— Она у нас недоверчивая. Так сразу не подойдет, ей сначала нужно будет понаблюдать, обнюхать. Познакомиться, в общем.

— А мы с ней уже знакомы. Были знакомы когда-то давно… Она, наверное, забыла.

— Наверное, — согласилась женщина, не отводя пристального взгляда. — Да вы проходите, Маша.

— Да нет, я… Я просто хотела… Извините, не знаю, как вас зовут.

— Анна Сергеевна, — ответила женщина, не став повторять своего приглашения.

— Анна Сергеевна, — подхватила Маша. — Вы извините меня. Я хотела…

И снова замолчала, потому что даже представить себе не могла, что сказать.

— Нет его сейчас. Он на работе. Вечером приходите, он часов в семь будет уже, — прочитав ее нехитрые мысли, сказала Анна Сергеевна. Сказала как-то просто, как нечто само собой разумеющееся, как будто Маша заходила к ним каждый день, последний раз вот только вчера ушла, а сегодня пришла снова, позабыв о том, что Алексей по субботам работает.

— Он работает по субботам? — спросила она, разозлившись на себя за этот вопрос, который показался ей немыслимо глупым.

— Он по сменам работает. Сегодня его смена. С семи до семи.

— А где… Где он работает?

— Где он только не работает. Сегодня на автомойке.

— На автомойке?

Анна Сергеевна кивнула в ответ. Маша чувствовала ее напряжение — оно сквозило во взгляде, в скованности, почти полном отсутствии движений. Напряжение и недоверчивость. Или, может быть, даже страх…

Хотелось попросить у нее прощения. Хотелось сказать, что она не виновата в том, что случилось тогда, шесть лет назад. Сказала бы, если б могла. Да только кто же еще, кроме нее, виноват? Она опустила глаза.

— Вы меня ведь не видели никогда. Как же узнали?

— Вот, узнала.

Повисло тягостное молчание.

— Я пойду, — тихо сказала Маша.

— Идите, — услышала в ответ почти равнодушное. Кошка продолжала сидеть в дальнем углу прихожей.

— До свидания, — произнесла она и, повернувшись, взялась за ручку двери.

— До свидания.

Открыла дверь. Перешагнула через порог. И вдруг почувствовала, как кто-то легонько коснулся ее плеча. Обернулась. Увидела — все те же, но какие-то другие теперь глаза, и голос услышала — другой, взволнованный, торопливый:

— Маша… знаете, вы можете прямо на работу… Он здесь недалеко, на углу Волжской и Мичурина. Видели, может быть, там на углу… автомойка. Так вы можете прямо туда, если, конечно…

От этого изменившегося за считанные доли секунды взгляда было больно, невыносимо больно. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Маша отвернулась и, быстро пробормотав:

— Спасибо. Спасибо вам большое, Анна Сергеевна, — понеслась вниз, уже не считая количества ступеней. Она и так знала, что их шестьдесят две.

Она шла по улице широкими, размашистыми шагами и видела: листья на дорогах, взмах крыльев, красный глаз светофора, чья-то узкая ладонь с длинными пальцами, прядь волос, откинутая со лба, быстрый взгляд, растворившийся в другом, сменившем его взгляде. «Так вот откуда они берутся, эти сюрреалистические картины», — подумала вдруг, четко осознав, что мир перед ее глазами раздробился на множество составных частей, упорно не желающих связываться в одно целое привычным для восприятия образом. Мир, разрезанный на куски, мир фрагментарный и ускользающий, мир острых углов и плавных линий — вот она, ее картина. Грусть, радость, тоска, тревога — все вместе, асимметрично, на одном огромном холсте.

Она просто поговорит с ним. Спросит, как дела, ведь столько лет прошло, наверняка что-нибудь произошло за это время в его жизни. Спросит про семью — может быть, скорее всего даже, она есть у него, ведь столько лет прошло, — про работу. Поговорит, как со старым приятелем, просто поговорит… «Ведь столько лет прошло, — в третий раз разрядом электрического тока пронзила сознание мысль-молния, и захотелось вдруг провалиться сквозь землю, раствориться в воздухе, отпустить без сожаления душу в облака, потому что не вернешь уже этих прошедших лет, не изменишь ничего, не исправишь. Просто поговорить. Увидеть глаза, улыбку, услышать голос. Пять минут — и уйти, не обернувшись, только не оборачиваться, уж это было бы совсем глупо. Хотелось вернуться домой, включить телевизор и жить дальше. Пять минут…

Она, оказывается, на самом деле знала это место. Длинный металлический гараж, протянувшийся метров на пятьдесят вдоль улицы Мичурина, с большой пластиковой табличкой «Автомойка» над входом. Вдоль улицы — троллейбусная линия. Она не часто, но все же пользовалась этим маршрутом. Видела, сто раз уже видела эту табличку и этот длинный серый гараж. Машины, столпившиеся у въезда. Если бы знала…

«И что?» Промелькнувший вопрос она оставила без ответа, постояла некоторое время возле въезда, потом пошла вдоль гаража к противоположному краю, откуда выезжали уже помытые машины. Подошла, остановилась. Увидела темно-зеленую иномарку, сверкающую под мощными прожекторами ламп дневного освещения. Увидела Алексея, склонившегося над капотом. Зажмурила крепко глаза, снова открыла. Снова увидела Алексея, склонившегося над капотом. Продолжала стоять не двигаясь, не дыша.

Он вытирал машину сухой тряпкой. Темно-серый комбинезон и куртка, забрызганная каплями воды, — очередная в его жизни спецформа. Внезапно остановился, замер. Обернулся — с тряпкой в руках, посмотрел на нее. Посмотрел и снова, почти сразу же, отвел взгляд, отвернулся, продолжал драить машину, еще более яростно. Капот, левая фара, правая фара, передний бампер. Тихий хлопок двери, урчание двигателя — машина медленно выползла из гаража, сверкнув блестящими боками, и уехала. Он продолжал стоять спиной, опустив вниз руки и по-прежнему сжимая тряпку. Потом снова медленно обернулся. Посмотрел на нее. Смотрел долго и пристально, а потом спросил: