Провалившийся в прошлое - Александр Абердин

Чуть ли не между делом Митяй скосил зерновые. Пшеница уродилась такая знатная, что пора уже было тесать и притирать из серого гранита или наждака мельничные жернова и молоть из нее муку. Ячмень тоже порадовал его налитыми колосьями, так что и пивоварню самое время начинать строить. Он собрал на редкость богатый урожай фасоли и бобов, которые ни один зверь, кроме человека и червяка, есть почемуто не желает. Наверное потому, что боится выстрелов. Хорошо уродились горох, просо и чечевица, да, и рапс, по простому, по народному, сурепка из какогото десятка семян, случайно затесавшихся в семенах капусты, выдал на гора столько семян, что через год, засеяв им большое поле площадью гектаров в двадцать пять, можно будет давить масло и варить искусственный каучук, если он найдет, конечно, серу. Таня, хорошо узнавшая, каковы они на вкус, плоды земляной охоты, с которыми так сытно зимой, тоже работала без устали и частенько, управившись со своими делами, прибегала к Митяю, чтобы помочь ему. С ее загорелого лица, в обрамлении совсем выгоревших на солнце волнистых волос цвета колосьев спелой пшеницы, и потому особенно красивого для Митяя, не сходила радостная улыбка и она то и дело громко говорила:

- Ведл. Ты самый лучший ведл, Митяй.

Единственное, с чем так и не управился Митяй, так это со шкурами, но не расстроился. Главное, что он наточил до бритвенной остроты и насадил на прочные ручки целую прорву охотничьего оружия и инструмента, накатал и навострил множество четырехгранных гвоздей со шляпками и больших скоб, и даже нагнул крючков, понаделал хозяйственных ножей и скребков, выковал, наточил и собрал по дюжине больших ножниц на каждое племя, хоть стригись, хоть кожи ими режь, а вот относительно шурумбурума и бус так и сказал, что таким затейством мастера зимой, под вой вьюги занимаются, зато отлил и отполировал для ее подруг несколько десятков бронзовых зеркал, но точно такие же он отлил и для племени даргов, с которым хотел как можно скорее завести дружеские отношения. Ну, а за пять дней до своего отъезда, перед тем, как начать уваривать варить в чугунных котлах арбузный сироп, многие из этих громадных ягод уже не только созрели, но и набрали сахара, Митяй устроил для Тани выставку, положив все, что он изготовил, отдельно друг от друга. Та, быстро окинув обе нехилых груды взглядом, спросила:

- А это тебя в дар дух какойто другой реки попросил послать комуто еще, Митяй? - И тут же сказала - Тогда ты должен взять с собой круп, фасоли и масла, чтобы тот дух не обиделся.

- Обязательно возьму. - Согласился и добавил - Будешь разговаривать с духом, скажи ему, чтобы он передал большой матери Шашембе такие слова - Дмитрий Олегович, это мое полное имя, Таня, мало того, что мужик с руками, так еще и не с пустой головой. Он умеет врачевать болезни и исцелять раны, нанесенные зверями охотникам. Так что если что ежели когонибудь носорог боднет и охотник не помрет сразу, пусть перевяжут раны и немедленно несут его ко мне. Я постараюсь помочь.

В тот же день, после обеда, Митяй принялся готовить Шишигу к новому рейсу за солью, но его обуревали смутные предчувствия и потому он первым делом привлек к себе на помощь Таню, запалил горн и принялся катать стальные, трехмиллиметровые пластины и уголки. Работали они очень напряженно и вскоре он принялся сваривать каркас нового, цельнометаллического понтона с выемками для отклонения передних колес, изза чего на целых четыре дня отложил выезд. Первый рейс за солью показал, что в степи есть где разгуляться и найти такое место, где Шишига проедет даже с навесным понтоном, а потому и изготовил новый. Заодно он оббил металлом борта будки и изготовил новую стальную дверцу на заднюю часть будки, сняв с Шишиги все прежние деревянные обвесы. В итоге к паспортному весу автомобиля добавилось всего семьсот пятьдесят килограммов, зато теперь вездеход мог сходу въезжать в реки. Новый понтон уже не уменьшал клиренса и был разбит на отдельные герметичные отсеки и к тому же был замкнут сзади дополнительным поплавком метровой ширины со скосом для выезда. Понтон приходилось надевать на Шишигу, как юбку, заезжая на специальную эстакаду, зато он сделался намного надежнее и удобнее. Митяй позаботился даже о такой нужной вещи, как фальшборт.

Пятого сентября, вручив Тане спиннинг и велев наловить побольше лососей и, главное, заложить на лед всю икру, Митяй загрузил в Шишигу подарки, некоторые из них, замотав в рогожу, даже пришлось сложить на боковых поплавках понтона, обнял девушку и отважно съехал в воды Марии. Вот теперь он уже точно ничего не боялся. Каждый шов понтона Митяй пропаян бронзой снаружи и изнутри, сталь он пустил на понтон прочную и проверка каменным копьем показала, что на этот раз дарги фиг ее пробьют. Он быстро доплыл до будущего Белореченска, поднял гребное колесо, запер заднюю дверцу, перебрался по самому краю понтона в кабину, в нем была специально сделана выемка для открытия дверей, и помчался вперед на скорости в шестьдесят пять километров в час по уже проложенной один раз колее. Шишига летела по степи, как песня, хотя и была нагружена добрыми четырьмя с половинами тоннами груза. Ну, с таким низким центром тяжести она уже не могла перевернуться. Больше всего Митяя радовало в каменном веке то, что ездить ему приходилось в основном по траве, лишь изредка выезжая на гальку, а потому резина практически не изнашивалась и ее точно хватит надолго. Остаться без машины он не боялся, так как всегда сможет перейти на волов и лошадей, но очень этого не хотел.

Наконец у Митяя появилась возможность подумать о некоторых новых откровениях Тани. Когда он узнал, что Шашемба, завязав какойто узел, сделала ее стерильной, то, как сын врачагинеколога, его мать работала в роддоме, чуть не упал в обморок, настолько это звучало фантастично. Он жил с Таней уже несколько месяцев, к той регулярно приходили в критические дни красные, пусть и всего на полтора, два дня, но она упрямо не залетала и вот, наконец, выяснилось, почему. Митяй, услышав о таких делах, теперь раз в десять больше хотел наладить продуктивный контакт с Шашембой, вооружить ее новыми знаниями, а заодно постараться изучить все техники ведловства. А еще он, случайно ли? Узнал от Тани, та проболталась об этом както в постели, что Шашемба довольно молодая женщина, ей нет еще и тридцати, и, кажется, приходится ведле родной теткой, что тоже неплохо. При живой старшей сестре и матери, Шашемба должна быть очень могущественной ведлой, чтобы занять в племени должность большой матери и потому Митяй стремился встретиться с ней как можно скорее. Он уже представлял себе, как раскрутится в каменном веке и какое классное царство построит на Северном Кавказе, собрав под свое крыло все местные народы, если сможет стать здесь главным ведлуном или ведлаком. Да, именно о ведловстве Митяй думал все чаще и чаще, порой рисуя в своем воображении совершенно фантастические картины этого самого ведловства и наделяя его самыми настоящими магическими возможностями, делающими человека невероятно могущественным творцом и преобразователем природы.

В том, что ведл из него может получиться нехилый, его убеждало то, что Таня, пытавшаяся иногда играть с ним в самые настоящие гляделки даже в постели, когда они занимались любовью, всегда ему проигрывала, а он стал еще чаще ощущать в себе какието новые, никогда раньше не свойственные ему способности и, словно бы входил своим взглядом в сознание не только Тани, но и животных. Правда, при этом он просто стоял, как баран перед новыми воротами, хлопал глазами и не знал, что ему делать дальше, но одно ясно точно, Митяй научился мысленно видеть эти самые ворота и один только его пристальный взгляд заставлял здоровенного хряка весом чуть ли не в полтонны, замирать перед ним неподвижно и дышать так тихо, что его было и не слышно. Это радовало Митяя, значит у него действительно есть способности к ведловству и он не отрезанный ломоть в этом прекрасном, девственном, хотя и крайне суровом, бескомпромиссном мире. С такими мыслями он ехал по степи и восторгом примечал в ней все новые и новые подробности, которых не видел всего какихто полтора месяца назад. Вместе с взглядом ведла в нем стали открываться и другие странные способности. В частности резко увеличилась острота зрения, но даже не это главное.

Митяй стал замечать массу мельчайших деталей и эта его способность, помноженная на знания зоолога и эколога, делали степь для него чуть ли не открытой книгой. В Африке у него был проводник из числа аборигенов, мужик лет шестидесяти, у которого пираты убили всю семью. ЭльТаир был охотником и отличным следопытом, хорошо знал французский язык и потому Митяй смог научиться у него очень многому, а главное в работе следопыта это внимательность к мелочам, вдумчивость, наблюдательность и способность к анализу. Вот теперь уроки Элика пригодились ему в полной мере и он даже не выходя из машины, двигаясь с большой скоростью, быстро определял в степи тропу льва, следы, оставленные махайродами, но при этом у него еще и обострилось обоняние, да, и слух тоже и не смотря на рев мотора, он слышал отдаленные крики животных. Его сознание, как бы отсекало все привычные и не грозящие ничем опасным звуки, но при этом выявляло те, которых следовало поостеречься. В общем к чуткому на опасность очку у Митяя добавилась сверхчувствительная острота основных органов чувств и он счел это очень полезным новым качеством. Иметь врожденное чувство вооруженного врага и опасности, исходящей от него, это хорошо, но куда лучше все же иметь такую обостренность всех органов чувств.