Ромул - Сергей Житомирский

Ромул наметил первый угол священной ограды и поднял лемех на месте будущих ворот, когда Рем наконец перешёл к действиям. Осторожно обогнув свежую борозду, он спустился на склон. Его люди поняли, что вождь не хочет оставаться в городе своего брата, и заторопились следом. Они составляли почти половину собравшихся, так что скоро больше тысячи молодых воинов смотрели на новый город снизу, словно уже началась осада. Конечно, на самом деле это было не так опасно, поскольку всё оружие осталось под холмом в обозе — на основание города никто не придёт вооружённым.

Ромул закончил круг, накрыл голову плащом и стал молиться, а его помощники зарубили быка и корову в жертву хранителям города. Когда они закончили, Рем снова поднялся по склону, остановился у самой борозды и подбоченился, насмешливо её разглядывая. Марк стоял всего в двух шагах позади — ему интересно было послушать перебранку, а Рем не полез бы на холм, не будь у него наготове какой-нибудь неотразимой колкости.

Разделённые царапиной на земле, два вождя смотрели друг на друга. Оба двадцати семи лет, рослые, румяные, сильные, настоящие сыновья Марса, оба — проверенные предводители рвущихся в бой отрядов, оба уверены в себе, как может быть уверен лишь тот, кто пережил бесчисленные опасности и убедился, что ему помогают высшие силы. Рем выглядел к тому же более сообразительным и остроумным, а Ромул так старательно изображал благочестие, что на его правильном лице не читалось никаких мыслей.

   — Вот, значит, твой город, — начал Рем, — самое время для знамения. Или боги опять запоздали? Как сегодня с коршунами, тебе пришлось соврать, прежде чем они спохватились.

   — Когда я утром сказал про знамение, — ответил Ромул, — может быть, его и не было. Но ты не успел возразить, как боги сделали мои слова правдой. Знамения появляются, когда я хочу; сейчас их достаточно, поэтому новых не будет. Смотришь на стену? Ни один враг не сможет её перейти: она укреплена моим счастьем. Если хочешь в город, ступай через ворота.

   — Да ну? Твоё счастье — большая сила, это нам всем давно известно, братец. Но ты, похоже, забыл, с кем имеешь дело. Я такой же сын Марса и тоже выкормлен волчицей. Ты сегодня видел больше коршунов, но всё равно командуем мы вместе. Сейчас проверим, одолеет ли моё счастье твою стену.

Марк стоял близко и почувствовал, как напрягся Рем. Даже храбрые волнуются, решившись испытать судьбу. Ромул тоже понял, что брат задумал что-то отчаянное, и тихо подал знак целерам, преданной шайке, которая поддерживала в его буйном отряде порядок. Один из целеров, сгребавший землю по краю счастливой стены, подошёл и с мотыгой на плече встал за спиной своего начальника.

   — Спокойно, братец, — продолжал Рем. — Мы не хотим, чтобы твой город не удался из-за ссоры в самый день основания. И всё-таки я должен проверить, чего стоит твоё знаменитое счастье. Может, меня остановит какой-нибудь бог? По крайней мере, не эта стена. И враги её одолеют также легко! — Со спокойной улыбкой он сделал шаг вперёд и перескочил через борозду.

Он оказался возле целера. Святотатство заставило того содрогнуться.

   — А с врагами мы поступаем так! — крикнул целер, взмахнув мотыгой.

Раздался хруст, и Рем упал с проломленным черепом.

Марк оцепенел, раскрыв рот. Всё произошло слишком быстро, да и вожак, которого он выбрал лишь несколько дней назад, не слишком много для него значил. Но некоторые в толпе служили Рему уже восемь лет, с тех самых пор, как он открылся деду.

   — Рем убит! Хватайте убийцу! — закричали в задних рядах.

Толпа безоружных, но решительных молодых людей подступила к священной борозде. Марк хотел было спуститься вниз за щитом и копьём, это казалось самым разумным, но товарищи могли решить, что он убегает со своей первой битвы. Нашаривая за поясом нож, он стал проталкиваться вперёд.

По ту сторону борозды не было видно убийцы (он бежал к этрускам и больше не показывался на латинском берегу), но люди Ромула приготовились защищать стену. Их было больше, многие сжимали кирки и лопаты, и наступающие остановились.

Минутным затишьем воспользовался миротворец. По седеющим волосам легко было узнать Фаустула, приёмного отца близнецов, единственного на холме человека средних лет.

   — Мальчики! — воскликнул он. — Что сделано, то сделано. Рема не вернуть к жизни. Хватит крови!

   — За кровь надо отомстить! — раздалось сзади.

В воздухе просвистел камень величиной с кулак — кто-то из молодых пастухов вспомнил о ремешке, которым повязывал волосы, о праще, истреблявшей больше волков, чем самые лютые овчарки. Камень летел прямо в Ромула, которому плотная толпа за спиной не давала возможности уклониться; казалось, оба отряда останутся без начальников. Но Фаустул не мог допустить, чтобы погиб и второй его приёмный сын. Он метнулся вперёд, загородил собой Ромула, и камень попал ему в шею. Захрипев, он замертво свалился на землю.

Ничто не могло бы сильнее подействовать на собравшихся. Фаустул был на целое поколение старше остальных, давние соратники близнецов почитали его как отца. Кто-то затянул похоронный плач, остальные подхватили. Едва плакальщики замолчали, чтобы перевести дух, Ромул вскочил на кочку.

   — Воины! — крикнул он. — Квириты, мы пришли сюда основать город на том месте, которое наполнили счастьем Юпитер и мой отец Марс — ваш отец Марс. И вот город основан, благословен знамениями более благоприятными, чем могли предвидеть величайшие пророки. Он ждёт нас. Так давайте жить в нём мирно, как друзья. Скверну братоубийства я полностью принимаю на себя, вас она не коснётся, а мне божественный отец дал достаточно счастья, чтобы с ней справиться. Тот, кто нанёс удар, бежал и не вернётся в эти священные стены. Когда мы построим жильё и выделим место для святилища, я доставлю из Лавиния святыни; когда-то ими владел праотец Эней, от которого в Италии идёт род потомков Венеры. Я покажу их вам, прежде чем убрать навсегда от человеческих глаз. Повторяю опять; нет таких бед, которые не одолело бы счастье моего города, но мы, его жители, должны быть заодно. Пусть все, кто хочет, уйдут, я их отпускаю. Но для тех, кто останется, я буду начальником, царём Рима. Вы согласны мне подчиняться?

Марк смотрел на Ромула. Тот был старше его на десять лет, зрелый человек в расцвете мудрости; в отряд Рема Марк вступил меньше месяца назад без особых мыслей. Стоит ли давать клятву мести за предводителя, которого едва знал? Главным достоинством Рема было счастье, а теперь выяснилось, что этого больше у другого брата. Марк решил верно служить новому начальнику, которого послала судьба.

Насколько было видно, никто из людей Рема не покинул холма, разве что кто-нибудь улизнул тайком. Вместе с остальными воинами Марк, тщательно обойдя борозду, вошёл в город и встал рядом с отрядом Ромула. Увидев, что угроза битвы миновала, царь опять обратился к подданным.

— Наше начинание омрачено бедой. Сегодня вечером мы возложим моего несчастного брата на великолепный костёр со всеми обрядами, какие нужны для блага его души. Всю скверну убийства я беру на себя. К счастью, вы видите, что крови не пролилось, а если кровь не попала на землю, Старухи не могут выследить виновного. Но несколько минут назад наши сердца переполняла ненависть. Прежде чем город начнёт свою жизнь, нам необходимо очиститься. Давайте соберём хворост для большого костра. Я зажгу его священным кремнём с молитвой, которой меня научил мой отец Марс, и мы все прыгнем через пламя, чтобы оставить в огне чувство вражды, недостойное сограждан.

Так и поступили. И пока воины вместе собирали и втаскивали на холм хворост, в них впервые проснулось чувство общего дела. Когда обряд закончился, Ромул распорядился, чтобы начали строить землянки и перенесли вещи из долины. Они ночевали уже в новом городе. Но когда проснулись утром 22 марта, за 753 года до Рождества Христова, им ещё многое предстояло сделать.

В эту первую весну, пока сеяли ячмень, чтобы было на чём продержаться зиму, царь Ромул нашёл время лично поговорить с каждым из подданных. До Марка очередь дошла одним из последних. Изгнанник без роду и племени, даже без собственного меча, он был в городе человеком незначительным, однако царь расспрашивал его о жизни подробно и внимательно, словно какого-нибудь вельможу.

Они беседовали в грубой бревенчатой хижине царя, сидя на чурбаках у жаровни с углями. Прежде всего Марку пришлось объяснять, как он оказался один на свете.

   — Господин, то есть государь, — беспокойно начал он, решив сразу рассказать самое худшее, чтобы потом не обвинили, что он что-то скрыл. — Меня выгнал отец, а моё имя вычеркнули из списка воинов нашей деревни, но я не сделал ничего плохого. Просто отец боялся, что я совершу преступление, если останусь.

   — Как это?

   — У меня была молодая мачеха, государь.