Карта и территория (La carte et le territoire) - Мишель Уэльбек

Мало-помалу они смирились с этой мыслью, отдавая при этом себе отчет, что Мишу отнюдь не страдает от вынужденного отсутствия половой жизни. Впрочем, среди собак ведь нет гедонистов и распутников, любой вид эротических изысков им чужд, и удовлетворение, которое они испытывают в момент коитуса, не более чем краткое и механическое утоление инстинкта продолжения рода. Стремление к доминированию у болонки и без того незначительно, а уж Мишу, свободный от необходимости передачи генома, стал еще покорнее и ласковее, веселее и невиннее, чем его отец. Он превратился в их талисман, безобидный и безгрешный, а его жизнь в свою очередь зависела от жизни обожаемых хозяев, источника его постоянной чистой радости. Тогда Жаслену было около пятидесяти. Глядя порой, как это миниатюрное существо забавляется с плюшевыми игрушками на ковре в гостиной, он незаметно для себя погружался в мрачные раздумья. Впитав идеи, модные среди людей его поколения, он до сих пор полагал, что сексуальность – позитивная сила, первопричина человеческих связей, повышающих взаимопонимание бесхитростным путем обоюдного удовольствия. Теперь он все чаще и чаще рассматривал ее как борьбу, жестокую схватку за доминирование с целью устранения соперника, сведенную к приумножению спорадических соитий, лишенных всякого иного смысла, кроме обеспечения максимального распространения генов. Он видел в ней корень всех конфликтов, массовых убийств и страданий. Сексуальность теперь представлялась ему непосредственным и очевидным проявлением зла. Служба в полиции лишь укрепила его в этом мнении: мотивом всех преступлений были если не деньги, то секс, третьего не дано, словно человечеству не хватило воображения изобрести что-то новенькое, хотя бы в области криминала. Дело, доставшееся им сейчас, показалось ему на первый взгляд оригинальным, впервые за последние три года, по меньшей мере. Тошнотворное однообразие побудительных причин, толкающих человека на правонарушение, было невыносимо. Как и многие его коллеги, Жаслен редко читал детективы; но в прошлом году ему попалась одна книга, даже не роман, а просто воспоминания бывшего частного сыщика, описавшего свои будни и работу в Бангкоке в форме трех десятков коротких новелл. Почти в каждом случае его клиентами оказывались приезжие с Запада, потерявшие голову из-за юной тайки и желавшие знать, была ли она, как уверяла, верна им в их отсутствие. И почти в каждом случае у тайки обнаруживался целый набор любовников, с которыми она с легким сердцем проматывала их деньги, а частенько и ребенок, оставшийся от прошлых связей. В каком-то смысле это было весьма посредственное сочинение, уж как минимум никудышный детектив: фантазия у автора отсутствовала полностью, он не пытался даже разнообразить мотивы преступлений и интриги; с другой стороны, именно эта изнуряющая монотонность придавала тексту уникальный аромат подлинности и реализма.

– Жан-Пьер! – Голос Элен донесся до него как сквозь пелену, и, встрепенувшись, он вдруг увидел, что жена стоит в метре от него с распущенными волосами и в домашнем платье. Он по-прежнему сжимал Мишу в руках, подняв его до середины груди, трудно сказать, сколько он так просидел; песик смотрел на него с изумлением, но бесстрашно. – Ты в порядке? У тебя странный вид.

– На меня тут свалилось одно диковинное дело. Элен замолчала, ожидая продолжения. За двадцать пять лет их совместной жизни муж почти никогда не делился с ней своими служебными заботами. Сталкиваясь ежедневно с ужасами, зашкаливающими за обычный порог восприятия, подавляющее большинство полицейских, возвращаясь домой, предпочитают молчать о них. Возможность проветрить голову или хотя бы попытаться проветрить голову, дав себе передышку на несколько часов, – лучшая индивидуальная профилактика. Некоторые сразу начинают выпивать, заканчивая ужин в состоянии полного алкогольного отупения, и потом способны разве что дотащиться до койки. Остальные, в основном молодежь, не отказывают себе в постельных утехах, и обезображенные трупы со следами пыток в конце концов исчезают из их сознания в пылу объятий. Но и те и другие очень редко что-то рассказывают, вот и Жаслен, спустив с колен Мишу, направился к столу и, сев на свое место, стал ждать, когда жена принесет тертый сельдерей под соусом ремулад – он обожал тертый сельдерей под соусом ремулад.

5

На следующий день он отправился на работу пешком, свернув на улицу Фоссе-Сен-Бернар и неторопливо пройдясь по набережным. Долго простоял у моста Архиепископства: отсюда, по его мнению, открывался самый красивый вид на Нотр-Дам. Стояло погожее октябрьское утро, воздух был прозрачен и свеж. Он задержался еще на несколько мгновений у сквера Иоанна XXIII, разглядывая гуляющих, как правило, парами, туристов и гомосексуалистов, которые целовались или прохаживались рука об руку.

Фербер, прибыв в офис почти одновременно с комиссаром, поравнялся с ним на лестнице возле пропускного пункта на четвертом этаже. Никогда на набережной Орфевр не установят лифт, обреченно подумал Жаслен; он заметил, что Фербер нарочно замедляет шаг, пытаясь не слишком обгонять его на последнем участке подъема.

В рабочей комнате к ним раньше всех присоединился Лартиг. Он очень плохо выглядел, смуглое гладкое лицо южанина было напряженным и озабоченным, хотя в принципе он не мог пожаловаться на отсутствие оптимизма; Фербер возложил на него сбор свидетельских показаний. – Полный облом, – сразу же объявил он. – Дырка от бублика. Никто ничего не слышал и не видел. В деревне даже не засекли чужой машины за последние несколько недель…

Через пару минут вошел Мессие и, поздоровавшись со всеми, скинул с правого плеча рюкзак прямо на стол. Ему было всего двадцать три; он поступил в бригаду полгода назад и стал младшим в команде. Ферберу он нравился, поэтому он закрывал глаза на некоторую небрежность в одежде – Мессие не вылезал из спортивных штанов, трикотажного свитера и холщовой куртки, что, правда, плохо вязалось с его угловатым строгим лицом, которое крайне редко освещала улыбка; и если Фербер иногда и советовал ему пересмотреть концепцию своего гардероба, то чисто по-дружески. Мессие отправился к автомату за колой-лайт и только потом доложил о результатах своего расследования. Он как-то осунулся, создавалось впечатление, что он провел бессонную ночь.

– С мобильником никаких проблем, – заявил он, – там даже пин-кода нет. Но и интереса он особого не представляет. Разговоры с издательницей и еще с двумя типами – один привозил ему мазут, другой собирался ставить стеклопакеты… сплошь деловые и профессиональные контакты. Такое впечатление, что у мужика не было личной жизни.

В каком-то смысле удивление Мессие было неуместным: распечатка его собственных телефонных разговоров дала бы сходные результаты. Правда, в его в планы не входило пасть жертвой убийцы; почему-то принято считать, что нечто в биографии жертвы мотивирует и объясняет убийство; что в ней происходит или произошло, пусть в самом отдаленном ее закоулке, что-то интересное.

– А вот компьютер – другое дело, – продолжал он. – Во-первых, в нем два последовательных пароля, довольно заковыристых, со строчными буквами и навороченными знаками препинания… Кроме того, все файлы зашифрованы недетским таким протоколом SSL Double Layer*, длиной 128 бит. Короче, я запутался, и отослал все в BEFTI**. Он что, шизик был, наш клиент?

* SSL (от англ. Secure Sockets Layer, протокол защищенных сокетов) – криптографический протокол, обеспечивающий безопасную передачу данных.

** BEFTI – Бригада расследования компьютерного мошенничества.

– Он был писатель, – заметил Фербер. – Хотел, видимо, защитить свои тексты от пиратов.

– Ага, как же! – Мессие этот довод явно не убедил. – Судя по уровню защиты, он скорее обменивался педофильскими видео.

– Одно другому не мешает, – здраво рассудил Жаслен.

От этого немудреного замечания, сделанного без всякой задней мысли, присутствующие окончательно приуныли, осознав внезапно всю прискорбную запутанность этого дела. Что и говорить, они остались у разбитого корыта: ни мотива, ни свидетеля, ни малейшего следа. Судя по всему, эта история станет очередным висяком без единой зацепки, который если и дождется разгадки через много лет, то только по чистой случайности, – например, рецидивист, арестованный за другое преступление, неожиданно признается по ходу допроса еще в одном убийстве.

Появление Орели вывело их из оцепенения. Это была красивая девушка с кудрявыми волосами и веснушчатым лицом. Жаслен считал, что она слишком безалаберна, необязательна и на нее нельзя положиться на все сто, если работа требует особой точности исполнения; зато она оказалась девушкой активной, в неизменно веселом расположении духа, что высоко ценилось в мужском коллективе. Орели получила из Криминалистической экспертизы первые заключения. Прежде всего она протянула Жаслену объемистую папку: «Вот фотки, которые ты просил». Там было штук пятьдесят оттисков на глянцевой бумаге формата А4. Каждый из них соответствовал определенному участку пола в гостиной, где произошло убийство, площадью чуть более квадратного метра. Фотографии, предельно отчетливые, хорошо экспонированные, без тени, снятые практически по вертикали, лишь слегка наползали друг на друга и очень точно воспроизводили всю поверхность пола. Орели принесла также предварительные экспертные заключения об орудии усекновения голов как человека, так и собаки, произведенного, по всеобщему мнению, с невероятной тщательностью и аккуратностью: кровь почти не брызнула в стороны, хотя диван, по идее, должен был пропитаться ею полностью. Убийца использовал лазерный скальпель, довольно затейливый инструмент вроде маслорезки, где роль струны играет аргоновый лазер, который разрезает плоть, прижигая раны по мере поступления. Такое оборудование стоимостью несколько десятков тысяч евро можно обнаружить исключительно в хирургических отделениях больниц, где его используют для ампутации конечностей. Да и при расчленении тела, судя по безупречной четкости разрезов, преступник прибег к профессиональному хирургическому инструментарию.