Искатель, 1998 №9 - Песах Амнуэль

для меня сделал, но, Роман, я ведь дважды мог… а тебя не было рядом! Я не понимал, что именно со мной происходит, но ты и твои эксперты — почему вы не разобрались в том, что я нахожусь под действием наркотика? Я мог совершить еще несколько попыток самоубийства, и какая-нибудь наверняка оказалась бы удачной…

— Мотив, — прервал Роман мой монолог. — Ты по-прежнему не назвал мотив. Это означает, что твои знаменитые дедуктивные способности еще далеки от нормы.

— Мотив… Я же сказал: Айша, скорее всего, нарушила некий кодекс, и ее решили…

— Кто? Конкретно: имена, адреса.

— Ну откуда я могу это знать? Ты ведешь расследование вместе с французами, вот и разберитесь, это уже вопрос техники.

Роман покачал головой.

— Вся французская часть твоей версии построена на недоказанных предположениях. Что еще за организация? Почему наркотики? Если ты прав, то расследование нужно начинать заново — с нуля.

— Ты хочешь сказать, что все было не так?

— Почему же? Кое в чем ты не ошибся… Но согласись: версия, в которой не назван убийца, а мотив преступления назван лишь предположительно, не может меня удовлетворить.

— Ты слишком много от меня хочешь…

— Много? Тебе прекрасно известен истинный мотив, и ты знаешь истинного убийцу, но вот с логикой у тебя пока еще…

— Не понимаю, — растерянно пробормотал я.

— Помнишь, я говорил тебе, что у жертвы этого преступления было алиби?

— Помню, но это противоречие благополучно разрешено, или в этом я тоже ошибаюсь?

— Нет, но в некотором смысле у жертвы все-таки есть алиби. Видишь ли, Павел, все это дело нужно перевернуть с головы на ноги, и лишь тогда станут ясны и побудительные мотивы, и истинные преступники. Ты полагаешь жертвой Айшу Ступник, но бедная женщина к этому делу не имеет ни малейшего отношения. Жертва — ты. И когда до тебя, наконец, дойдет это простое обстоятельство…

— Я?!

Должно быть, я изумился слишком громко — дверь распахнулась, и на пороге возникла Лея-Сара, из-за плеча которой выглядывала Рина. Роман нетерпеливо махнул женщинам рукой.

— Кто-то убивает Айшу с помощью сильного яда, подставляет меня так, что возможность выпутаться близка к нулю, отводит от себя все улики, и ты утверждаешь, что жертва — я, а госпожа Ступник вовсе… Может, в действительности это она всадила мне шип под лопатку?

— Нет, — успокоил меня Роман. — Но все же попытайся посмотреть на себя не как на пособника преступления, а как на его жертву. Сделай усилие, это полезно и для твоего здоровья…

Я попытался. Я закрыл глаза и попробовал протянуть нить, начиная с того злосчастного вечера — банкета, когда…

О, Господи! Я вспомнил, кто первым подошел ко мне с бокалом вина. После этого бокала у меня началась жажда, и я пил потом без разбора, и пьянел, и доктор Саразин подливал мне, и мы пили за его здоровье, и за мое, да, больше все-таки за мое, то самое, которое с каждым бокалом все убывало…

— Доктор Шарль Саразин, — сказал я.

— Доктор Шарль Саразин, — повторил Роман. — Хорошо, что ты вспомнил сам, а то Михельсон уверял, что придется назначать сеансы гипноза… Так что Саразин?

— Он спаивал меня, будто хотел… Но зачем ему это?

— Ты прошел половину пути, — подбодрил меня Роман. — Пройди остальную. Когда и при каких обстоятельствах ты познакомился с Саразином? Ты знал его до встречи на конференции?

— Лично — нет. В университетских кругах он почти не известен, несколько исследований по военной истории… После моего доклада он задал два-три вопроса, не на заседании, а потом, в фойе. Очень специфические вопросы, мне показалось, что Саразин знает предмет не хуже меня, я, в свою очередь, спросил его…

— И он ответил?

— Нет, он перевел разговор…

— О чем он тебя спрашивал?

— Библиография и историография, всякие частности.

— Напомни-ка тему своего доклада.

Роман задавал вопросы резким голосом, будто вырубал их, и я поневоле отвечал коротко и четко — на секунду мелькнула мысль, что беседа наша превратилась в допрос.

— «Поставки вооружения чеченской оппозиции».

— Кто поставлял оружие чеченцам?

— Ну, это известно… Большую часть оставила российская армия в девяносто втором, да и потом российские военные продавали кое-что по мелочам, но, в основном, российское же вооружение, попадавшее на западный рынок, перекупалось и через ближневосточные каналы отправлялось на Кавказ…

— Кем перекупалось?

— Американцами через третьи и четвертые руки.

— В твоем докладе были конкретные обвинения?

— В адрес американцев? Я приводил кое-какие аргументы, достаточно серьезные…

— Ты называл фирмы?

— Я не обзор делал, а научное сообщение. Меня интересовали обобщения.

— Ты называл фирмы? — настойчиво повторил Роман.

— Нет, я еще не закончил исследование, мне важно было застолбить материал…

— Но тебе эти названия были известны?

— Естественно, я ведь не спекуляцией занимаюсь, а историей и историографией.

— Саразин спрашивал тебя названия фирм?

— Не помню… Впрочем, напрямую — нет, но было ясно, что это его очень интересует.

— Откуда у тебя сведения о конкретных перекупщиках? Это не секретные данные?

— Суперсекретные. Но, черт возьми, Роман, за кого ты меня принимаешь? Сейчас я соображаю туго, но вообще-то это мой метод анализа, и в этом я не отличаюсь от ЦРУ, где, анализируя вполне открытые материалы под правильным углом зрения, получают информацию, которую никогда бы не добыл ни один секретный агент. Найти можно все, нужно лишь правильно искать.

— Афоризм, достойный Павла Амнуэля, — удовлетворенно сказал Роман. — Последний наводящий вопрос, а дальше делай выводы сам. Посредниками были, в том числе, и французские фирмы?

— Да, «Лионские заводы Симонэ» и «Петролеум инкорпо…» Черт!

Я еще раз сказал «Черт». Я встал с дивана и попытался ходить по палате кругами, сразу ушиб колено о край кровати и, зашипев от боли, встал перед Романом.

— Ты совершенно прав, — сказал я. — Перед тобой клинический идиот.

— Признание вины не освобождает от ответственности, — заявил Роман.

— Если это так, — я рассуждал вслух, у меня возникло ощущение пустоты в нижней части черепа, сквозь эту пустоту проваливались мысли, едва успевая возникнуть, и, чтобы не потерять нить рассуждений, я просто вынужден был говорить, иначе мысль не удержать, — если это так, то… Роман, дай указание своим людям, чтобы из моего стола в университете забрали дискеты с набросками статьи… И в компьютере есть база данных, нужно проследить, чтобы никто не пробовал… Видишь ли, туда можно забраться через Интернет…

— Дискеты у меня, — сообщил Роман. — А от внешних сетей твой компьютер отключен.

— Давно?

— Как только я понял, кто тут настоящая жертва. Мотив.

— Я спрашиваю — давно?

— Вчера утром. Почти сразу после звонка Люкимсона.

— Значит, ты поверил моим воспоминаниям,