Царица ночи - Нелли Хейл

вдалеке заворчал гром. Воздух стал густым. Гроза, которую предрекали его пациентки, приближалась к городу, и Матвей ускорил шаг. К тому моменту как он переступил порог квартиры, начался мелкий дождь. Он поужинал готовой едой из контейнера и обнаружил, что у него заканчиваются продукты. Решив сходить в магазин завтра утром, он положил посуду в раковину и только собрался включить воду, как услышал тихий звук, похожий на всхлип.

Он замер. Дождь лупил в окна, и сквозь его серую пелену едва было видно дом напротив. С новой вспышкой молнии небо над городом прорезал ужасный грохот. Казалось, центр грозы находился прямо над домом Матвея, но в квартире было светло и уютно. Он мотнул головой и включил воду, но, едва успел вымыть тарелку, звук повторился.

– Да что это такое?

Его ноутбук был выключен, телефон лежал на столе, и его экран оставался темным. Он жил слишком высоко, чтобы до него доносились звуки из двора. Забыв о посуде, Матвей посмотрел на распахнутую дверь своей темной спальни. По спине пробежал странный холодок, руки вдруг задрожали, и, сглотнув, он медленно направился к двери.

– Миледи?

На его покрывале, прижав колени к груди и крепко обхватив их руками, сидела Смерть. В свете, лившемся с кухни, он смог разглядеть ее широко раскрытые глаза и растрепанные волосы. Она смотрела в щель между занавесками с таким выражением лица, словно видела там что-то ужасное, и дрожала всем телом. Когда на балконе вспыхнула молния, она всхлипнула и зарылась лицом в рукав.

Матвей замер на пороге, встревоженный и растерянный. Что она здесь делает? Почему едва не плачет? Почему опять пришла к нему? В итоге, как только гром стих, он спросил:

– Вы боитесь грозы?

– Молнии, – горячо зашептала Смерть, не глядя на него. – Я вспомнила молнии. Молния в воде, другая ближе, затем прямо в грудь… и тьма… тишина… абсолютная тишина, когда больше ничего не осталось.

Он бы решил, что у нее галлюцинации, как у сегодняшнего пациента, если бы не был уверен, что это невозможно. Она действительно что-то вспоминала. Ударила молния, и на мгновение на улице стало светло как днем. Затем послышался грохот. Сжавшись в клубок, Смерть судорожно вздохнула, словно пыталась заплакать, но не могла.

– Миледи… – повторил Матвей, подходя ближе.

Это вернуло ее в реальность. Оторвавшись от окна, она посмотрела на него и сказала, так тихо и жалобно, что у него сжалось сердце:

– Матвей… ты здесь.

– Я здесь, – подтвердил он, глядя ей в глаза. Сейчас она совсем не походила на могущественную богиню. – Я могу сесть рядом?

Она кивнула. Он осторожно опустился на кровать, едва касаясь рукой подола ее длинного темного одеяния. Смерть посмотрела на пространство, оставшееся между ними, и придвинулась ближе, пока не коснулась его плеча своим. Поймав ее неуверенный несчастный взгляд, Матвей приподнял руку, и она с дрожащим вздохом уткнулась лицом в его футболку.

– Я здесь, – повторил он, понятия не имея, что случилось, и думая лишь о том, как помочь ей. Видеть ее такой, разбитой и беспомощной, причиняло ему почти реальную боль, но Матвей решил, что подумает об этом позже.

Смерть резко вздрагивала при каждом ударе грома, словно была обычной напуганной девушкой. Он гладил ее по спине, глядя, как по окнам балкона бегут кривые струйки дождя, и чувствуя под пальцами выпирающие позвонки. До чего хрупким было тело столь могущественного существа… С новым ударом молнии он инстинктивно прикрыл ее лицо рукой, а Смерть прижалась к нему еще крепче, словно боялась, что и он умел растворяться в воздухе.

– Я здесь, я с тобой, – сказал ей на ухо Матвей, тоже оставляя церемонии. Она кивнула, не утруждая себя ответом и крепче сжав кулаки у груди.

Он не знал, сколько просидел так, медленно водя рукой вверх и вниз по ее спине и украдкой вдыхая знакомый цветочный запах. Мог ли он, будучи студентом, подумать, что однажды будет помогать самой Смерти? Боли в мышцах не было: в операционной он мог провести часы на одном месте, а однажды простоял на коленях сорок минут, держа за руку женщину, чей отец только что скончался. Она не злилась и не кричала, вместо этого вспоминая любимые семейные истории. Ей нужно было выговориться, а у него, к счастью, не возникло срочных дел.

Гром медленно стал стихать. Молнии вспыхивали все реже, и наконец за окном воцарилась тьма, в которой шелестел невидимый дождь. Смерть по-прежнему прижималась к его груди, но больше не дрожала.

Скоро ее дыхание стало ровным. Матвей гадал, уснула ли она и спала ли вообще. В ее способности плакать он сомневался: все это время она была на грани слез, но щеки оставались сухими.

– Молнии били совсем рядом. Мне казалось, я разрываюсь на части, – вдруг сказала она. – Две попали мне в грудь.

Матвей затаил дыхание, глядя в темное окно.

– Молнии унесли меня далеко. Потом кто-то сказал мне не терять надежду. Вот и все.

Для него эти слова не имели никакого значения. Он ждал продолжения, но Смерть, видимо, решила, что сказала достаточно.

– Почему ты пряталась здесь? – спросил он.

Смерть медленно выпрямилась и села на колени лицом к нему. Перестав дрожать, она посмотрела на его руки, словно вспоминая, как они держали ее, а затем подняла взгляд к его лицу.

– Больше мне некуда идти.

Матвей мог бы рассмеяться в ответ. А как же Ирий? Весь остальной мир? Страны, из которых на Бал любви прибывали гости? Или в непогоду Смерть была ограничена в своих передвижениях? Но Смерть никогда не лгала, и в ее глазах таилась та же древняя, завораживающая сила, смеяться над которой было безумием.

– Я бы выпил чаю, – наконец сказал он. – Присоединишься?

Руководство его института давно призывало граждан дарить врачам не алкоголь, а что-то более полезное. Если среди подарков все же был коньяк или вино, он отдавал его коллегам или менял на чай или кофе. Сейчас его буфету могли бы позавидовать владельцы небольшого кафе.

Несколько минут спустя он наливал кипяток в две чашки, где уже лежали шелковые пакетики с ароматом мяты. Смерть сидела за столом, закутавшись в синий плед с его кровати, как в мантию. Это навеяло воспоминания о Бале, и, сев напротив, он очень старался не думать о том, что было после.

– Это не травяной отвар и не… сурья, кажется, – сказал Матвей, чтобы отвлечь себя, – но бухгалтер, которого я оперировал, клялся, что этот чай очень вкусный.

Смерть уставилась в свою кружку, держа ее обеими руками. Матвей смотрел, как она медленно сделала глоток, но