Роса на солнце - Вадим Львов

   Ночью боевое охранение задержало несколько десятков поляков, пробирающихся через наши позиции. В обе стороны. Большая часть, понятное дело, стремилась на юг, стараясь покинуть временно оккупированную русскими территорию, но были и те, кто шёл в обратную сторону. Чтобы найти родственников, или просто, возвращаясь домой. Несмотря на войну и возможность стать жертвой шальной пули, осколка, выстрела ночного патруля или мины в ночном сыром лесу. Запомнились Громову два варшавских пацана, которые шли в Гонденз забрать мать, больного отца и сестру. Одному было лет двадцать, другому на вид шестнадцать. Парни переплыли не широкую, но стремительную Гаць в спасательных жилетах и на берегу были пойманы. При предварительном обыске в пакете, привязанном к ноге старшего, нашли пистолет-пулемёт «Скорпион» и две гранаты. Дело принимало не шуточный оборот и пацанами занялся уполномоченный особого отдела бригады, закреплённый за батальоном Громова, капитан Полушин по прозвищу Орангутанг. Капитан был рослым, длинноруким и заросшим рыжеватым жёстким волосом. Полушина побаивались, как и любого контрразведчика, несмотря на то, что военная контрразведка теперь подчинялась Минобороны. От перемены слагаемых сумма, как известно, не меняется и любой офицер знал, что с «особистами» надо всегда держать уши востро. В первую очередь это касалось Полушина. Где он служил до попадания в бригадные контрразведчики, тоже было неизвестно. Кто-то говорил, что в промышленных частях ВВ, другие говорили, что во ФСИН. Так или иначе, Полушин своё дело знал туго и за пойманных поляков взялся, не теряя ни минуты.

   — Раздеться по пояс и вывернуть карманы. — Приказал паренькам, трясущимся от холода, контрразведчик. Затем взял сильный фонарик и внимательно изучил плечи поляков, потом осмотрел ладони в районе большого пальца и приступил к изучению карманов. Закончив осмотр, он сел напротив ребят и уставился на них, словно удав Каа на стаю бандерлогов, тяжёлым немигающим взглядом.

   — Где оружие взяли, огольцы?

   — На складе, пан офицер, сказал младший и всхлипнул. Пан президент сказал, что надо Gwardia Narodowa собирать. Все военные склады открыли…Люди вооружаются. Ну вот и мы с Мареком прихватили маленько для самообороны. Младший кивнул на угрюмо молчащего старшего брата.

   Орангутанг махнул рукой солдату и ребят вывели…

   — Отпускаю я их, товарищ командир. Пусть к мамке валят.

   — Уверен, капитан? С оружием, да в зоне боевых действий…

   — Уверен. С гарантией. Я «мутнорылых» сразу просекаю. На прежней службе насмотрелся…

   — Где, если не секрет?

   — Да, не секрет. «Кум» я бывший. ФСИН…После сокращения в «особисты» пошёл…Была возможность переучиться.

   — Понятно.

   Несмотря на пещерную внешность, Орангутанг оказался довольно неплохим, не злым и, главное, сообразительным «особистом». Громов не знал, что через несколько часов, уже после начала русского наступления, Полушин войдёт в оперативную группу «особистов и комендачей», которая отправится на ликвидацию обнаруженной польской диверсионной группы. В ходе разгоревшегося боя Орангутанг получит снайперскую пулю и скончается в полевом госпитале в ходе операции.

   Артподготовка на сей раз была гораздо слабее предыдущей. То ли боеприпасов стало мало, то ли противник ожидался слабый. Кружка с «купчиком» и бумажная пачка печенья, стоящие на застеленной куском брезента корме «восьмидесятого», мерно стали подпрыгивать в такт громовым раскатом из-за леса. Вот и началось в колхозе утро….

   Завыли турбины танков, надрывно заревели, выплёвывая сизый дым, дизеля БМП и «Нон». Батальон выходил на передовую позицию. Залезая в люк по пояс, Громов обернулся и ещё раз посмотрел на рассредоточенный в лесу батальон. Вроде всё на месте, никто за ночь не пропал и на танке за горилкой не поехал. Бывали такие случаи ранее в «непобедимой и легендарной»

   По данным разведки, сороковой Померанской противостояли части уже битой десятой дивизии бундесвера. Бойкие тевтоны, получившие по куполу вчера утром, попали в крайне неприятную ситуацию. Вместо контрудара во фланг и последующего рейда по нашим тылам, генерал Шульце оказался прижат к польско-белорусской границе и для манёвра имел всего одну шоссейную и несколько просёлочных дорог. Сыграла свою роль самоуверенность союзного командования при планировании контрудара. Было понятно, что одна гвардейская танковая бригада неполного состава с танковой дивизией, хоть и ослабленной, справится не может. Поэтому бригада получила в усиление тактическую группу из состава прибывшей на фронт седьмой гвардейской танковой. Один танковый и один механизированный батальон, батарею «Тунгусок» и самоходных гаубиц «Мста». Теперь мы сравнялись с тевтонами по численности и готовы были наступать. Командование долго ломало голову над тем, что делать с прижатой к границе германской дивизии. Прижатый к стене кот превращается в тигра и дерётся насмерть. А здесь не кот, а панцер-дивизия под командованием неглупого командира… Если тевтоны упрутся, будет много мяса и крови с неизвестным результатом. Поэтому решили предоставить первое слово господину Шульце. Подтолкнём его и посмотрим на развитие событий.

   Толкать десятую танковую отправили, как и следовало ожидать, приданную в усиление тактическую группу. Она наступала правее и Громов мог только представить, какими словами крыл командование корпуса и бригады командир тактической группы полковник Игумнов. Хуже нет, быть приданным другой части. Всегда бросают в самое пекло.

   Генерала Шульце сгубила германская страсть к порядку. Требовалось, оставив всю не- гусеничную технику и автотранспорт, прорываться налегке по лесным просекам через позиции танкистов сороковой бригады в направлении на Цехановец с целью соединиться с польскими войсками и срезать русский клин, прижавший его к границе. Этот удар имел шансы на успех: гусеничная техника пробилась бы по пересеченной местности несколькими колоннами. Но тогда пришлось бы оставить на милость местных жителей и русских, основную массу раненных. И много вспомогательной техники. Как и положено дисциплинированному офицеру, генерал доложил об этом фон Ратенову. Тот, в раздражении, бросил…

   — Нет, генерал. Только не это. Вы представляете политические последствия? Несколько сотен раненых брошены на произвол судьбы… Что из этого сделают телевизионщики? Представь, реакцию канцлера и министра обороны?

   — Но это — военная необходимость, Herr der Befehlshaber. Русские, насколько я знаю, полностью выполняют Женевскую конвенцию от сорок девятого…

   — Это приказ, Шульце. Выполняйте! — И фон Ратенов отключился…

   Шульце выбрал другой вариант: оставив сильный арьергард, отступать по шоссе в сторону Бельск- Подляски и далее на Юг, где ему и следовало соединиться с поляками. Отступать вместе со всеми тылами и ранеными по хорошей дороге. Расчёт ставился на то, что русским для перехвата отступающих потребовалось наступать вдоль шоссе по пересечённой местности, ломая при этом сопротивление поляков. Это давало возможность отойти вместе с тылами и ранеными, чего и требовало командование.

   Но поляки не удержали русских. Здесь нет ничего удивительного. И нет никакой трусости или безволия поляков. Дело в другом, в мобилизации. Вчерашние обыватели, вырванные из своих удобных кресел перед телевизором, из привычной среды обитания, от жён и детей, оказались на линии огня, да ещё плечом к плечу с солдатами разбитой кадровой армии. Представьте себя на их месте, дорогие читатели. Долго вы бы сдерживали атаки неприятеля, который лупит издалека высокоточными боеприпасами, кассетными и осколочно-фугасными снарядами, а потом бросает в бой пятнистые приплюснутые танки? С действующим на нервы гулом турбин.

   Несмотря на пересечённую, удобную для обороны местность, польские войска побежали. От первого удара. Преследовать их танковая бригада не собиралась, круто повернув на юго-восток, к шоссе на Бельск- Подляски.

   Тевтонцам пришлось останавливаться и разворачивать оборону вдоль шоссе на открытом месте, а русским, атаковать из густого пролеска. Немцы дрались, как черти, не отступая и отчаянно маневрируя своими батальонами. Но шоссе было запружено тыловыми колоннами и дивизия вступала в бой частями, преодолевая месиво из машин и тягачей. Около половины немцев всё же прорвалось, несмотря на ураганный огонь русских танков и артиллерии. Все шоссе и окрестные узкие поля были завалены подбитой и брошенной техникой. У Бельск-Подляски десятая танковая дивизия бундесвера оставила семьдесят пять танков, полсотни «Пум», ещё три десятка машин потерял арьергард дивизии… Тевтонам повезло, что вся боеспособная русская авиация была задействована для нейтрализации ПВО польской столицы.