Год, когда мы встретились - Ахерн Сесилия

Вопреки моим опасениям мы с Санди периодически встречаемся, чтобы обсудить рабочие моменты, но в итоге разговор неизменно переходит на далекие от работы темы. Мне так с ним хорошо, так легко и комфортно, нет нужды притворяться и врать. Конечно, сад доставляет мне массу радости, но все же нередко я чувствую себя одинокой и ненужной, у меня ни на йоту не прибавилось уверенности в завтрашнем дне, разве что я стала меньше на этом зацикливаться. А с Санди мое одиночество отступает. Его готовность встретиться и поговорить меня исключительно приободряет. По правде говоря – знаю, это противоречит тому, что я утверждала раньше, – я бы хотела, чтобы не было никакой работы, чтобы мы с Санди могли бы встречаться просто так и болтать обо всем на свете.

Что до работы, то пока это все лишь на уровне собеседования, поэтому я не отвергаю окончательно предложение Каролины. Мы с ней несколько раз встречались по поводу «Guna Nua», и я ей помогаю, но твердой договоренности насчет долгосрочного сотрудничества между нами нет. Таким образом, если потребуется, я всегда могу выйти из игры. Но с деловой точки зрения это, конечно, не слишком хорошо ни для нее, ни для меня. Я прекрасно знаю, что дружбы для бизнеса недостаточно. Ларри мне это доказал, отправив в годичный принудительный отпуск, и пусть в каком-то смысле он сделал мне подарок, я все же предпочла бы без таких подарков обойтись. Итак, часы тикают, иногда они отсчитывают приятные минуты, иногда тяжелые, но будущее мое туманно.

Прошло уже больше двух месяцев с того скандального происшествия у папы дома. Хизер по своей замечательной способности все прощать и забывать давно так и поступила, и они с папой общаются как прежде. А я нет. Какое-то время мне было удобно, что мы не видимся и соответственно не разговариваем, но потом все стало еще хуже. Теперь я веду с ним мысленные споры, и он сводит меня с ума своими аргументами. Кроме того, раз я не общаюсь с папой, я не общаюсь и с Зарой, а это никуда не годится. Вот ради общения с ней, в первую очередь, я и решаю ему позвонить.

Мы договариваемся встретиться возле пирса на полуострове Хоут. Там изумительно красиво, день сегодня солнечный, но с моря дует прохладный ветер, и я поплотнее запахиваю плащ. И все же весна ощущается во всем: люди сбросили тяжелую зимнюю одежду и выбрались в пригород, чтобы поваляться на травке. Неподалеку от меня веселая семейная компания перекусывает жареной рыбой с картошкой, запах еды смешивается с соленым морским воздухом, и у меня текут слюнки.

– Джесмин! – доносится до меня Зарин крик еще до того, как я успеваю ее увидеть.

Она мчится ко мне и падает в мои объятия. Я подхватываю ее и только тут понимаю, как соскучилась. Это была непростительная ошибка, идиотизм, которому нет оправдания. Как она выросла за те два с половиной месяца, что мы не виделись! В ее возрасте это большой срок.

Между мной и папой должна бы возникнуть неловкость, но он легко находит выход и прибегает к своему излюбленному маневру: общаться через Зару.

– Расскажи Джесмин, как мы кормили тюленей рыбой.

Рассказывает.

– Расскажи Джесмин, как рыбак дал тебе подержать удочку.

Рассказывает.

Зара из тех детей, которые привлекают всеобщее внимание. Фокусник просит ее выйти на сцену и помочь ему, ей разрешают войти в кабину, чтобы познакомиться с пилотом, шеф-повар в ресторане зовет ее на кухню. Она излучает интерес к жизни, к людям, и в ответ они стремятся ее порадовать, сделать для нее что-нибудь хорошее.

Наконец, когда мы больше не можем общаться через нее, нам ничего не остается, кроме как молча стоять бок о бок и любоваться, как Зара носится по детской площадке с новым лучшим другом, с которым она познакомилась две секунды назад.

Он ни за что не заговорит первый, я точно знаю. Ему лучше вот так стоять в неловком молчании, чем завести неловкий разговор. В тех редких случаях, когда папе не удается уклониться от неприятного разговора, он старается свести свои проявления к минимуму. И это очень мешает, если я все же бываю вынуждена обсуждать с ним нечто важное. Я унаследовала от него эту черту. А когда из двоих ни один не хочет поговорить, ситуация более взрывоопасная, чем если оба к этому готовы.

– С Тедом Клиффордом все вышло плохо и неправильно, – вдруг заявляю я.

– У него должно освободиться место финансового директора. Сорок штук в год. Тед хотел поговорить с тобой лично, – со злостью отвечает он. И дело не в том, что я сейчас сказала, он был заранее рассержен. – Вы могли бы все обсудить между собой. Не за столом, а отдельно. Прекрасная должность. Знаешь, сколько народу о такой мечтает?

Я совсем не это имела в виду. Я говорила о том, как он повел себя с Хизер, а не о работе – хотя и эту тему я собиралась затронуть, но чуть позже.

– Я вообще-то о Хизер.

Первый раз за сегодняшний день смотрю ему в лицо и вижу, что он никак не может уловить, о чем я толкую. Наконец до него доходит.

– Я поговорил с Хизер на следующий же день. Мы все прояснили.

– И?

– Что и? И теперь я знаю про систему кругов.

– Теперь знаешь.

– Да. Теперь.

– Ей тридцать четыре года, и мы пользуемся системой кругов уже изрядное время.

Мне бы следовало сказать это громко, но я почему-то тихо мямлю. Не уверена, что он вообще меня расслышал. Надеюсь, что да. В любом случае я на это не способна: спорить, конфликтовать. Тогда я лучше отступлю и сделаю вид, что ничего не произошло. Мое детское «я» боится разгневанного отца, а вот мое «я-подросток», наоборот, бунтует.

– Ты относишься к ней, как будто она не такая, как все. Особенная.

– Нет. Я к ней отношусь ровно так же, как ко всем остальным, и ты бесишься именно из-за этого. А вот ты как раз ведешь себя так, будто она чем-то отличается. Подумай об этом. И уж извини меня, но ты говоришь одно, а делаешь совсем другое. Ты играешь не по тем правилам, которые навязываешь всем остальным. Хотя бы эта система кругов – похоже, для тебя там установлены отдельные правила, не такие, как для всех остальных, потому что все и всякий, кто к тебе приближается, – оранжевые. Нет, Зара, детка, не надо туда залезать.

Он резко обрывает разговор и бежит ей на помощь.

– Это твой дедушка? – спрашивает ее новый дружок, и Зара смеется, точно ничего забавнее в жизни не слыхала.

– Это мой папа!

Зара с папой идут на качели. Она садится на свой конец доски, он – на противоположный, с трудом втискиваясь в маленькое креслице. Когда его конец доски опускается, я вижу пролысину на затылке. Он и впрямь смахивает на ее дедушку.

Меня порядком ошарашило то, что он сказал. Так легко, беззлобно, что можно было бы и вовсе пропустить его слова мимо ушей. Но нет, напротив, обыденность, с которой он это произнес, заставляет меня крепко призадуматься.

Оранжевый круг – самый дальний от Пурпурного личного круга человека, в данном случае меня. За ним только Красный, там посторонние. В Оранжевом – малознакомые люди, с которыми невозможен ни физический, ни эмоциональный контакт.

Все и всякий, кто к тебе приближается, – оранжевые.

Мне хочется крикнуть ему, что это неправда. Беда в том, что я в этом не уверена. Единственный человек, которого я на самом деле готова подпустить близко, – это Хизер. А папу я, безусловно, поместила в Оранжевый круг. Итак, я приехала сюда, чтобы объяснить ему, в чем он неправ… нет, я приехала повидать Зару, но плюс к тому хотела, чтобы он понял – так больше нельзя себя вести, и меньше всего я ожидала, что все обернется подобным образом и мне еще и оправдываться придется.

Круги, круги. Самый широкий – Красный. Некоторые люди навсегда остаются чужими.

Расстроенная, обескураженная, еду обратно домой, к своему саду. Обратно к своим размышлениям. Надо срезать засохшие верхушки. И подготовиться к лету.

Лето

Сезон между весной и осенью. В Северном полушарии длится три месяца, самых теплых в году: июнь, июль и август.

Период наивысшего развития, завершенности и расцвета, предшествующего дальнейшему упадку: лето жизни.