Плюш и Ко - Надежда Опалева

Полин закрыла дверь за последним своим гостем. Проникающее чувство легкой обиды прицепилось к ней, словно пиявка. В те минуты на катке, когда она чувствовала себя королевой, чувствовала себя привлекательной, она ждала от Глена простого: «хорошо выглядишь!» или «тебе идет». А он, как дурак, пялился то на елку, то в лед. Нелепо все это – вложить в человека столько стараний и не похвалить… В тяжёлых раздумьях она двинулась на кухню прибирать за гостями чашки. На глаза попалась шкатулка, сделанная из бусин, что так понравилась Сид. Безделица не ассоциировались ни с какой памятной датой, Зум-Зум сделала ее от безделья еще в прошлом году, поэтому решила, что при следующей встрече подарит ее Сид.

«Я не питаю надежды» – снова слышались слова подруги. В который раз это происходит? будто бы голос Сидни взял на себя обязанности прокурора, он всплывал всякий раз, когда Зум-Зум блуждала в лабиринтах раздумий. Как ни странно, этот прокурор требовал прислушаться к нему, и Зум-Зум следовало бы сделать это, чтобы потом внутренний ее судья выносил приговор помягче.

– Уж и помечтать нельзя? – протянула Зум-Зум, расстегивая на себе тугие джинсы.

В дверь постучали.

– Вернулись, гулены? Сколько можно по гостям шататься?! – Полин была уверенна, что вернулись ее родители. Она открыла дверь и остолбенела, потому как перед ней стоял Глен.

Запыхавшийся и румяный, он пожал плечами и прошел без приглашения. Он сделал Шаг вперёд, бросил свернутую куртку под ноги, резко притянул к себе Зум-Зум и крепко её обнял. От него пахло морозом.

– Что… что… что? что ты творишь, Глен? – Зум-Зум пыталась освободиться от него, но он так крепко её держал, что все попытки были тщетны.

– Ах, подожди, я задыхаюсь! Глен, остановись на секунду. – умоляла Полин.

– Ты сегодня такая красивая! Глаза от тебя не могу отвести. Смотрел и не верил, что ты… это ты. – говорил Глен, его холодная кожа приятно касалась её щёк, а руки гладили волосы.

– А как же Патриция? – вдруг поймала она его ладонь.

– К черту Патрицию!

Глен так властно её целовал, что Зум-Зум уже не хватало сил, чтобы сопротивляться, она опомнилась, лишь когда он медленно пустил руки под её свитер.

– Что ты делаешь? – встрепенулась она.

– Разве ты не хочешь? Сегодня ты бросала такие соблазнительные взгляды, что у меня не осталось сомнений…

– Какие взгляды я бросала?

– Не знаю, какое дать им название, но раньше ТАК ты на меня не смотрела.

– Я ждала, что ты скажешь самый… хотя бы самый маленький комплимент, – призналась Зум-Зум, – но ты за вечер не сказал мне ничего. А я действительно хорошо сегодня выглядела! Ты согласен? Скажи, что я красивая.

– Ты такая красивая, что мою башню унесло сразу, как только вы вошла на каток.

– Вот это другое дело!

– Пустишь меня? – спросил он шепотом. Глен принялся жадно целовать её. Незаметно он завлек Полин в ее комнату, теперь они стояли обнявшись, где она потеряла контроль над мыслями, потерялась во времени, потерялась в Глене.

– Ты мне доверяешь? – шептал он.

– Я только тебе и доверяю.

– Ты очень красивая. Не стесняйся себя.

– Я тебе нравлюсь? – шепотом спросила Зум-Зум. – Глен, люди должны целовать только тех, кто нравится. Ты согласен? – она посмотрела на его прекрасное лицо.

Он кивнул, но промолчал.

– Так ты расстанешься с ней? – еле слышно прошептала она.

– С кем?

– С Патрицией! Глен! Нельзя вот так гулять с одной, а целовать другую! Это неправильно. Не по-человечески. – Зум-Зум отшатнулась от него, вытирая рукавом губы.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Позвонить ей сейчас? Хочешь, чтобы она примчалась сюда и закатила скандал? – Глен сделал круг по комнате, нервно взмахивая руками. – И чего ты о ней печешься? Она вот тебя не щадит. Ты бы знала, что она говорит о тебе! таких грязных слов и портовые путаны не знают. А тебе вдруг показалось нечестным, что я сегодня выбрал тебя, а не ее.

– Я и не надеялась на хорошие отзывы с ее стороны. – Зум-Зум вышла в прихожую. – А тебе следовало бы определиться между девушками, Глен.

Глен широкими шагами метнулся к входной двери, подхватил куртку:

– Как вы, дуры, меня бесите! – заорал во всю глотку Глен. – Изводите меня, пока я душу богу не отдам! Все учат, указывают мне, какой я негодный, каждая знает лучше меня, как надо жить! Я лишь прошу у вас каплю любви и понимания! А вы…Ты у меня поперек горла стоишь!

Глен умчался, тяжело топая по лестнице, и даже не стал хлопать дверью.

Глава 27

До звонка будильника оставалось еще четыре часа, на стекле красиво блестели морозные узоры, Зум-Зум сидела на кровати, обнимая скомканное одеяло. Неспокойные пальцы ног ёрзали по пушистому коврику, в тишине комнаты тихо поскрипывали, словно перешептывались, ее вещи. Шло время, немного посветлело. Будто выныривая из воспоминаний за глотком воздуха, Зум-Зум вертела головой в растерянности, потом замирала – снова погружаясь в воспоминания.

Руки Глена, его губы, горячее дыхание, его широкая спина то и дело мелькали в ее затуманенном воображении, каждый раз, когда она думала о том моменте, когда он целовал ее, по телу, от пупка к макушке, пробегал электрический разряд, она пропускала вдох… Ощупывая свою подушку она вновь вспоминала его мягкие волнистые волосы, получив дозу сильнейшего наркотика под названием Глен, ей не терпелось увидеть его, услышать его, почувствовать его.

В очередной раз вернувшись к реальности, она вдруг увидела свое отражение в лакированной дверце шкафа, оттуда на нее смотрела растрёпанная особа, больше напоминавшая размытое майонезное пятно, ее короткие пухлые ноги еле доставали до пола, покатые неэлегантные плечи словно силуэт Царя-колокола держали темную голову без шеи, темные пятна вместо глаз наводили жуть.

«Как можно полюбить такое?» – пронеслось в голове Зум-Зум.

В коридоре послышался шорох – проснулись родители. О произошедшем Полин решила никому не рассказывать, и уж точно об этом не должна узнать ее мать. Представить не трудно, какой поток причитаний польется из нее, и как долго она будет мучить Зум-Зум укоризненными взглядами из-за того, что в их дом с консервативными порядками глубокой ночью ворвался молодой удалец. А отец…

– Дочь, ты уже встала? Так рано? Не похоже на тебя. – мать заглянула в комнату. – Чай будешь?

Полин только кивнула.

Глен до сих пор не позвонил, а по ее ощущениям, он просто был обязан хотя бы написать ей. На смену заторможенности пришло гадкое беспокойство, Полин не могла унять скачущее сердце, неоткуда появившийся страх гонял ее