Трудно быть богом. Хищные вещи века - Стругацкий Аркадий Натанович

Он вспомнил вечерний Арканар.Добротные каменные дома на главных улицах, приветливый фонарик над входом в таверну, благодушные, сытые лавочники пьют пиво за чистыми столами и рассуждают о том, что мир совсем не плох, цены на хлеб падают, цены на латы растут, заговоры раскрываются вовремя, колдунов и подозрительных книгочеев сажают на кол,король по обыкновению велик и светел, а дон Рэба безгранично умен и всегда начеку."Выдумают,надо же!…Мир круглый! По мне хоть квадратный,а умов не мути!…»,"От грамоты, от грамоты все идет, братья!Не в деньгах,мол, счастье мужик, мол, тоже человек, дальше- больше, оскорбительные стишки,а там и бунт…», «Всех их на кол, братья!… Я бы делал что? Я бы прямо спрашивал: грамотный? На кол тебя! Стишки пишешь? На кол! Таблицы знаешь? На кол,слишком много знаешь!», «Бина,пышка,еще три кружечки и порцию тушеного кролика!» А по булыжной мостовой- грррум,грррум,грррум — стучат коваными сапогами коренастые, красномордые парни в серых рубахах, с тяжелыми топорами на правом плече."Братья! Вот они, защитники!Разве эти допустят? Да ни в жисть! А мой-то, мой-то… На правом фланге! Вчера еще его порол!Да,братья,это вам не смутное время!Прочность престола, благосостояние, незыблемое спокойствие и справедливость. Ура, серые роты! Ура, дон Рэба! Слава королю нашему! Эх, братья, жизнь-то какая пошла чудесная!…»

А по темной равнине королевства Арканарского, озаряемой заревами пожаров и искрами лучин,по дорогам и тропкам,изъеденные комарами, со сбитыми в кровь ногами,покрытые потом и пылью,измученные,перепуганные, убитые отчаянием, но твердые как сталь в своем единственном убеждении,бегут,идут,бредут, обходя заставы,сотни несчастных,объявленных вне закона за то, что они умеют и хотят лечить и учить свой изнуренный болезнями и погрязший в невежестве народ; за то, что они, подобно богам, создают из глины и камня вторую природу для украшения жизни не знающего красоты народа; за то, что они проникают в тайны природы, надеясь поставить эти тайны на службу своему неумелому,запуганному старинной чертовщиной народу… Беззащитные, добрые, непрактичные, далеко обогнавшие свой век…

Румата стянул перчатку и с размаху треснул ею жеребца между ушами.

— Ну, мертвая! — сказал он по-русски.

Была уже полночь, когда он въехал в лес.

Теперь никто не может точно сказать,откуда взялось это странное название — Икающий лес. Существовало официальное предание о том, что триста лет назад железные роты имперского маршала Тоца, впоследствии первого Арканарского короля,прорубались через сайву, преследуя отступающие орды меднокожих варваров,и здесь на привалах варили из коры белых деревьев брагу, вызывающую неудержимую икоту. Согласно преданию, маршал Тоц, обходя однажды утром лагерь,произнес,морща аристократический нос: «Поистине, это невыносимо! Весь лес икает и провонял брагой!» Отсюда якобы и пошло странное название.

Так или иначе, это был не совсем обыкновенный лес. В нем росли огромные деревья с твердыми белыми стволами,каких не сохранилось нигде больше в Империи- ни в герцогстве Ируканском,ни тем более в торговой республике Соан, давно уже пустившей все свои леса на корабли. Рассказывали, что таких лесов много за Красным Северным хребтом в стране варваров, но мало ли что рассказывают про страну варваров…

Через лес проходила дорога, прорубленная века два назад. Дорога эта вела к серебряным рудникам и по ленному праву принадлежала баронам Пампа, потомкам одного из сподвижников маршала Тоца.Ленное право баронов Пампа обходилось арканарским королям в двенадцать пудов чистого серебра ежегодно, поэтому каждый очередной король,вступив на престол,собирал армию и шел воевать замок Бау, где гнездились бароны.Стены замка были крепки, бароны отважны, каждый поход обходился в тридцать пудов серебра, и после возвращения разбитой армии короли Арканарские вновь и вновь подтверждали ленное право баронов Пампа наряду с другими привилегиями,как то: ковырять в носу за королевским столом, охотиться к западу от Арканара и называть принцев прямо по имени, без присовокупления титулов и званий.

Икающий лес был полон темных тайн. Днем по дороге на юг тянулись обозы с обогащенной рудой, а ночью дорога была пуста, потому что мало находилось смельчаков ходить по ней при свете звезд. Говорили, что по ночам с Отца-дерева кричит птица Сиу, которую никто не видел и которую видеть нельзя, поскольку это не простая птица.Говорили,что большие мохнатые пауки прыгают с ветвей на шеи лошадям и мигом прогрызают жилы,захлебываясь кровью. Говорили, что по лесу бродит огромный древний зверь Пэх, который покрыт чешуей, дает потомство раз в двенадцать лет и волочит за собой двенадцать хвостов, потеющих ядовитым потом.А кое-кто видел,как среди бела дня дорогу пересекал, бормоча свои жалобы,голый вепрь Ы,проклятый святым Микой,-свирепое животное, неуязвимое для железа, но легко пробиваемое костью.

Здесь можно было встретить и беглого раба со смоляным клеймом между лопаток- молчаливого и беспощадного,как мохнатый паук-кровосос.И скрюченного в три погибели колдуна,собирающего тайные грибы для своих колдовских настоев, при помощи которых можно стать невидимым, превращаться в некоторых животных или приобрести вторую тень.Хаживали вдоль дороги и ночные молодцы грозного Ваги Колеса, и беглецы с серебряных рудников с черными ладонями и белыми,прозрачными лицами.Знахари собирались здесь для своих ночных бдений,а разухабистые егеря барона Пампы жарили на редких полянах ворованных быков, целиком насаженных на вертел.

Едва ли не в самой чаще леса, в миле от дороги, под громадным деревом, засохшим от старости,вросла в землю покосившаяся изба из громадных бревен, окруженная почерневшим частоколом.Стояла она здесь с незапамятных времен, дверь ее была всегда закрыта,а у сгнившего крыльца торчали покосившиеся идолы,вырезанные из цельных стволов.Эта изба была самое что ни на есть опасное место в Икающем лесу.Говорили, что именно сюда приходит раз в двенадцать лет древний Пэх,чтобы родить потомка,и тут же, заползши под избу, издыхает,так что весь подпол в избе залит черным ядом, а когда яд потечет наружу- вот тут-то и будет всему конец. Говорили, что в ненастные ночи идолы сами собой выкапываются из земли,выходят к дороге и подают знаки. И говорили еще,что изредка в мертвых окнах загорается нелюдской свет, раздаются звуки, и дым из трубы идет столбом до самого неба.

Не так давно непьющий деревенский дурачок Ирма Кукиш с хутора Благорастворение (по-простому- Смердуны) сдуру забрел вечером к избе и заглянул в окно. Домой он вернулся совсем уже глупым, а оклемавшись немного, рассказал, что в избе был яркий свет и за простым столом сидел с ногами на скамье человек и отхлебывал из бочки,которую держал одной рукой.Лицо человека свисало чуть не до пояса и все было в пятнах. Был это, ясно, сам святой Мика еще до приобщения к вере,многоженец,пьяница и сквернослов. Глядеть на него можно было, только побарывая страх. Из окошка тянуло сладким тоскливым запахом,и по деревьям вокруг ходили тени.Рассказ дурачка сходились слушать со всей округи. А кончилось дело тем, что приехали штурмовики и, загнув ему локти к лопаткам,угнали в город Арканар.Говорить об избе все равно не перестали и называли ее теперь не иначе, как Пьяной Берлогой…

Продравшись через заросли гигантского папоротника,Румата спешился у крыльца Пьяной Берлоги и обмотал повод вокруг одного из идолов. В избе горел свет,дверь была раскрыта и висела на одной петле.Отец Кабани сидел за столом в полной прострации. В комнате стоял могучий спиртной дух, на столе среди обглоданных костей и кусков вареной брюквы возвышалась огромная глиняная кружка.

— Добрый вечер, отец Кабани, — сказал Румата, перешагивая через порог.

— Я вас приветствую,-отозвался отец Кабани хриплым,как боевой рог,голосом.

Румата, звеня шпорами, подошел к столу, бросил на скамью перчатки и снова посмотрел на отца Кабани.Отец Кабани сидел неподвижно, положив обвисшее лицо на ладони. Мохнатые полуседые брови его свисали над щеками, как сухая трава над обрывом. Из ноздрей крупнозернистого носа при каждом выдохе со свистом вылетал воздух, пропитанный неусвоенным алкоголем.