Вечный сон - Раймонд Чэндлер

Возникновение в ранней юности подобной двойственности — американец по рождению, англичанин по воспитанию (а на какое-то время и по паспорту) — определило на всю жизнь своеобразие натуры, характера, вкусов, привязанностей Чандлера. Хотя большую — и наиболее плодотворную — часть жизни Чандлер прожил в США, он с какой-то романтической любовью относился к Англии, в глубине души считая себя настоящим британским джентльменом, опоздавшим родиться лет эдак на сто!

Быть может, всю жизнь терзавшее Чандлера чувство, что он — «человек без корней» — существует словно бы между двух стран, двух народов, двух культур, и подарило ему своеобразное «отстранение» — его взгляд на американскую действительность был ясен, непредвзят и критичен…

Ровно шесть месяцев прослужил Чандлер в Адмиралтействе. То была далеко не последняя и не самая успешная попытка обмануть судьбу… Но душа жаждала творчества. Он начинает писать стихи, впрочем ничем не примечательные. Оставив, несмотря на бурные протесты родственников, чиновничью службу, Чандлер поступил репортером в газету «Дейли экспресс». Стеснительному и замкнутому юноше нелегко было добиться успеха на этом поприще, но он не гнушался самой черной и неблагодарной работой при условии, что связана эта работа с литературой. Такая работа нашлась для него в «Вестминстер газетт», вечерней лондонской газете либерального направления, где он на основе публикаций зарубежной печати компоновал колонку по вопросам европейской политики. Публиковал без подписи, так что даже неизвестно, сколько таких колонок им в общей сложности было написано. В этом же издании печатались сценки, зарисовки и стихи Чандлера. Желание стать писателем не оставляло его, но он никак не мог найти свою тему, свой голос. Не прибавляла уверенности в завтрашнем дне постоянная нужда. Так продолжалось несколько лет — никакой определенности или перспективы так и не появилось, и вот в 1912 году Чандлер решает возвратиться в США. Ему пришлось занять на дорогу у дядюшки Эрнеста 500 фунтов, вернуть же — на шесть процентов больше: английские родственники не любили чистой благотворительности. Тут уж никаких оснований для идеализации «доброй старой Англии» при всем желании найти не удалось.

На родине Чандлер оказался совсем без средств к существованию. Ему пришлось попробовать себя в самых разных сферах. Был он сельскохозяйственным рабочим, по 10 часов в день собирал абрикосы за 20 центов в час; на фабрике спортивного инвентаря натягивал струны на теннисные ракетки…

В эти годы и увидел Чандлер пропасть между богатыми и бедными. Несомненно, отсюда и пошло его критическое отношение к миру богатых, впоследствии столь ярко проявившееся в его произведениях.

В конце концов Чандлеру удалось получить место бухгалтера, что в принципе ничем не отличалось от того, чем занимался он в британском Адмиралтействе. В 1917 году он пошел добровольцем в канадскую армию, несколько месяцев прослужил в частях, находившихся в Англии и Франции, однако участия в сражениях первой мировой войны так и не принял.

После войны его вновь ожидали чиновничьи будни. И Чандлер снова, как будто безропотно, согласился с подобной судьбой. Но постоянный заработок был необходим — в том числе и потому, что в 1924 году он женился по большой любви на женщине, которая была на восемнадцать лет его старше. Нежное чувство к Сисси он пронес через всю жизнь — они прожили вместе 30 лет.

В нефтяной компании, где он начал службу в качестве обычного клерка, Чандлер довольно быстро и, казалось бы, совсем неожиданно сделал карьеру — стал вице-президентом. Его ценили за быстрый ум, за способность оперативно решать сложные деловые вопросы. Но, судя по всему, нагрузка на хрупкую психику Чандлера очень скоро стала непосильной. Огромная ответственность, постоянное общение с бесконечным количеством людей оказались для его замкнутой натуры тяжким испытанием, которое вело к переутомлению, к стрессу. Целый ряд причин: экономический кризис начала 30-х годов, непростые отношения с руководством фирмы, пристрастие Чандлера к алкоголю — все вместе привело к закономерному финалу. Он был вынужден уйти и вновь остался без средств к существованию.

Работа, в ходе которой приходилось сталкиваться с большим количеством людей, не привлекала Чандлера, да и характер был у него не из легких. При внешней скромности и застенчивости он был нетерпим, вспыльчив, крайне раним, раздражался от любого пустяка. Однако все знавшие его в один голос отмечали его доброжелательность, готовность помочь тому, кто в этом нуждается.

Чандлер был стеснителен, но не робок и более всего дорожил своей независимостью. Его биограф Макшейн приводит любопытный случай. Однажды в ресторане Чандлера заметил всемогущий шеф ФБР Гувер и велел официанту пригласить писателя к своему столику. Чандлер же попросил официанта передать Гуверу, чтобы тот катился ко всем чертям. Но случилось это много позже, когда к Чандлеру пришла известность, а в начале 30-х годов положение его было просто катастрофическим.

Сегодня, конечно, можно только гадать, занялся Чандлер сочинением детективных историй заработка ради или же он наконец понял, что нашел свое призвание, — во всяком случае, как признавался позже сам автор, «внезапно меня осенило, что я вполне мог бы заняться сочинением подобного рода историй и немного подзаработать, пока набью руку»[11].

В 20 — 30-е годы в США издавалось великое множество журналов и журнальчиков, так называемых «pulp fiction», печатавшихся на дешевой бумаге и публиковавших сенсационные материалы и развлекательные рассказы. Наиболее высоким уровнем среди них выделялся журнал «Черная маска», в котором сотрудничали Э. С. Гарднер и Д. Хэммет. Первый рассказ Чандлера «Шантажисты не стреляют» был опубликован в «Черной маске» за декабрь 1933 года. Тогда дебютанту было сорок пять лет. Его первый роман «Вечный сон» вышел в 1939 году. Собственно, из двадцати шести лет литературной карьеры Чандлера наиболее продуктивными стали пять лет с 1939 по 1943 год, когда увидели свет романы, принесшие ему заслуженную славу. С 1933 по 1939 год продолжался своеобразный период ученичества. Писатель настойчиво искал своего героя, стиль, интонацию. После 1953 года, когда выходит роман «Долгое прощание», Чандлер практически замолкает.

В критических работах, посвященных жанру детектива, имя Чандлера обычно упоминается рядом с именем его коллеги и современника Д. Хэммета, с которым Чандлер, по собственному признанию, ощущал безусловную духовную и творческую близость. Произведения обоих писателей относят к школе так называемого «крутого» (hard-boiled) детектива. Писатели, по существу, не были знакомы друг с другом, так что о какой-то общей идейно-эстетической позиции речи быть не могло. Известен случай, когда они встретились на одном обеде, но пресловутая застенчивость помешала Чандлеру подойти и поговорить с тем, чьими книгами он искренне восхищался.

Что же объединяло Чандлера и Хэммета? Оба они оказались смелыми реформаторами жанра, резко порвавшими с традиционным детективным каноном, в котором повествование строилось вокруг разгадки тайны того или иного преступления, совершавшегося в своеобразном вакууме, в отрыве от реальной жизни с ее конфликтами и проблемами. Первоэлементом канонического детектива (у Конан Дойля, А. Кристи и др.) считалось действие, напряженное развитие интриги, нередко в ущерб полнокровности характеров и психологической убедительности поступков персонажей.

У Чандлера на первый план выходит быт, повседневность. В его книгах нет, по сути дела, тайны как таковой, а есть некие невыясненные обстоятельства. Силой, сцепляющей произведение воедино, становится не ход расследования, не стремительное развитие фабулы, а совсем иной, необычный, можно даже сказать — новаторский, художественный прием: «Моя теория такова: читатель только думает, что в романе его волнует действие, ход событий; на самом же деле именно развитие событий волнует меньше всего, хотя об этом никто и не догадывается. В действительности читателя — да и меня — заботит эмоциональный фон, который создается диалогами и описаниями событий. Запоминается… прежде всего не тот факт, что человек убит, а то, что в момент смерти он пытался подхватить с полированной поверхности бюро канцелярскую скрепку, которая постоянно ускользала у него из-под рук, а потому на лице убитого застыло напряженное выражение, а рот приоткрылся как бы в гримасе отчаяния. О смерти в тот момент у персонажа и мысли не было. Он даже не догадывается о ее приближении: все дело в том, что эта проклятая скрепка никак ему не поддавалась!» Подобное внимание писателя к детали, не являющейся «ключом» для установления истины (или «псевдоключом», на время эту истину затемняющим), а просто создающей атмосферу, считалось в каноническом детективе художественным излишеством. В детективе Хэммета и Чандлера «излишество» приобретает важные художественные функции.