Дарт Вейдер ученик Дарта Сидиуса - Jamique

Пусть адмирал поймёт, насколько это не игрушки.

И гвардейцы – тоже.

Это – мерзость и пустота перед врагом, которого не видно.

Он слушал – а слышал другое.

…-Ты не понимал, - сказал вчера Палпатин, когда они оба успокоились, - но ты и не мог понимать. Никто не мог, кроме старого ситха с извращённым умом, у которого в последнее время было слишком много одиночества. Дни тянутся бесконечно, а ночи и того больше, и необходимо было себя чем-то занять. А тут ещё вечные неотвязные мысли…

Он воспринял спокойно то, что говорил его учитель. Деловой тон. Размышление-память. Что было – то было. С этим они разобрались. Теперь настало время анализа.

А ростки будущего помещены в их общем прошлом.

-…неотвязные мысли. Круг за кругом. Раз за разом. Особенно во время бессонницы, - сказал Палпатин. – Лежишь ночью, уже открыв глаза – и выдумываешь себе такое… Не представляешь, какие чудовищные конфигурации зарождались в эти часы в моей голове. Но именно их безудержная ненормальность, которую я позволил, и выводила меня постепенно на иного рода мысли. Столь же чудовищные, Вейдер, но весьма логичные, вот беда…

Он всунул руки в противоположную каждой из них широкую рукавину балахона, как будто обнял сам себя, поёжился, повернулся к нему и цепко охватил взглядом ученика.

-Сейчас я способен воспринимать самые чудовищные с моей точки зрения мысли, - ответил Вейдер. – Я всегда верил в ваш ум, учитель. Только никогда не хотел этого признавать.

-Ценно, что сейчас признал, - без усмешки ответил Палпатин. – И на этом спасибо. Нет, я как раз не собираюсь тебе что-то вещать. Нам уже с тобой надо пройтись по всей цепочке несуразиц, которые я выявил за последнее время и посмотреть: что из всего этого вытекает? Один-единственный ум, даже сильный, имеет тенденцию замыкаться в самом себе, - пояснил он. – Он вполне способен создать жёстко непротиворечивую конструкцию, которая не будет иметь ни малейшего отношения к реальному положению дел. Хотя я уже вертел и так, и эдак. Но всё же.

-Я слушаю вас, учитель.

-Давай начнём с простого. Пройдёмся по фактам. Без мистики, без привлечения всевозможных потусторонних объяснений. Даже в делах, которые касаются именно потусторонних явлений. Дано: твоему сыну является Оби-Ван. Якобы из мира Великой Силы. Ты сканировал его мозг и сам поверил в существование этого старого джедая. Так?

-Да. Образ был очень сильный. Живой. Люк не просто был уверен в том, что он его видел и чувствовал – но этот образ был независим от его мозга. Я поручусь за это.

-Дальше. Кто-нибудь ещё являлся кому-то из мира Великой Силы?

-Легенды…

-Анакин, какого джедая мне нужны твои легенды? Ответь на очень простой вопрос: тебе, кому-то знакомому другому из мира Великой Силы кто-то являлся? Куай-Гон? Мать? Ладно, мать – не одарённая, но Куай-Гон? Или, скажем – Оби-Вану? А Куай джедай сильный. Ты – тоже. И ты тосковал.

-Нет. Никогда.

-Испарение Оби-Вана оставим на совести Люка.

-Он сказал, что Йода тоже испарился.

-Что-о-о?!

Пять минут искреннего смеха. Перешедшего в оскал.

-Тьма и бездна, Вейдер! Какого…

-Учитель?

-Итак, - с прежним хладнокровием продолжил Палпатин, - извини. Продолжим дальше. Только Оби-Ван являлся и только Люку. Других случаев не вижу.

-Йода говорил…

-Ну?

-Когда я, тогда, на Татуине, крушил тускенскую нечисть, Куай-Гон вроде бы кричал: “Анакин, не надо!”

-Тускенскую нечисть, - повторил Палпатин. – До неё ещё доберёмся.

Глубочайшее, глубокое раздумье.

-Концы не сходятся с концами, - сказал император. – Никак концы не сходятся с концами. Только Оби-Ван приходит из мира Великой Силы, как из своей гостиной. Единственный и неповторимый. Всё. Больше никто. Ничто из самых сильных орденских рыцарей. Как будто появление остальных было просто не нужно.

Они переглянулись.

-Можно спросить?

-Конечно.

-А вы слышали своего ученика? Того. Сайрина.

-Нет. Я же говорю: нет. Никто. Никогда. Из самых близких. Из самых сильных. С кем при жизни был теснейший ментальный контакт. Сила чавкнет – и проглотит. Никто не возвращается. Все там исчезают.

-Учитель, - произнёс тяжело Вейдер, - вам не кажется, что что-то сильно не в порядке с миром Великой Силы?

Острый взгляд в ответ.

-Мне кажется, мой мальчик, что-то сильно не в порядке с самим миром.

-Хорошая задачка, - сказал Якс, медленно обводя всех взглядом. – Такое есть, хотя быть не может.

-Нет, Якс, - с лёгчайшей иронической издёвкой сказал Вейдер, - я не пил для храбрости перед тем, как привести принцессу на мостик Звезды.

Мара резко фыркнула. Пиетт мысленно проаплодировал своему командующему.

-Милорд, - признался гвардеец, оставшись невозмутимым, - сейчас мой ум перебирает самые невозможные варианты.

-Ну, - сказал Палпатин, - это как раз ещё не столь невозможно. Адмирал Пиетт, - тот вздрогнул, - вы присутствовали при операции около Хота. Какое у вас осталось впечатление от того, как она была проведена?

Пиетт посмотрел на Вейдера.

-Говорите, - сказал тот. – Чтобы вас это не останавливало, скажу сам: мне было крайне важно, чтобы повстанец Скайуокер был взят живым. Соответственно, операция, которая могла быть классической операцией на уничтожение, хромала на обе ноги. Я не знал, где находится мой… - он замолчал. – Да, Пиетт, вы же не знаете. Люк Скайуокер – мой сын. А Лея Органа – дочь.

Пиетт очень надеялся на то, что его вытаращенные глаза были таковыми только в течение двух секунд.

-Простите?

-Нет, Вейдер не шутит, - поморщился император. – Что есть, то есть. Грехи юности, чтоб их…

-Вот именно, - мерно ответил Вейдер.

Мара. Потом пришла Мара.

-Ты не возражаешь? – спросил его Палпатин. Он не возражал абсолютно. К Маре он привык, знал её с детства, ценил её ум и преданность. В последние четыре года, правда, отношения между ними были резко испорчены. Мара Джейд, узнав, что происходит, прямо сказала лорду Вейдеру всё, что она думает о его марафоне за сыном. Но три месяца назад всё вернулось на свои места. Они поговорили. Мара обеими руками поддерживала его план. И не заикнулась даже на счёт: я же говорила! Это было уже не важно. А они оба никогда не обращали внимания на неважные детали.

У Вейдера было сильное подозрение, что она не исполнила приказ безумного императора сознательно. Убить Скайуокера. Она была осведомлена о планах Вейдера и делала чёткое различие между своим учителем в нормальном состоянии – и состоянии безумия.

Кажется, Палпатин думал так же. Он не говорил, а Вейдер не спрашивал. Как всегда. Может, потому между ними и накопилось столько непонимания и гнуси, что они оба предпочитали молчать?

Мара пришла через пять минут после вызова, иронически поклонилась обоим от двери:

-Мара Джейд, Рука императора, прибыла по вашему приказу…

-Входи, - усмехнулся Палпатин. – Ну, как тебе Лея?

-В девчонке есть потенциал, - с лёгким удивлением ответила Мара. – Она сама этого не знает, но в ней мощнейший потенциал того, кем она могла бы стать. Не будь рядом с ней огузка Бейла и тощей Мотмы. Я в конце концов её пожалела, - сказала она серьёзно. – Ей этого не показала, но – какой красоты пламя могло бы гореть в ней!

-Ничего не пропадает, - философски ответил Палпатин. – Раздуем ещё.

Потом она слушала то, что ей говорили. Объяснять было не надо – Вейдер понял и сам. Единственным человеком, который все эти четыре года выслушивал старческий бред императора, была его Мара. Она не удивилась ничему. Но слушала внимательно. Видно, в достаточно чёткой последовательности ей это излагали впервые.

-У меня есть добавление, - сказала она, выслушав. – Можно?

-Конечно, - сказал император.

-Милорд, - повернулась она к Вейдеру, - я кое-что заметила в вашем поведении. Кое-что, связанное с вашими детьми. Коль скоро я с ними общалась…

-Говори, - кивнул Вейдер.

-Я имела возможность наблюдать за вами всё последнее время, - обдумывая каждое слово, сказала она. – Ваша реакция на сына была совершенно однозначной: всплеск. Такой сильный всплеск то ли родительских чувств, то ли голоса крови, который захватил вас всего. Думаю, не ошибусь, если скажу, что некоторое время, равное нескольким годам, вы жили только этим.