Затерянный мир Кинтана-Роо - Мишель Пессель

После многих молитв на языке майя, обращенных к христианским святым, Сан-Лоренсо и Санта-Рите, а также к богу майя Канче Балам, жрец стал по очереди брать в руки сосуды и, чуть-чуть отпив из каждого, передавал остальное присутствующим в храме взрослым и детям, которые принесли с собой собственные сосуды, чтобы пить из них на церемонии.

Это была странная смесь христианского богослужения и языческих ритуалов. После ритуального питья атоле жители деревни вернулись домой, где продолжали пить какой-то другой, своеобразный напиток из перебродившей кукурузы и меда. У Канче такого напитка было заготовлено вдосталь, и он просил меня разделить с ним компанию. Жидкость оказалась приятной на вкус. Когда я ее выпил, желая доставить удовольствие хозяину, голова у меня закружилась, я стал быстро пьянеть, так же как Пабло Канче и все остальные жители деревни. В конце концов после многих довольно бестолковых попыток показать, как мне понравился напиток и какие успехи достигнуты мной в языке майя, я плюхнулся в свой гамак и молниеносно уснул.

Когда я проснулся, было уже около трех часов дня. Миссис Канче приготовила еду. Это подкрепило меня и опять поставило на ноги. Как всегда, ел я один, а миссис Канче передавала мне одну за другой горячие тортильи.

Окончательно придя в себя, я постарался поподробнее расспросить Канче о деревне, в особенности же разузнать, есть ли тут поблизости древние руины. С этим мне пришлось порядком повозиться, потому что Канче никак не мог понять, что я подразумеваю под словом «руины». Когда же он наконец это понял, я услышал обнадеживающий ответ:

— Здесь их много.

Мы вышли с ним из деревни, миновали покрытый пальмовыми листьями алтарь, куда индейцы ставили своих идолов, чтобы отгонять злых духов, и пересекли маленькую полянку в джунглях. Канче сказал, что это кладбище. Среди высокой травы и небольших деревьев виднелись могилы, на каждой крупными камнями выложено по два концентрических круга. Это было простое, но полное особого смысла кладбище индейцев, вся жизнь которых, как и их могилы, уместилась на одной лишь крохотной полянке среди всепоглощающих джунглей. От кладбища мы свернули на узкую тропинку и, пройдя несколько сот ярдов, оказались у невысокой каменной стены, ведущей к остаткам маленького разрушенного храма с провалившейся крышей. Заглянув поверх стен внутрь, я увидел среди груды камней обломки идола. Канче сказал, что это священная статуя.

По пучкам засохших цветов и листьев, разбросанным вокруг, можно было заключить, что индейцы все еще поклоняются идолу. Я хотел подобрать и рассмотреть обломки, но Канче запретил мне к ним прикасаться: ведь они были священны.

Осмотрев как следует маленький храм, я спросил у Канче, есть ли тут еще руины, но он явно не хотел говорить об этом. Лишь после очень долгих уговоров он наконец сообщил, что есть и другие развалины, только далеко отсюда. Место это называется Чунйашче, что на языке майя означает «ствол сейбы». Там много построек, и некоторые такие высокие, что, взобравшись на них, можно увидеть море. Канче уверял меня, что они даже выше Кастильо. Именно там останавливается на ночь ежегодная процессия со священными крестами на пути из Чумпома в Тулум.

Видимо, развалины эти находились к югу от Тулума и довольно далеко от берега. Я принялся уговаривать Канче пойти туда, но он отказывался. Это очень далеко, идти надо два дня. Вечером я снова пристал к нему с уговорами, и он наконец сдался.

Я решил воспользоваться случаем, чтобы спросить Канче, сможет ли он быть моим проводником, когда я пойду дальше на юг. Путь мне предстоит еще долгий, поэтому я очень нуждаюсь в его помощи. Канче согласился проводить меня лишь чуть подальше Чунйашче, до того места на берегу, которое называется Капечен, что означает «четыре сенота». Там живут индейцы, его знакомые.

Уходить я решил через два дня, а пока старался узнать как можно больше о Тулуме. Видимо, до меня никто из иностранцев не бывал в этой удивительной деревне, так что теперь я не собирался терять здесь зря время. Канче обрадовался, что я хочу побыть у него еще немного, а мой интерес к делам деревни ему явно очень польстил.

На следующий день уже без всяких церемоний он водил меня по домам знакомиться с теми, кого не было дома при первом нашем посещении. Хотя я и чувствовал себя, как лев в зоопарке, все же мне нравились эти визиты. Матери показывали мне своих больных детей, и, когда я дал таблетку одному ребенку, у которого, видно, была дизентерия, индейцы стали обращаться ко мне со всеми своими болячками и хворями. Они описывали симптомы, а Пабло Канче переводил все это на свой необыкновенный майя-испанский язык, который я теперь хорошо понимал. К тому же я уже усвоил с десяток самых необходимых фраз на языке майя и несколько десятков отдельных слов.

Благодаря маленькой врачебной практике я завоевал огромную популярность. В тот день женщины допоздна приходили в хижину Канче и приносили мне в подарок свежие яйца, а я отдавал их миссис Канче, к полному ее восторгу.

Всю вторую половину дня я делал пометки в своей маленькой записной книжке, а Канче тем временем просто сгорал от любопытства. С присущей ему пытливостью он расспрашивал, смогу ли я научить его читать, и, чтобы показать всю серьезность своего намерения учиться, он подошел к маленькому деревянному сундучку, стоявшему у стены, торжественно извлек оттуда журнал и показал его мне с величайшей гордостью, как бесценное сокровище. Это был пожелтевший грязный номер популярного мексиканского журнала за 1944 год. Целых две недели я не видел в глаза ни строчки и теперь с восторгом набросился на старый журнал. Что это было за чтение! Я не мог сдержать улыбки, читая в своем гамаке о высадке войск союзников в Нормандии. Как удивительно было читать этот старый журнал в такой далекой стороне! Я почти перестал понимать, действительно ли тут написано о прошлом, или, может быть, затерянный среди первобытных индейцев, я читаю научную фантастику о далеком будущем.

Заметив, какой интерес вызвал у меня журнал, единственное печатное произведение в Тулуме, Канче снова подошел к сундуку и на этот раз вернулся с еще более удивительными сокровищами — маленькой жестяной коробочкой с гвоздями, фотографией какого-то негра и тремя гваделупскими монетами по десять сантимов. На мой вопрос, откуда эти вещи, Канче сказал, что нашел их на берегу. Затем, как бы желая похвастаться богатствами деревни, Канче вышел из хижины и вернулся с соседкой, которая держала в руках большую глиняную банку с надписью на крышке: «Графитовая мазь». Ее тоже нашли на берегу. В общем это были сокровища из внешнего мира, прибитые к берегам Кинтана-Роо, почти единственные посланцы цивилизации. Кроме банки графитовой мази соседка принесла кусок спасательного плота и коробку таблеток без надписи. Она утверждала, что таблетки хорошо помогают от болей в желудке.