Рифтеры - Питер Уоттс

– Ты мне нужен, – очень тихо жужжит она.

– Нет. Тебе нужен Карл Актон.

– А это еще что значит?

– Тебе нужно то, что он с тобой делал.

Вся теплота покидает ее, остается только медленное, леденящее кипение.

– Это что, Карл? Большое озарение, которое ты получил, пока ходил одержимый духами в грязи? Думаешь, ты меня знаешь лучше, чем я сама?

– Ты знаешь…

– Только это не так. Ты ни хрена обо мне не знаешь и никогда не знал. И у тебя смелости не хватит все выяснить, поэтому ты бежишь во тьму и возвращаешься, изрекая всякую претенциозную чушь.

Она подстрекает его, знает, что провоцирует, но он просто не реагирует. Даже его ярость сейчас была бы лучше, чем это.

– Я сохранил его под именем «Тень», – говорит он.

И она смотрит на него и ничего не может сказать.

– Файл, – добавляет Карл.

– Да что с тобой такое?

Она начинает его бить, лупить изо всех сил, но он не отвечает тем же, даже не защищается да Господи почему ты не дерешься со мной сволочь почему не покончишь с этим ну давай выбей из меня всю дурь а потом нам обоим станет стыдно и мы пообещаем никогда не делать этого снова и…

Только сейчас ее покидает даже гнев. По инерции от нападения они расходятся друг от друга. Лени хватается за причальный кабель. Морская звезда, присосавшаяся к нему, слепо тянется к Кларк кончиком своего луча.

Актон не останавливается, уплывает вдаль.

– Останься, – говорит она.

Он делает нырок и замирает, ничего не отвечая, далекий, еле различимый, серый.

Здесь столько всего невозможно сделать. Нельзя заплакать. Даже закрыть глаза. А потому Лени пронзает взглядом дно, смотрит на собственную тень, уходящую во тьму.

– Зачем ты это делаешь? – спрашивает она, уставшая, и не знает, к кому сейчас обращается.

Его тень наплывает на ее. Механический голос отвечает:

– Это то, что делаешь, когда действительно кого‑то любишь.

Лени вскидывает голову вверх, успевая заметить, как Карл исчезает.

Когда она возвращается, на «Биб» царит тишина. Единственный звук – мокрое шлепанье ее ног по палубе. Лени забирается в кают‑компанию и, выяснив, что там никого нет, направляется в коридор, ведущий к каюте.

Останавливается.

В отсеке связи на экране светящаяся иконка медленно двигается в сторону Жерла. Дисплей лжет ради пущего эффекта: на самом деле Актон темный и ничего не отражает, светится не больше, чем она сама.

Лени снова думает, не должна ли она остановить его, хотя бы попытаться. Карла никак не одолеть силой, но, может, ей просто не пришли в голову верные слова. Может, если она все сделает правильно, то ей удастся вернуть его, заставить войти на станцию, убедить. Ты – больше не жертва, как‑то сказал он. Возможно, теперь Лени превратилась в сирену.

Только слова не приходят.

Он уже почти добрался. Лени видит, как он скользит между огромных бронзовых колонн, а следом завиваются спиралями туманности бактерий. Кларк представляет, как его лицо обращено вниз, изучающее, безжалостное и голодное, и видит – Карл направляется к северному концу Главной улицы.

Лени отключает экран.

Ей не нужно наблюдать за этим. Она понимает, что происходит, а машины отреагируют, когда все кончится. Она не сможет остановить их, даже если попытается, разве только не разобьет тут все в труху. Именно это ей и хочется сейчас сделать. Но Кларк держит себя в руках. Тихая, словно камень, она сидит в командном отсеке, глядя на пустой экран, и ждет, когда взвоет сирена.

НЕКТОН[29]

СУХОПУТНИК

РЕЗКИЙ СТАРТ

Ему снилась вода. Ему всегда снилась вода. Запах мертвой рыбы в гниющих сетях и радужные лужи бензина, которые, мерцая, расплывались от дамбы в Стивстоне, дом, расположенный так близко от берега, что на него с трудом выписывали страховку. Ему снились те времена, когда понятие берега еще означало нечто определенное, даже та грязно‑коричневая полоса, где река Фрэйзер кровоточила в пролив Джорджия. Его мать стояла над ним, лучилась улыбкой и словами: «Жизненно важный экологический источник, Ив. Перевалочный пункт для мигрирующих птиц. Фильтр для всего мира». И маленький Ив Скэнлон радовался в ответ, гордый, что он единственный из всех своих друзей – ну не друзей на самом деле, но, возможно, теперь они ими станут – вырастет, ценя природу не понаслышке, прямо здесь, на своем новом заднем дворе. В полутора метрах от линии прилива.

А потом, как обычно, реальный мир ворвался в сон, пинком распахнув двери, и поджарил мать током прямо посреди улыбки.

Иногда он мог отложить неизбежное. Воспротивиться разряду от прикроватного сонника, еще несколько секунд побороться и не возвращаться. Тридцать лет случайных образов искрами проносились в разуме: падающие леса, раздувшиеся пустыни, ультрафиолетовые пальцы, все глубже погружающиеся в бесплодные моря. Океаны, вползающие на берега. Жизненно важные экологические ресурсы превращались в незаконные лагеря беженцев, а потом в затопляемые приливом зоны.

Ив Скэнлон просыпался, обливаясь потом, со сжатыми зубами, безжалостно выброшенный в реальность.

«О господи, нет. Я вернулся».

В реальный мир.

«Три с половиной часа. Всего лишь три с половиной часа…»

Больше сонник позволить ему не мог. Стадии сна с первой по четвертую давали десять минут каждая. Быстрый сон – тридцать, сжать сами видения не получалось. Семидесятиминутный цикл, по три раза за ночь.

«А ты мог бы сам распоряжаться своим графиком. Все остальные так и делают».

Фрилансеры лично выбирали распорядок работы. За наемных служащих – тех немногих, кто остался, – все решали другие. Ив Скэнлон служил по найму. Он часто напоминал себе о преимуществах: не нужно сражаться за место и выскребать новый контракт каждые шесть месяцев. Ты получал своего рода стабильность. Если хорошо исполнял обязанности. И продолжал их исполнять. А это, естественно, означало одно: Ив Скэнлон не мог позволить себе спать ночью девять с половиной часов, оптимальных для его вида.

Получается, он обрек себя на рабство ради безопасности. Чуть ли не каждый день Ив ненавидит сделанный им выбор. Может, когда‑нибудь эта ненависть станет сильнее страха перед альтернативой.

– Семнадцать пунктов повышенной важности, – сообщил терминал, как только ноги Скэнлона коснулись пола. – Четыре трансляции, двенадцать Интернет‑сообщений, один телефонный звонок. Телетрансляции и телефон чисты. Интернет‑объекты дезинфицированы на входе с сорокапроцентной вероятностью проникновения вирусов сквозь фильтр.