След мустанга - Евгений Костюченко

Второй шайен выпустил Полли и двинулся на Кирилла, широко расставив руки, словно для объятия. Он держал голову немного набок, по-птичьи, и его черные узкие глаза равнодушно смотрели — на длинный нож в руке Кирилла, на вторую руку, снова на нож. Кирилл не мог достать его ударом, и оба увязали в иле.

За спиной индейца вынырнула мокрая голова Полли, она кашляла и отплевывалась.

Шайен быстро завел руку за спину, чтобы выхватить оружие, но Кирилл метнул тесак. Индеец охнул, когда лезвие вошло под ребро. Он схватился за рукоятку, но тесак сидел плотно, а Кирилл уже был рядом, и складной нож рассек глотку шайена, Когда Кирилл выдергивал тесак из раны индейца, струя крови обожгла руку.

— Не вылезай! Сиди в воде! — приказал он Полли и вплавь бросился к мосту, где Ахо отмахивался томагавком от двоих шайенов.

Откуда-то ударил выстрел, потом второй, и оба шайена упали, а Ахо схватился за колено.

Выбравшись на мост, Кирилл поднял валявшийся в крови карабин и залег между убитыми. Дело дошло до стрельбы, а Ахо все еще маячил на горе трупов, держась за колено и гневно оглядываясь.

— Уходят, — сказал он и вытянул руку, указывая на троих всадников, несущихся от реки по склону холма.

Кирилл прицелился в спину переднему, но тот вдруг всплеснул руками и слетел с неоседланной лошади. Двое других на миг выросли во весь рост на верхнем краю холма и провалились за гребень, а подбитый шайен все еще перекатывался вниз по склону.

— Ушли, — спокойно сказал Ахо. — Кто стрелял?

— Не я. Ты ранен?

— Нет. Только задет.

Камыши с шумом разошлись, и из щели выглянула кожаная фуражка фотографа.

— Я стрелял, — сказал Сол Грубер. — Кажется, все кончилось?

С винчестером в руках он выбрался из камышей на берег и, оглядевшись, проговорил:

— Где же теперь искать мои чемоданы?

— А куда подевался Скиллард?

— Тут, подо мной, — ответил Ахо, оттаскивая за обвисшие руки убитого Ника.

Тела лежали крест-накрест. Один из братьев Ника был жив, из его перерубленной руки широкой полосой стекала кровь. Под ним оказалось тело черного Саймона. Его широкая спина была вспахана бесчисленными ударами топоров, клочья сукна смешались с разорванными мышцами и белыми обломками ребер.

Он оказался удивительно тяжелым. Оттащив его, они увидели инженера Скилларда.

Тот лежал на боку, свернувшись калачиком и обхватив голову руками.

— Вставайте, мистер инженер, — сказал Кирилл, тронув его дрожащее плечо. — Пора ехать дальше.

По берегу бродили лошади, блестящие, со слипшимися гривами. Мерин Кирилла стоял в стороне, изогнув шею и пытаясь лизнуть собственный живот. На его рыжем боку краснел длинный порез. Кровь накапливалась у нижней кромки раны и тонкой блестящей полоской обвивала брюхо, уходя в пах.

Только увидев, что мерин ранен, Кирилл почувствовал саднящую боль в ноге и нащупал рваную дыру на штанине сбоку.

— Тебя ранило? — спросила Полли из камышей.

— Нет. Просто ссадина. Вылезай, хватит мокнуть.

Они собрались у моста и принялись укладывать убитых вдоль берега.

— Восемь наших, девять чужих, — сосчитал Ахо. — Остальных унесла река.

Потом они собирали оружие, Полли перевязывала брата Ника, а фотограф ловил своего коня с чемоданами у седла.

— Шайены все сделали правильно, — говорил Кирилл, вычищая речную грязь из карабина. — Они не хотели стрелять. По реке далеко слышно, а им не нужен был шум. Оставалось только перебить нас, и они почти справились с этим. Но почему-то не довели дело до конца.

— Возможно, эта засада не последняя? — спросил Грубер.

— Я тоже так думаю. — Кирилл передернул затвор и отложил карабин в сторону. Расстелив платок на песке, он разобрал револьвер. — Они не отстанут, пока не добьются своего. Дело чести.

— Надо спешить, — сказал Ахо. — Они думают, мы останемся здесь, чтобы хоронить убитых. Но мы не останемся.

— Бросим их тут? — воскликнула Полли негодующе. — Это же Ник! Он наш брат!

— На войне не тратят время ради почестей. Кто-то останется охранять тела убитых. Остальные должны двигаться дальше.

— Я останусь, — сказал брат Ника, до сих пор безмолвно бродивший по берегу. — Чтобы отгонять птиц, хватит и одной руки. А к вечеру сюда приедут наши.

Он собрал сушняк на берегу и выломал несколько досок из настила моста, чтобы развести костер.

Когда они тронулись в путь, он сидел на коленях над телом брата, а за его спиной поднимался к небу плотный вьющийся столб дыма.

Как всегда, возбуждение боя еще долго не покидало Кирилла. Картины схватки вспыхивали в памяти, заставляя снова то холодеть от ужаса, то ликовать оттого, что остался жив. Но было что-то еще…. Снова и снова он вспоминал каждый момент боя — отвлекающий выстрел, рубка на мосту, стычка с двумя шайенами в реке. И крик Полли…

Он чуть не свалился с седла, осознав свое открытие — Полли кричала по-русски.

«Ой, мамочка!».

— Ой, мамочка, — повторил он и оглянулся.

Она смотрела на него. И не отвела взгляд.

Кирилл придержал мерина, дожидаясь, когда фургон поравняется с ним.

— Посидишь за меня? — сказала Полли. — Хочу переодеться в сухое.

Он перебрался на козлы и взялся за вожжи, а она скрылась за пологом.

— Однорукий тебе не мешает?

— Мне никто не мешает, — ответила она, шурша одеждой.

— И откуда только берутся такие боевые дамочки?

Полли не ответила на насмешку, и он спросил:

— Я слышал, ваша семья перебралась сюда из Джорджии? Неужели здесь лучше, чем там?

— Мне все равно, где жить, — послышался ее голос. — Лишь бы жить. А в Джорджии случился мор. Болотная лихорадка. За три дня сводила в могилу любого. Целые семьи вымирали, и белые, и черные, и богатые, и бедные.

Она откинула полог, но не села рядом с Кириллом, а осталась в кузове. Он оглянулся и увидел, что девушка сменила брюки и рубашку на голубое платье с белым воротником.

— Тебя не узнать, — сказал он. — Просто оперная дива.

— Да, мор был ужасный, — продолжала Полли, не обратив внимания на комплимент. — Мы спаслись баней. Отец сложил в землянке печку, трубу из коры связал. Вернется с поля, и сразу в баню. Не ест, не пьет, а скорее огонь разводит. И нас туда загоняет. Пропотеешь, обмоешься, потом можно и за стол. Так и выжили.

— Впервые слышу о таком лечении.

— Баней и не такое лечат, — снисходительно ответила Полли. — Когда отец звал соседей попариться, они над нами тогда смеялись, Летом и без того жарко, да еще лихорадит, пот прошибает с головы до ног. А он их зовет пропотеть.

Смеялись над нами, думали, что мы дурные. А через неделю нам же их хоронить пришлось. Так мы и остались совсем одни. Однажды поутру вышли на огород, а вокруг никого не видно. Ни души. Только смрадом тянет со всех сторон. Пришлось нам всей семьей в могильщики записаться. Целыми днями копали да отпевали.