Овечья шкура - Елена Топильская

Провожая ее непередаваемым взглядом, Коленька спросил меня:

— Но почему Петров с ней не пошел?

И в этот момент в моей голове сформировалась наконец мысль, которая не давала мне покоя столько времени. Я достала свою записную книжку и протянула ее Коленьке.

— Напиши мне свое имя и фамилию, и номер телефона.

— Зачем это еще? — удивился Васильков.

— Напиши, а я тебе объясню, почему с ней не пошел Петров.

Пожав плечами, Коленька изобразил свои данные: “Васильков Николай, 993-73-67”.

— Хорошо, — сказала я, заглянув ему через плечо. — Другие варианты будут?

Подумав, он написал ниже: “Николай Васильков 993-73-67”.

— Вот именно, — удовлетворенно сказала я, разглядывая то, что он написал.

— Все равно не понял, — пожал плечами Коленька.

— Давай забирать Люду, сегодня у нас опять облом. После Алисы он на Люду уже может не среагировать.

Васильков знаком подозвал Люду, которая уже поняла, что операция опять переносится, и мы поехали в прокуратуру.

— Ну объясни же наконец, — напомнил Васильков, как только мы вошли в мой кабинет.

Я достала записную книжку Кати Кулиш, открыла ее на нужной странице и положила рядом со своей записной книжкой, чтобы Коленька мог сравнить варианты. И амбарную книгу я тоже предъявила Василькову, но он все равно не понимал:

— Ну и что?

— Слепня, — рассердилась я совершенно необоснованно, поскольку сама долго любовалась на эту надпись с тем же результатом, что сейчас Васильков. — Сравни с тем, что сам написал.

— Ну? — не понимал он.

Подошедшая сзади Люда склонилась над записями и тихо сказала Василькову:

— Коля, ты же точку не ставишь, когда пишешь свою фамилию. Запятую, в лучшем случае.

Но Васильков все еще не понимал:

— При чем тут точка?

— Коля, Петров — это не фамилия, — сказала я. — Это сокращение от отчества. Он писал не “Александр Петров”, а сокращенно — “Александр Петрович”. Наш маньяк — Александр Петрович Романевский.

Все сказав друг другу в самых безжалостных выражениях, мы спохватились, что конец недели благополучно наступил, и господин Островерхий уже должен прибыть в город, чтобы быть допрошенным мною по обстоятельствам утраты мобильного телефона.

Господин Островерхий действительно прибыл и даже готов был дать показания, но только по месту жительства. Мы отправились к нему, и Люда увязалась за нами. По пути они с Васильковым выясняли отношения.

— Ты ж сказала, что это он, когда увидела Петрова, — горячился Коленька.

— Коля, я сказала, что это он, когда увидела Романевского, второго милиционера. Ты же не просил меня показать, кого я узнала, — тихо доказывала ему Люда.

— А как же почерк? Мы же сравнивали почерк, — недоумевал Васильков.

— А почерка Петрова там вообще нет. Романевский заполнял все рапорта — и от себя, и от имени Петрова. У него почерк лучше, — объяснила я. Подъехав к дому Островерхого, мы оставили Люду в машине, а сами поднялись в квартиру. Олег Островерхий оказался симпатичным молодым парнем, который подтвердил мои догадки: в пьяном виде он был задержан на станции метро “Звездная” и доставлен в пикет, где сержант Романевский Александр Петрович (Олег не поленился потом узнать его полные данные) избил его и отобрал деньги и мобильный телефон.

— А почему вы не пожаловались? — спросила я его.

— Это бесполезно, — пожал плечами Островерхий. — Но я встретил его у метро после дежурства и тоже выписал в рыло.

Я не стала комментировать, как я отношусь к поступку Островерхого, но порадовалась, что у нас на всякий случай имеется на Романевского крепкий, документально подтвержденный эпизод превышения власти.

После допроса Островерхого мы отвезли домой Люду, а сами затомились бездельем. Мой ребенок отправился куда-то тусоваться до поздней ночи, Сашка дежурил, заниматься написанием обвинительных заключений в воскресенье не хотелось, и мы поехали навещать Синцова.

Слава Богу, Васильков догадался позвонить ему на мобильный, и вовремя выяснил, что Андрей уже выписан и сидит дома. Купив большой торт и коробку конфет, мы поехали домой к болящему. И до вечера развлекали его рассказами про маньяка, к обнаружению которого он тоже имел некоторое отношение.

Выслушав все, Андрюха заволновался.

— Как бы вам не поиметь еще один труп до того, как вы его повяжете, — предупредил он. — Романевский наверняка назначил Алисе свидание. А он у нас такой — тянуть не любит. Посмотрите: знакомится с девушкой и сразу ее убивает. Никаких ухаживаний.

У меня закололо сердце. На Василькова тоже стало больно смотреть.

— А что делать? — выдавил он. — Выставить “наружку” я на нее не успею.

— Естественно, — кивнул Синцов. — Придется нам с тобой самим за ней выставляться.

— Вы что, рехнулись? — вмешалась я. — Особенно ты, Андрей, со своим инфарктом!

— Не было у меня никакого инфаркта, — отмахнулся Синцов. — И вообще, женщина, не вмешивайся. Мы уже все решили. Я все равно на больничном, мне скучно.

— Ну уж нет, — возмутилась я. — Тогда я с вами.

— Даже и не думай, — ласково ответил Синцов, и я покорилась. Мне действительно нечего было там делать.

Посовещавшись немного, мы рассудили, что свидание Романевского с Алисой может состояться или завтра, или послезавтра, поскольку в среду он заступает на дежурство.

Об одном я только попросила — держать меня в курсе. Насколько я знала, они решили разделиться — Васильков должен был наблюдать за Алисой, а Синцов дежурить у места жительства фигуранта, благо его Романевский не знал в лицо. В понедельник Коленька добросовестно доложил мне, что негласно проводил Алису в школу, а Синцов отзвонился, что стоит у дома Романевского.

В три часа дня раздался очередной звонок от Василькова. Он сообщил, что Алиса, по всему видно, едет ко мне в прокуратуру.

И действительно, вскоре на пороге моего кабинета появилась Алиса. Я еле сдержалась, чтобы не сказать всего, что я о ней думаю, и проявила незаурядные актерские способности, ласково с нею поболтав. Зачем она приходила, она так и не сказала, из чего я сделала вывод, что сообразительная девочка пробивает, не известно ли нам чего-нибудь про ее неправильное поведение. И я сделала все, чтобы Алиса уверилась — ничего не известно.

Наконец девчонка вышла из прокуратуры, и в ту же минуту мне позвонил Синцов с сообщением, что Романевский движется в центр. Я не знаю, что случилось с Синцовым, но он вдруг предложил мне сесть в машину к Василькову, ожидающему у прокуратуры, и ехать вместе с ним за Алисой. Синцов был больше чем уверен в том, что скоро мы встретимся, поскольку наши объекты явно идут на сближение.

Синцов не ошибся. С колотящимися сердцами мы увидели, как на площади, в пяти минутах ходьбы от прокуратуры, под часами, стоит Романевский, а к нему, улыбаясь, направляется Алиса. Когда они встретились, Романевский оглянулся, но, похоже, не заметил ничего подозрительного, приобнял девушку за плечи и двинулся вместе с ней в узенький переулок. Васильков выругался сквозь зубы.

Созвонившись с Синцовым, мы оставили машину во дворе, дождались Андрея, тоже бросившего машину, и тихонько пошли за фигурантами. Между тем небо потемнело, и где-то даже отдаленно загрохотало.

— Кажется, дождь собирается, — прошептал мне на ухо Васильков.

Народу в переулке было не так много, но Романевский, похоже, расслабился, потому что даже не оборачивался. Мы все равно прижимались к выступам домов, вздрагивая при каждом непрогнозируемом движении наших объектов. Романевский с Алисой о чем-то болтали, а я удивлялась, почему он таскает ее по каким-то закоулкам. Если он собирается убить ее здесь, куда он денет труп? Для него это не характерно. Во всяком случае, сейчас он без машины. Неужели он рискнет прямо здесь, в центре города?..

Спутники мои тоже были напряжены. Мы заранее договорились, что если придется обнаруживать свое присутствие, то обнаруживать его будет Синцов, как не знакомый ни Алисе, ни Романевскому. Пока вроде все шло без осложнений, и мы слегка расслабились, но как оказалось, — рано.

Совершенно неожиданно для нас Романевский притормозил возле парадной, закрытой на кодовый замок, крутанул головой, потом резко рванул на себя дверь парадной и вместе с Алисой исчез за ней. С грохотом захлопнулась массивная железная дверь без единого зазора. Мы уставились на вход в парадную, оценили новенький кодовый замок, с блестящими кнопочками, не успевшими еще затереться от частого нажатия, и про себя констатировали, что подбором кнопок этот замок фиг откроешь.

— Что делать? — тихо спросил Васильков. Синцов молча подергал дверь, она даже не шелохнулась. Он прижал к двери ухо.

— Ну что там? — поинтересовались мы с Коленькой, и Синцов безнадежно махнул рукой:

— Ничего не слышно.

Как назло, окна первого этажа дома были наглухо забиты жестью, а кричать в квартиры второго этажа с целью узнать код было бесполезно. Куда-то подевались все желающие войти в парадную; видимо, приближающийся дождь спугнул старушек, гулявших во дворе, и молоденьких мамочек, и все они уже нырнули в дом.