Третья охота. Григоровы острова. Трава - Владимир Алексеевич Солоухин

крючок, впаянный в мормышку, стали насаживать дополнительную наживку, а именно: чаще всего и повсеместно — мотыля, очень красивого (чистого рубинового цвета) червячка, размером (если он крупный) как раз в полспички.

— Кстати, а мотыльница у тебя есть? — спросил Герман, когда с устройством удочки было покончено.

— Да ладно уж, я в бумажку или в спичечный коробок.

— Так. Понятно, — в который раз за этот день произнес Герман и полез под комод за мотыльницей. — Мотыля береги пуще своего глаза. Если нет нигде в магазинах (а так бывает перед воскресеньем!), научу, где взять. Садись на первый трамвай и поезжай на Тимирязевские пруды. Там на льду постоянно сидят старики-мотыльщики. Ведром они зачерпывают донный ил и промывают его в решете. Ил уходит с водой, а в решете остается чистый, свежий, живой, только что из воды (э, да ты еще ничего не понимаешь!) мотыль! Он ведь стоит дорого, дороже любой свинины.

Если едешь на рыбалку на один день, нужно купить мотыля на рубль, не больше. Если же купишь на два рубля, то хватит и соседу, и на подкормку, еще и останется. (Может быть, именно здесь стоит заметить, что, когда мы потом стали приобщать к рыбалке Ивана Стаднюка и возложили на него покупку мотыля, он для первого раза и в этаком первоначальном рвении приобрел мотыля ровно на сорок пять рублей.)

— Значит, купил ты мотыля, — учил Герман. — Заверни его в чистую белую тряпочку и положи в холодильник. Еще лучше, если смешаешь его со спитым чаем, с этими размокшими чаинками, тогда он делается живее, дольше не гибнет. Вообще же лучший способ хранения мотыля такой: кладут его в женский чулок и опускают в уборную в верхний бачок, где собирается вода. Так как воду часто спускают, то она всегда проточная, свежая, холодная. Там мотыля можно держать неделями. Но это в редких случаях. Обычно покупаешь в пятницу для воскресенья. Достаточно в чай и в холодильник.

Ну, конечно, тебе во время первой поездки расскажут два анекдота, связанные с мотылем. Первый состоит в том, что рыбаки с вечера выпили, закусили (а было уже темновато), легли спать. Утром встали, чтобы идти на лед, смотрят: красная икра цела, а мотыля нет. Второй анекдот состоит в том, что сидит рыбак, и все думают, что у него флюс, а это он, оказывается, мотыля отогревает. Так вот, чтобы не было такого случая, мотыльницу, выйдя на лед, держи всегда за пазухой. Насадил одного и снова за пазуху. Канительно, зато мотыль всегда будет цел. Впрочем, так привыкаешь к этому движению (после каждого мотыля — за пазуху), что будешь делать механически. Ну, мотыля сейчас у меня нет, поэтому, как он насаживается, показать не могу, твой друг покажет тебе на льду. А вот как мормыжить… Эх, жаль, что нет у нас ванны. Все рыбаки тренируются, опуская мормышку в ванну. Ну, хорошо, сейчас я принесу ведро с водой.

Свободного ведра тоже не оказалось в хозяйстве Германа. Поэтому пришлось налить воды в обыкновенное цинковое корыто. Мы поставили корыто посреди комнаты, воду же носили трехлитровыми банками.

— Важна естественность, натуральная обстановка, — говорил Герман, таская воду.

Наверно, со стороны было смешно глядеть, как двое взрослых и в общем-то серьезных людей водружают посреди комнаты корыто с водой, чтобы забрасывать в него удочку. Нам было не до смеха, мы были исполнены сосредоточенности и деловитости.

— Ну и вот. Начинаешь виток за витком сматывать леску с удочки. С каждым витком мормышка будет уходить в глубину. Теперь наблюдай за сторожком. Пока мормышка тонет, щетинка слегка наклонена вниз, мормышка ее оттягивает, наклоняет. А вот щетинка выпрямилась, находится в горизонтальном покое, это значит, что мормышка легла на дно. Приподымешь на сантиметр, опять наклонится сторожок. Опустишь — выпрямится. Это будет твое главное движение в течение всех десяти часов, пока ты будешь сидеть на льду. Самое важное — положить мормышку на дно (действительно, наша мормышка лежала на дне цинкового корыта). Теперь не спускай глаз со сторожка, начинай пошевеливать мормышку, поднимать ее ото дна, сообщай ей дрожание, игру, вертлявое движение (целое искусство хорошо мормыжить). Таким образом мы дразним окуня, обманываем его, и он в конце концов бросается на приманку. Сторожок резко, молниеносно нагибается вниз. — Герман дернул левой рукой за леску, и щетинка, естественно, наклонилась вниз до вертикального положения. — Следует короткая подсечка, то есть короткий рывок кверху, и рука услышит, что там, в глубине, на дальнем и тайном конце удочки, висит тяжеленькая живая рыбка.

Этого ощущения мы не могли испытать, сидя над цинковым корытом, но вообразить было можно.

Теперь осторожно, аккуратно, без рывков, ровными потяжками нужно поднять рыбу к лунке, провести ее сквозь лунку, и она окажется на белом морозном снегу, темно-зеленая, с ярко-красными плавниками и яркими полосками поперек.

В одном и том же мире существует множество своеобразных микромиров. Нет, я сейчас говорю не о том, что каждая семья как бы своеобразный мир и (что семья!) каждый человек — это целая вселенная со своими законами, интересами, открытиями, монументами славы и могильниками.

Нет, я говорю сейчас не об этой относительности. Но вот, например, существует так называемый Птичий рынок. Многие ли москвичи знают, где он находится. Многим ли известно, что он действует один раз в неделю, в воскресенье, и, наконец, многие ли бывают на нем или побывали хотя бы однажды в жизни. А ведь между тем есть люди, множество людей, которые ездят на Птичий рынок каждое воскресенье. Из этих-то людей и составляется там толпа, сквозь которую почти невозможно пробиться. Это самый многолюдный, самый тесный, самый оживленный рынок в Москве.

Птичьим он называется условно. Правда, что там продают в клетках и щеглов, и канареек, и даже подчас соловьев. Правда, что там есть ряды только с птичьим кормом: конопляное семя, овес, обыкновенные семечки, сушеная рябина и прочее. Правда, что там в воскресенье толпятся все голубятники Москвы со своими всевозможными голубями. Но ведь есть другое.

Породистого щенка, милого ежа, белку, кролика, кошку, наконец, — все можно купить на Птичьем рынке. И все же не это его главное, особенное лицо.

Главное на Птичьем рынке составляют ряды аквариумистов. Вот здесь и начинается особенное, здесь-то и начинается тот своеобразный мир, о котором мне захотелось упомянуть лишь затем, чтобы потом рассказать о другом микромире, еще более своеобразном. Например, мы живем и не знаем, что у русских аквариумистов произошло событие огромной важности. Сергей Образцов (один