Гибель Киева - Валерий Грузин

Эх, на воздушном шаре что ли экспедицию на Северный полюс или на Кавказ затеять? Или по борделям в Юго-Восточной Азии снова пройтись, а фотовыставку в Лондоне или в Москве устроить? В Киеве ничего не будет. Тут скука разлита в самом воздухе, и пока Город не восстановит баланс еврейской крови, горожане не оторвут своих задниц с диванов. Однозначно придётся уматывать.

Вечерело, и вместе с мглистой синевой, медленно переползающей через Днепр, в Город входила осенняя сырость. Александр и Снежана поднялись со скамейки и нехотя побрели вокруг Благовещенской церкви к выходу. Их души пребывали в мире и покое, и эта успокоенность помогала легко скользить по отполированной до стального блеска кривизне сегодняшнего дня.

Александр смотрел на противоположный склон холма, где лаврские сооружения сливались в один вечнозовущий к себе массив, и только кресты на куполах, казалось, слегка покачивались. Он смотрел и не верил: оттуда, прямо из земли в небо поднимались безупречные в своей ровной округлости два столба. Лилово-фиолетовых. Один – мощный, по диаметру превосходящий купол Трапезной. Другой – тонкий, как раз достаточный для скольжения внутри его тела. И свет, исходящий и одновременно внутренний и внешний, осветивший и эти холмы, и долины, и Днепр, и далее плоско уходящий к горизонту и улетающий в леса.

И не было испуга. Не было. А была радость и сила. Да ещё вспыхнувшая в небе и мигнувшая ему звёздочка.

Из сердца выдернулась тупая игла и туда вошла любовь.

– Ты видишь? – спросил он Снежану.

– Что видишь? – удивлённо спросила она.

– Любовь?

– А разве её можно увидеть?

– Ещё и как можно! Только не каждому дано. А чтобы было дано, необходимо выполнить лишь одно условие: думать не только о себе.

Тот день завершился, как он и должен завершиться для двух любящих друг друга людей.

И всё было прекрасно: цвели розы, пели соловьи, певцы брали си-бемоль, скрипачи выдавали божественное пиццикато, у бухгалтеров сходился баланс, нащупанный в интернете жених, наконец, говорил «да» и все остальные, ранее недоступные мечты, сбывались. Но вот беда – после восхитительной ночи неизбежно наступает утро. А по утрам всё выглядит иначе, даже прекрасное вчера.

Александр, как это ни покажется странным, любил свежее утро. Когда Киев был ещё жив, в просыпающейся свежести Города рождались краски, бледнеющие в полдень. Свежая от утренней росы зелень, зарождающееся на глазах торжество света, чистота и редкие прохожие, которых пока не успели достать дневные проблемы и беды. Люди ещё сонные, тёплые, податливые. Но в нынешнем Городе у его обитателей отбирают и раннее утро.

Выгуливая Барбару в скверике, где раньше возвышалась монументальная «Доска почёта лучших тружеников района» (швеллер и уголок порезали автогеном и сдали в металлолом, портреты сбросили у зелёного дощатого забора в кучу, где они долго валялись, как на заброшенной могиле), Александр прислонился спиной к сосне. А поскольку был рождён под знаком Девы, это и было его дерево – то самое, что даёт энергию, и в ауре которого думается хорошо и легко. Но ни легко, ни хорошо не получалось: оставался конецкий, оставалась дискета, и не оставался Сенной.

Создатель мудро закрутил пружину жизни, ибо нет такого земного человека, который бы знал… Да, земной человек может помять тысячу женщин, ступить на Луну, купить металлургические комбинаты, партии, о политиках же вообще говорить не будем, реки и озёра, любовь ближних и даже целого народа, но одного он не может – знать время и место своего конца. На этом всё и держится.

Не знал этого и Александр. Но одно знал твёрдо: пока Земля ещё вертится, пока ещё ясен свет, он это раскопает и расскажет об этом людям.

Киев

2007–2008 гг.

Примечания

1

Бабочка (воровской жаргон).

2

Так киевляне называют Дом художника, по фронтону которого нелепо расположены скульптуры семи муз.

3

Закон смотрит вперёд, а не назад.

4

Закон – это то, что народ приказывает и постановляет.