Особый отдел - Николай Чадович

– А смерть своё, – докончил Цимбаларь. – Да и при чём здесь десяток каких-то городков! Главное, чтобы ваша коллекция уцелела. Ей-то, похоже, не страшна даже водородная бомба…

Когда гости оказались на свежем воздухе, Кондаков упрекнул приятеля:

– Зачем ты обещал ему гарантии министра? Много берёшь на себя, Сашенька.

– Наш министр, да будет тебе известно, в самое ближайшее время переходит на другую работу, – с улыбочкой пояснил Цимбаларь. – Не то в Совет безопасности, не то в Думу. А к новому какие могут быть претензии?

– Всё равно так нечестно!

– И это говорит тип, намотавший срока десяткам невинных людей! – возмутился Цимбаларь. – А кодексу милицейской чести ты лучше Людочку Лопаткину поучи. Я его наизусть знаю.

На очередном заседании опергруппы, где присутствовал и Ваня Коршун, внимательно ловивший чужие версии, что косвенно свидетельствовало об отсутствии своих собственных успехов, Кондаков, постоянно прерываемый Цимбаларем, доложил о результатах визита к знатоку и коллекционеру стрелкового оружия Маузеру. Информация была принята к сведению без особого энтузиазма, а Людочка ещё и съязвила:

– Вот и Скорцени в нашем деле замаячил. Так мы скоро до Гришки Распутина доберёмся вкупе с Матой Хари.

– Доберёмся мы туда, куда надо, – недобро прищурившись, пообещал Кондаков. – Ты лучше предоставь свой рапорт на акушерско-гинекологическую тему.

– Нету рапорта! – дерзко ответила Людочка. – И не надо так многозначительно фыркать! Лошади в конюшне тоже фыркают, когда блох пугают… На чьё имя я этот рапорт писать буду? По закону я могу обращаться только к своему непосредственному руководству, то есть к начальнику экспертно-криминалистического центра, которому про моё нынешнее задание знать совершенно не обязательно. Разве не так?

Все промолчали, сражённые её неопровержимой логикой. Победно оглядев коллег, Людочка продолжала:

– Вот возьмёте меня в особый отдел, тогда и рапорта требуйте. Получите в лучшем виде. Я, в отличие от некоторых присутствующих, не боюсь ни авторучки, ни компьютера.

– А ты разве пойдёшь к нам? – Цимбаларь изобразил удивление.

– Девушкам, вообще-то, следует отказываться от всяких сомнительных предложений, но тут я ломаться не буду, – призналась Людочка. – Соглашусь без всяких оговорок. Было бы только предложение.

– Опять в секретари метишь?

– Нет, только оперативным сотрудником. И желательно в вашу группу.

– Ты сначала спроси, согласны ли мы на это! – Цимбаларь состроил постную мину.

– Разве я стану обузой?

– Конечно! Мне, например, придётся впредь избегать солёных словечек, а Петру Фомичу воздерживаться от ковыряния в ухе. Кроме того, по неписаной традиции члены одной опергруппы и досуг должны проводить вместе. Ходить в музеи, на лекции, в баню.

– Разве я против!

– И в баню пойдёшь? – картинно ахнул Цимбаларь. – Не застесняешься?

– А кого стесняться? Пётр Фомич мне ближе, чем родной отец. Ванечку я уже почти удочерила… или усыновила, что принципиального значения не имеет. Вот только не знаю, как с тобой быть. – Людочка с сомнением глянула на Цимбаларя.

– А давай поженимся! – нашелся Цимбаларь. – Муж свою жену никогда не тронет. Тем более в бане. Он будет в щёлочку за посторонними женщинами подглядывать.

– Представляю я эту баню, – задумчиво произнёс Ванечка. – Что-то вроде ночей Клеопатры…

– Об этом чуть позже, – сказал Кондаков, с недовольным видом ковыряя в ухе. – Ты, Людмила Савельевна, болтологии у этих хлыщей не учись. Бесполезное занятие. А если рапорта нет, изложи суть дела своими словами.

Доклад Людочки о тайнах, связанных с рождением генерала Селезня, президента Митина и ничем не примечательного гражданина Суконко, занял больше получаса. Ещё десять минут ушло на сообщение о визите к профессорской вдове. Внимание аудитории постепенно ослабевало.

– Лейтенант Лопаткина, так не пойдёт, – не выдержал, наконец, Цимбаларь. – Учись выражать свои мысли предельно кратко. Чеканными, так сказать, фразами. Отбрось всю необязательную лирику и сосредоточься на квинтэссенцию проблемы.

– Ты ещё прикажи мне афоризмами говорить! – фыркнула Людочка. – Тоже мне, Ларошфуко доморощенный.

– Но ты, сестрёнка, всё же постарайся, – вмешался Ваня, и это сразу решило спор.

– Ладно, – смирилась Людочка. – Повторяю для особо непонятливых. Во-первых, установлено, что все интересующие нас родильные дома посещались специалистами-гинекологами из Москвы, на тот момент находившимися под арестом, причём в сроки, наводящие на мысль о возможности искусственного зачатия.

– Молодец, – похвалил её Кондаков. – Действительно, коротко и ясно. Только от комментариев пока воздержись.

– Во-вторых, сразу после рождения интересующих нас лиц архивы родильных домов и их заведующие, видимо, посвящённые в курс дела, исчезли. Некоторое исключение составляет лишь случай с Митиным, родившимся уже после смерти Сталина и ареста Берии. Заведующий просто утонул, упав в речку, которую и куры вброд переходили, а архив сгорел от короткого замыкания электропроводки.

– Не вижу принципиальной разницы, – заметил Кондаков. – Времена изменились, вот и почерк разный. А действовала одна и та же компашка. Что ты там говорила по поводу офицерского пайка?

– Мать Селезня единственная, кто после рождения сына получала хоть какую-то помощь от государства. Но это, скорее всего, было связано с её низким социальным статусом. Родители Суконко и без того были довольно обеспеченными людьми, а ко времени появления на свет Митина вся система уже дала сбой. Кроме того, он единственный ребенок, которого не обследовала высокая московская комиссия.

– Тем не менее взлетел он выше всех, – буркнул Цимбаларь.

– Это уж дело случая, – сказал Ваня Коршун.

– Ты так думаешь? – покосился на него Кондаков.

– Всё понятно, – заявил Цимбаларь. – Ребят зачали и родили по распоряжению тогдашних чекистов. Хотя и не ясно, зачем.

– Может, расу новую выводили, – предположила Людочка. – Сверхлюдей.

– Глядя на генерала Селезня, этого не скажешь, – с сомнением произнёс Кондаков.

– Да и Митин на сверхчеловека что-то не тянет, – поддержал его Ваня Коршун.

– Ну не получилось! – Людочка развела руками. – Немцы ведь евгеникой тоже баловались.

– Чем-чем они баловались? – подозрительно переспросил Кондаков.

– Евгеникой. Наукой об улучшении человеческой породы, – пояснил Цимбаларь. – Ныне повсеместно запрещённой… Эх, знать бы, сколько ещё роддомов осчастливили своим посещением эти профессора-гинекологи!

– Можно зайти с другой стороны, – сказала Людочка. – Изучить биографии всех известных людей, родившихся в период с сорок восьмого по пятьдесят третий год. И не только политиков, но и учёных, писателей, артистов, предпринимателей. Даже бандитов. И выяснить, связано ли их рождение с гинекологическими осмотрами, в своё время проводившимися профессорами Плотниковым и Шульманом.

– Это неподъёмный воз работы, – возразил Кондаков. – Да и профессоров могло быть не двое, а больше. Надо пока держаться за те ниточки, которые у нас есть. Тесто из опары попрёт – в руках не удержишь. Между прочим, очень точная пословица. Сил у нас маловато, да и время ограниченно. Хотя главное мы выяснили – безголовый неопознанный труп к президенту Митину никакого отношения не имеет.

– Выяснить и доказать – это две разные вещи, – заметил Цимбаларь. – Пока всё держится только на словах Гобашвили. А какая вера может быть убийце и бандиту?

– Тогда давайте свои предложения, – сказал Кондаков.

Все заговорили одновременно:

– Надо искать старика с тростью.

– А я бы занялся «мотоциклистами»!

– В первую очередь следует установить личность Голиафа.

– Хорошо бы разыскать ещё парочку двойников. Вдруг у них живы родители. Это бы сильно облегчило расследование.

Людочка перекричала всех:

– Подождите! Мы упускаем одну немаловажную деталь. Я имею в виду поразительное сходство людей, родившихся в разных местах и в разное время. С помощью одного только искусственного оплодотворения таких результатов не добьёшься. Могут, конечно, появиться единокровные братья, но отнюдь не близнецы. Это скорее похоже на клонирование.

– Клонирование в сороковые годы? – обуреваемый сомнениями Кондаков вновь вставил указательный палец в ухо, тем самым принудив Людочку потупиться. – Маловероятно… Насколько мне известно, эта проблема не решена до сих пор.

– А я, наоборот, слыхал, что она уже давно решена, только это стараются не афишировать, – возразил Цимбаларь. – Полсотни лет – это не срок. Ты же сам видел в подвале у коллекционера автомат, сделанный ещё в тысяча девятьсот пятнадцатом году. Простые люди про такое оружие и слыхом не слыхивали, а кое-кто его уже делал. Любая идея, прежде чем стать общепризнанной, должна сначала вызреть в умах двоих-троих энтузиастов.