Обыкновенный фашизм: военные преступления украинских силовиков (2014–2016) - Максим Григорьев

Анна: «Не желать зла никому. Ничего плохого не желать. Покажите это по всем каналам. Если у вас получится. Покажите всем. Стреляли из Дзержинска. Там видно было. У нас у Кати был день рождения. Двадцать первого мая. Были взрывы, трассирующие пули летели, направляющие оттуда. Тоже свист такой был характерный. У блокпоста упал снаряд, мы даже присели во дворе. И то же самое было вчера, и попало в наш дом. Я не знаю, зачем они стреляют в мирных людей. Они это делают с какой-то агонией. Потому что беспомощные, собственно, они ничего не могут сделать. Они просто истребляют, детей и людей, которые им ничего абсолютно не сделали. И боятся воевать против наших военных, потому что они могут дать отпор. Поэтому они убивают мирных жителей. Мы столько сил, столько любви туда вложили в этот дом. В каждую розочку, в каждую беседку. Навес мы с мужем строили. Все. Мы так старались. Нам сено привезли. Мы должны были сено коровке заготавливать. Мы такие счастливые, у нас такой хороший день был. Мы только сидели, обсуждали, как мы счастливо живем, как у нас много детей. И какое у нас счастливое будущее. Как нам тихо и спокойно. В один момент они взяли и все разрушили. Мою семью исковеркали. Мою девочку, моего мужа любимого. Без которых я не могу жить. Я не знаю, как я без него просыпаться буду. Я дышать без него не могу. Я не знаю, как дальше жить просто. Я бы все отдала, чтобы они жили. Лучше бы мне оторвало все конечности, но чтобы жил он и моя девочка. Остались живы. Я, когда увидела это своими глазами, я не знаю. Я не могу сейчас успокоиться. Я не могу представить завтра, как их положить в землю. Мою девочку, которую я растила. На все театральные ходила. На все дизайнерские кружки. На манекенщицу, ее показывали по Интернету, по телевизору. Она самая красивая девочка была в классе. И в школе тоже. Как я ее завтра изувеченную буду закапывать в землю. Покажите им всем, что они творят с людьми, которые им ничего не сделали. Мы не военные, никакие не диверсанты и не террористы. Мы просто люди, которые хотели жить счастливо. Скажите им всем. Нельзя так делать. Нельзя калечить человеческие жизни. Мы ничего плохого не хотели. Мы просто жили на своей земле. В доме, в который мы все вложили для детей, чтобы все было хорошо. Теперь дети мои маленькие, лежат по отделениям. И кроха моя в морге. Я не знаю, как с этим жить. Не знаю. Я всегда мужу говорила, что если с тобой что-то случится, то мы все не выживем. Я не знаю даже, вот я выйду из больницы, куда мне идти. Родители живут на Строителе, у них там вообще каждый день бомбежки. У нас тоже разрушенный дом. Я не знаю, куда их спрятать, чтобы их не добили. Этих двух маленьких, совсем маленьких детей. Куда их деть, чтобы они не пострадали. Я их чудом спасла. Я даже забыла, что у меня рука оторвана. Я вот так вот одной рукой их выносила. Мальчика доставала из-под завала. Руку колготками перевязала, и вот так вот одной рукой я их выносила. Потом приехала МЧС и откопали мужа с девочкой. Их там всех убило. Мне все время кажется, что у меня рука немеет. Я все время забываю, что ее нет. Она болит очень. Мне тридцать один год, и я инвалид. У нас еще были такие планы, такие мечты на будущее. Ремонт хотели доделать, хотели сделать детский уголок, площадку, в доме. Теперь нет ни дома, ни огорода, ничего. Даже собаку убило. Вы бы видели, что произошло с детской комнатой. Я услышала свист, забежала в дом, сказала — ложись, и в этот момент я услышала в голове сильный шум. Я очнулась оттого, что меня придавливает металлическим чем-то. Я не могла выбраться и начала кричать: «Юра, освободи меня, я задыхаюсь». Потом сосед меня достал. И начали опять стрелять. И он убежал. Он раскопал меня и убежал. Я забежала в дом, и упал второй снаряд. Потом услышала, как плачет сын. Я его начала из-под грунта выкапывать. Сына. Он в ясли ходит. Потом начала их звать. Их сильно глубоко засыпало, я их не могла достать, потому что очень сильно их засыпало. Мы долго ждали «скорую». Я перетянула руку.

Сняла маленькую с кровати и положила с сыном на пол. И стала их доставать из-под завалов, пока «скорая» не приехали. Спасатели и МЧС. И они сами их раскопали. Они мертвые уже были. Муж еще дышал, а дочка напополам была разорвана. У мужа были тоже оторваны рука и нога. Очень изувечено лицо. Вся голова у него, весь изломанный был. Вот так. Почувствовала свист сильный, хлопок характерный. Начала бежать в дом. Ни с того, ни с сего. Мы сначала подумали, что опять какие-то учения. Ну, спокойно. У нас часто так, и поэтому мы не отреагировали. Спокойно начали заносить хозяйство в дом. Птенчиков маленьких. И все. И в этот момент попал снаряд в дом. Мы все в коридоре находились. Они были все в коридоре, прятались. Муж был сначала на диване, сильно рвануло. Он побежал смотреть, куда летит. А я к нему навстречу. Мы с ним в коридоре столкнулись, и меня отбросило взрывной волной на улицу. А его убило в доме. В пристройке камнями забросало. Потом второй взрыв произошел в огороде, пока сына раскапывала. Потом долго по времени бомбежка была, «скорая» не могла к нам приехать. Потому что был непрерывный обстрел. Долго ехала «скорая» из-за обстрела. Люди боялись даже выйти на улицу, чтобы оказать помощь. Может быть, даже он мог бы жить, просто под сильным глубоким завалом был. Он, наверно, от болевого шока, он еще моргал даже, когда я уезжала. Сосед говорит, что он еще моргал и дышал.

Порошенко за человека я не считаю после этого. И не считаю его человеком, ведь у него тоже семья есть, родственники, мы ему абсолютно ничего не сделали. Ненавижу я этого вашего Порошенко, желаю смерти ему такой же страшной, которой умерла мое дите. Что ей пришлось пережить. Будь он проклят Порошенко. Прости меня, Господи, за эти слова. Но я другого не могу сказать. Хоть я и человек верующий. Я желаю ему того же, что пережила моя семья. Хочу, чтобы он пережил эти же страдания. Покажите это всем, что Порошенко делает с нашими детьми. С нашими семьями, мы не военные. Мы не армия, он воюет с людьми мирными. Уничтожает мирных людей, к тому же он трус. Ему не хватает смелости воевать с нашими бойцами, которые нас защищают. Потому что они могут дать отпор. Поэтому он убивает наших детей. Собственно, беспомощность. Пусть Порошенко увидит это видео. Во что он превратил меня. Мою крошку. Моего мужа любимого, с которым мы хотели жить до старости счастливо. Пусть ему это все вернется. У меня нет слов. Я не знаю, как это все описать. Как это пережить и как с этим жить. Только два года назад доченьку маленькую похоронили. А завтра еще одну будем хоронить. Только теперь одна я. У меня муж был поддержкой. Теперь я осталась одна без него. Он меня очень любил, и я его тоже. Я не знаю, как дальше жить без него. И без доченьки моей не знаю. Такое ощущение, что оторвали часть меня. Не руку это оторвали, а часть меня. Изнутри, эту утрату не заполнит ничто. Никогда. Я не могу даже спать, мне колют серьезные обезболивающие. У меня вся душа там, как они в морге там лежат. Изувеченные бедные, и мальчик мой живой не открывает глаза. Я даже не знаю, будет он видеть или нет. Ему тоже там все зашивали. Девочке младшей всего десять дней. Она не пострадала. Она в дальней комнате лежала. Я ее одной рукой сняла с кровати и положила на пол. И начали сильно стрелять. А потом я почувствовала, что начала терять сознание. И я не ходила уже и не искала ни мужа, ни дочку. Их уже раскапывали МЧС. Потому что у меня сильно шла кровь. Я себе наложила жгут и ждала «скорую». У нас приезжали ОБСЕ и фиксировали все это. Кто мне их вернет[355]?

Сволочи, двуличные сволочи. Я не знаю, что сказал Порошенко, он сзади стоял. Со свечкой, приносит соболезнования погибшей семье. Это, говорит, не мы. Это ополченцы обстреливают. Люди все видели, откуда все летит. С Дзержинска в нас стреляли еще на Катин день рождения. Мы убирали, и все было видно, откуда эти направляющие пули все летели. Это только начало, сволочи. Будьте они прокляты все. Грех такое говорить. Прости меня, Господи. Но у меня нет слов. Я им такого же желаю. Все видели, откуда стреляли, у кого высокие этажи. Было видно и слышно по звуку, они направляющими этими пулями стреляли и все видели, откуда оно летит. Люди, кто на высоких этажах живут, прекрасно видели, откуда началось. Я не знаю, зачем они это делают. Жизнь нам только разрушили. За пять минут перевернули все. Зачем они унесли жизни моих близких? Моего мужа любимого, мою девочку. Одиннадцать лет я ее воспитывала, носила под сердцем. Она такая талантливая была. Зачем они забрали их у меня? Я не понимаю, перед кем я так виновата, что они взяли и разорвали моего ребенка. Жизнь мою всю сломали. Всю жизнь мы так выстраивали, а они взяли и вот так разрушили. Меня калекой сделали, вот кому, что плохого я сделала. Жили счастливо, воспитывали детей. Никогда не думали о том, что может произойти с нами такое.

Я врач. Я ревматолог. Я медик. Я в больнице этой десять лет проработала. И теперь никогда не смогу работать с одной рукой. Я Милану даже сегодня не смогла обнять. Мне кажется, что у меня есть рука. Я забываю. Я ее пытаюсь кормить и не могу даже взять ее, двумя руками. И Захар сегодня открыл глазки, и его я не могу двумя руками обнять. Он такой радостный был, что я пришла. Глаза открыл. А потом начался гром, он говорит, где-то бабахает. Закрыл глаза и больше не открыл. Приезжал городской окулист. Он даже тогда не открыл глаза. Он боится и постоянно домой просится. Но там дома нет. Родители были там вчера, говорят, что просто ничего нельзя там восстановить. Там все просто под снос. Все же мы по кирпичику там складывали, мы так старались. Он так любил этот дом, Юра. Он в пять утра каждый день вставал. Огород поливал. Он настолько следил за чистотой, у нас во дворе всегда красиво было. Все в цветах всегда было. Я не знаю просто, как дальше сложится жизнь. Благодаря им. Благодаря Петру Порошенко. За что он так сделал. За что мою девочку сейчас хоронят из-за него. Кому нужна эта война? Я сегодня заснула чуть, просыпаюсь, мне кажется, что я дома, дети бегают. Просыпаюсь в палате, а у меня нет руки! Мне все время хочется пошевелить пальцами, а их нет. Я забываю об этом. Я не знаю, как я с ними, маленькими, буду, с крохами. Без мужа, без любимого. Без дочечки своей. Не знаю. Мы ехали, я всю дорогу плакала. Меня брат вез. Говорит: «Жизнь продолжается». Я говорю: «Разве это жизнь». Я не знаю, как дальше жить. Как их поднимать. Я не смогу даже газ себе зажечь. Я не могу одеться даже сама. Зачем именно в наш дом. Мы так счастливо жили. Так долго это все наживали. У нас так прекрасно все было. Мы добились того, чего хотели. А они взяли и вот так все разрушили за один момент просто. Забрали все. Всю мою жизнь забрали. Что им после этого еще сказать, я не знаю[356].