Бах - Сергей Морозов

С магистратом у кантора сложились поначалу отношения вполне добропорядочные. Надо сказать ради истины, что Себастьян не прочь был воспользоваться противоречиями между магистратом и консисторией. Молодость многому уже его научила. Но нарастало недовольство учительской деятельностью Баха в стенах самой школы св. Фомы.

Тут проявилась непоследовательность в поступках – эта черта нередко сказывалась у него в обстоятельствах повседневности. При поступлении на службу он сначала счел лестным для себя преподавание латинского языка. Но вскоре эти уроки стали тяготить композитора. Тогда он передал преподавание латыни другому коллеге с удержанием соответствующей суммы из своего жалованья в пользу заместителя. Это было дозволено. Но заместителя стали упрекать в небрежности обучения школьников языку древних. Обвинения же приписали Баху. Опять попреки.

Магистрат требовал от кантора прежде всего педантичного соблюдения учительских обязанностей. До творчества знатного музыканта и композитора чиновникам магистрата было мало дела. А великий художник и педагог был как раз не лучшим «классным наставником».

Первое открытое столкновение с магистратом произошло весной 1729 года, на шестом году жизни Баха в Лейпциге, спустя лишь месяцев восемь после того, как стихла очередная распря с консисторией...

То была прекрасная и плодоносная весна в жизни великого Себастьяна. В феврале он на родине Анны Магдалены в день рождения герцога Саксен-Вейсенфельского исполняет, очевидно, в несколько измененной редакции, свою Охотничью кантату, сочиненную еще в веймарские времена. И получает титул капельмейстера сего двора, что пригодится в жизни служивому музыканту, укрепит его престиж в Лейпциге.

В начале этого же года Иоганн Себастьян сочиняет, репетирует, а 15 апреля уже исполняет в церкви св. Фомы ныне всемирно знаменитые «Страсти по Матфею». Этой же весной в новой, переработанной редакции прозвучали в Лейпциге «Страсти по Иоанну» – одних этих двух произведений было бы довольно для вечной славы немецкого композитора!

Но что до совершенства сочинений Томаскантора «их великолепиям», членам городского совета! Этот непокладистый, своенравный сочинитель, вопреки совету синдиков исполняющий в церкви что-то близкое опере, есть перво-наперво нерадивый и своевольный учитель. После очередного выпуска девяти окончивших школу учеников (в их числе был и старший сын учителя Вильгельм Фридеман) господин кантор самолично отобрал для приема в интернат девять мальчиков. И уверяет, что они весьма способны. Не произвол ли это? Синдики магистрата утверждают пятерых, а четырем отказывают, предлагая на эти места подростков, рекомендованных городским советом. Бах признал их лишенными способностей, чем, по суждению синдиков, он превышает власть. Придирки к кантору учащаются, мелкие и оскорбительные.

В октябре 1729 года скончался престарелый ректор Томасшуле Иоганн Генрих Эрнести.

Затянувшееся безвластие лишь усилило раздоры. Даже при обсуждении вопроса о замещении должности упокоившегося ректора «высокоблагородные и высокомудрые» советники из магистрата не преминули досадить Баху. В протоколе записано: «...будем надеяться, что выбор ректора окажется более удачным, нежели избрание кантора». Подобные выпады против «третьего коллеги» школы, конечно же, сразу становились известными городскому чиновничеству, церковным деятелям и семье самого кантора.

На заседании 2 августа 1730 года господа заседатели совета – непогрешимые Nos – силой грубой власти обрушились на Ille, кантора и учителя. Протокол этого заседания неоднократно публиковался. Написанный сбивчиво, с малой последовательностью в мыслях, он содержал, однако, все нужное для унижения достоинства Баха.

«О школе св. Фомы надлежит много порассудить. Имеются налицо раздоры и нападки», – объясняется в протоколе. Может быть, были и дебаты, но протоколист заносит только упреки кантору. Господа члены совета считают Баха непригодным для средних классов; там «нужно поставить дельного человека». Что же с кантором? «Пусть занимается с одним из младших классов». «Он (Бах) не так ведет себя, как надлежало бы, это надобно ему и поставить на вид, и его следует увещевать». Неубедительно? Для обоснования решения, очевидно, рукой писаря на полях протокола объяснено: «Без предварительного уведомления господина бургомистра послал хор учеников в провинцию. Уехал сам, не испросив отпуска».

От имени руководителей выступает господин советник Ланге: «Правда все то, что было сказано против кантора: его следует увещевать и заменить М. Кригелем».

Говорит господин Штегер, тот самый, который в апреле 1723 года делал предупреждение Баху: «Пусть оный сочиняет композиции, которые не были бы театральными». Может быть, эта сторона деятельности кантора и возмущает Штегера, но ему не по плечу судить всеизвестного сочинителя кантат, «Страстей», придворного капельмейстера кетенского и вейсенфелъского. Композитор Бах вне власти советников. Но учитель Бах подсуден. «Кантор не только ничего не делает, но даже не желает на сей раз давать объяснений; он не проводит уроков пения; поступили на него и другие жалобы». Советники присоединяются к высказанным мнениям.

Принимают решение о снижении кантору жалованья. Кантор теряет теперь порядочную часть своей доли доходов школы.

Очередное судилище закончено. Власть победила.

Именно в пору споров с магистратом Иоганн Себастьян объявляет себя в Лейпциге светским капельмейстером. Он берет руководство музыкальным студенческим обществом, основанным Телеманом в начале века. Collegium musicum была пристанищем светского музыкального искусства и независимой от руководства университета.

Участие в руководстве «телемановским кружком» сблизило Себастьяна с молодежью; он чаще стал сочинять светскую музыку. Именно в 1730 году, когда трения с магистратом дошли до крайнего предела, Бах написал окончательную редакцию гениальной клавирной «Хроматической фантазии и фуги».

ДВА ПИСЬМА ИОГАННА СЕБАСТЬЯНА

Решением магистрата Бах был взволнован. Если б и захотел, нелегко теперь ему было сняться с места и покинуть Лейпциг: большая семья, Фридеман поступил в университет, подрастают младшие.

Сохранились автографы писем Иоганна Себастьяна. Датированные августом и сентябрем 1729 года, эти два документа раскрывают правду переживаний Баха.

Первый документ – обширное послание совету города Лейпцига: Бах борется за «урегулированную музыку». Он сохраняет выдержку и достоинство педагога, капельмейстера, преданного искусству духовной музыки художника. Вот заглавие: «Краткий, но в высшей степени необходимый проект хорошего обслуживания церковной музыки вместе с беспристрастными рассуждениями об упадке сей последней».