Учебный плац - Зигфрид Ленц

— Придется потерпеть, Дотти.

Или:

— Мы не сдадимся.

А чтоб утешить ее, он говорил еще:

— Не слушай их болтовни, Дотти, настанет день, когда они первыми будут тебе кланяться.

Однажды шеф очень спокойно спросил Доротею, не бросить ли ему все и не уехать ли с ней и остальными; тут меня такой страх обуял, что я отполз на свой мешок и зажал уши, боясь ответа Доротеи. Она, видимо, была уверена, что здешняя земля нас разочарует и рано или поздно обнаружится, что все было напрасно, все проекты, усилия и старания, все впустую, но все-таки она не предложила шефу покончить здесь со всем и вовремя убраться, этого она не сделала.

Как-то вечером — мы все сидели еще у них внизу, перед уже пустыми тарелками, — шеф вдруг объявил:

— Мы проведем День открытых дверей. Если они сами, по своей охоте, не идут к нам, так мы их официально пригласим, чтобы познакомить с нами и нашей работой в питомнике.

Поскольку никто из нас не знал, что ответить на его предложение, он поднялся и, медленно шагая вокруг стола, стал высказывать идеи, приходившие ему в голову, — что следует включить в программу такого Дня открытых дверей; начнется этот День приглашением и общим знакомством, а закончится показом экспонатов и приемов и советами каждому гостю. Мы организуем экскурсии по всем участкам, Эвальдсен и два работника из тех, что с половинным рабочим днем, покажут, как следует сажать ягодные кусты и вечнозеленые деревья, розы и фруктовые деревья; мы дадим советы, как украсить вазы, кадки и ящики для цветов, продемонстрируем искусство прививки; а завершить этот День шеф замыслил розыгрышем в лотерею редких растений.

— Что вы на это скажете? — спросил он.

Ему и спрашивать было незачем. Ина тут же готова была нарисовать цветные приглашения, с деревьями, низко кланяющимися, с кустарником, подзывающим гостей; она сразу же заявила, что даст объявление в шлезвигскую газету и позаботится о рассылке приглашений. Иоахиму поручили заведовать кассой, а в конце Дня взять на себя лотерею, и он сразу же сообразил, где можно одолжить кассовый аппарат и как будут выглядеть лотерейные билеты, каждый аккуратно вырезанный и скрученный, перевязанный резинкой. Когда шеф внезапно остановился за мной, я сразу же догадался, что он и для меня нашел задание; его руки легли мне на плечи, и он заговорил надо мной:

— Никто так искусно не умеет прививать, как Бруно, он продемонстрирует все способы прививки, он покажет не только все методы прививки, но и улучшенную копулировку — с язычком. У Бруно найдется, чем их удивить.

Так он сказал. А поскольку сам он собирался провести обе экскурсии и к тому же обо всем позаботиться, то без задания осталась только Доротея — если бы Макс не уехал, шеф, конечно же, и его бы привлек, — Доротея не хотела сидеть дома, она хотела тоже внести свой вклад в устройство Дня открытых дверей, и когда шеф предложил ей приветствовать каждого гостя цветком, она ответила — нет, улыбнулась, чуть подумала и решила:

— У меня будет особое выступление, вы еще ахнете, я принаряжусь и выступлю особо, вот увидите.

Вспоминая наш День открытых дверей, я прежде всего вижу Ину, как она трудится над приглашениями, потом слышу стук молотков оттуда, где шеф с двумя работниками строит временный экспедиционный сарай, потом смотрю, как Иоахим нарезает и надписывает лотерейные билеты, и вновь чувствую, как сам я дрожу всем телом, практикуясь в обращении с серпеткой, со скоропрививателем и с окулировочным ножом.

Доротея — та в дни подготовки на долгие часы уединялась, читала, делала выписки, иной раз улыбалась, иной раз прыскала со смеху, а если кто из нас интересовался, над чем она смеется, она прикладывала палец к губам и опускала взгляд. Все волновались; даже бездомная кошка, которая прижилась у нас, стоило мне ее выпустить, тут же начинала мяукать у окна, просила впустить ее и прыгала всем по очереди на колени, Штумпе, наша кошка с шерсткой в желтых пятнах.

А раз все этого хотели, так наш День открытых дверей наступил очень быстро, осенний день, ветер уже потихоньку опустошил заросли кустарника, живую изгородь; две-три припозднившиеся ласточки еще выписывали свои узоры, погода была ясная, солнечная, хотя солнце и не могло высушить росу, и, выйдя ранним утром в воскресенье с Коллерова хутора, мы подмигивали друг другу и с надеждой тащили наше добро на участки. А что Доротея несла в мешке, закинув его за спину, оставалось все еще ее тайной, она не захотела даже, чтоб я дотронулся до ее мешка, она сама несла его до низины и исчезла с ним в сарайчике, запретив нам входить в него и подглядывать в щели.

Эвальдсен и оба его помощника расставили кадки и ящики и приготовили все, чтобы продемонстрировать свое искусство, Ина и Иоахим притащили раздвижной стол туда, где начиналась временная Главная дорога; кто к нам придет, должен будет пройти в ворота, украшенные гирляндами и бело-голубыми флажками, за воротами стоял шеф, чтобы приветствовать влиятельных особ и, возможно, немного их проводить. Мы сразу же встали по своим местам, словно все заранее отрепетировали; чего теперь еще не хватало, так это посетителей, воскресной процессии, какую я себе все время представлял: скептических, недоброжелательных и любопытных холленхузенцев, кое-кого — с разряженными детьми, которых придется много раз предупреждать, что ничего нельзя рвать или вытаптывать, и еще поток посетителей из окружающих селений, из Зеешпе, Лундби и Кляйн-Сарупа, и ко всему еще битком набитый поезд из Шлезвига.

Но как внимательно ни вглядывались мы в сторону Холленхузена и нашей пустынной станции — не видели никого, никто не выходил из поезда, никто не двигался к нам; нет, одна-единственная пара приближалась к нашим воротам — председатель общины, эта занудливая цапля, и его малорослая жена; она угрюмо ковыляла на кривых ногах рядом с ним, делая по меньшей мере в два раза больше шагов, чем Детлефсен. Они были первыми, с любопытством выслушали они приветствие шефа, но отклонили предложение сопровождать их, хотели сами глянуть на все тут — ну, так пошли, Труде, — и они пошли, а шеф остался, улыбнулся, пожал плечами. Детлефсены двинулись по направлению к валуну, а мы опять остались одни, ждали, озирались, мысленно представляли себе Холленхузен, где на каждом дереве висели наши цветные приглашения; Иоахим ничего другого придумать не мог, как встряхивать свою запечатанную коробку с лотерейными билетами, а шеф ходил туда-сюда, опустив голову, что-то время от времени бормотал и потирал запястья. Я никак, никак