Локки 5. Потомок бога - Евгений Валерьевич Решетов

этому времени Громов-старший организовал что-то вроде мини-проводов. Он приказал накрыть в гостиной шикарный ужин во главе с целиком запечённым молочным поросёнком, кокетливо держащим в пасти печёное яблоко.

На вкус поросёнок оказался просто восхитительным. Да и вино Громов выставил тоже отличное. Я охотно пил его и вкушал яства.

Моё настроение немного портила лишь Лидия, восседающая рядом с Павлом. Она украдкой вытирала носовым платочком уголки глаз и между делом вздыхала:

— Храни тебя богиня Жива, Саша. Война это же… это же так опасно!

— Если за мной будет приглядывать именно Жива, то мне точно каюк, — прошептал я себе под нос.

— Нет, Саша точно не погибнет. Он вернётся ещё большим героем! — возбуждённо выдохнул самый младший Громов, размахивая обглоданной свиной косточкой. — Эх, будь мне побольше лет, я бы тоже вызвался добровольцем. Мы бы вместе с братом крушили врагов направо и налево.

Его глаза замылили мечты, в которых он одним махом валил по десятку монстров.

— Сиди уже, доброволец, — бросила ему мать, погладив подростка по волосам.

— А чего? — насупился тот. — Я буду как Александр! Меня тоже покажут по телевизору и напишут обо мне в газетах.

— Будешь, будешь, — благодушно прогудел Громов-старший и посмотрел на портрет Александра. Такой на стене тоже висел. И написали его, думаю, полгода или год назад. На нём Александр выглядел как типичная жертва, которую даже куры раком поставят.

Павел вслед за дедом посмотрел на портрет и нахмурился.

— Надо нарисовать новый портрет, — решительно сказал он. — На этом брат выглядит как тот, прежний Саша. Даже не хочу вспоминать те времена, когда надо мной из-за него насмехались в школе.

Паренёк дёрнул головой, будто отгонял кошмары, а затем уже с восхищением посмотрел на меня. И этот его взгляд говорил о многом.

Устыдившийся Александр мысленно заверил меня, что младший брат больше никогда не будет смотреть на него как на чмо болотное. Мол, его взгляд навсегда останется таким же восхищённым.

Я, конечно же, отнёсся весьма скептически к словам парня. А тот, кажется, обиделся и до самого конца вечера больше ничего не говорил.

Застолье же закончилось довольно правдоподобной актёрской игрой Громова-старшего. Тот встал из-за стола, поморщился и прижал руку к левой стороне груди.

— Что такое, отец? — встревоженно заохала Лидия, распахнув глаза.

И даже Павел не донёс до рта последний кусочек печенья и взволнованно глянул на деда.

— Сердце что-то заболело, — пожаловался мужчина, украдкой метнув на меня короткий хитрый взгляд.

— Давай я провожу тебя до кровати. Тебе нужно полежать. А завтра я попрошу у Живы, чтобы она помогла тебе, — подскочила к отцу Лидия и подхватила его под руку.

Она повела Громова прочь.

А я выпил ещё один бокал вина, пожелал Павлу спокойной ночи и отправился в спальню.

В голове приятно шумело от алкоголя, а живот слегка округлился от съеденного. Так что я изменил маршрут, решив, что с полным желудком не стоит ложиться спать.

Вместо этого я пару часов гулял по двору, обдумывая свои грандиозные планы на ближайшие недели, а потом завалился на боковую.

Ночь промелькнула как одно мгновение, а уже рано утро я с двумя баулами стоял на центральной площади, залитой розовым светом солнца, чей край показался из-за Стены.

Кроме меня, здесь зевали и тёрли глаза ещё человек пятьдесят, вдыхая пахнущий пылью воздух, оглашаемый звуками просыпающегося города.

— Громов! — вдруг раздался радостный рёв, заставивший всех вздрогнуть и заозираться в поисках его источника.

Им оказался Доброслав Румянцев, вышедший из-за угла дома. Он направился ко мне, отражая лысиной солнечные лучи. За его широкой спиной красовался огромный рюкзак, который обычный человек вряд ли бы смог поднять. А вот для двухметрового мускулистого здоровяка Румянцева он был явно не тяжелее, чем для меня пара смертных грехов.

— Доброе утро, — протянул он мне руку, широко улыбаясь.

— Привет, — пожал я его твёрдую лапу с жёлтыми мозолями. — А ты чего такой весёлый? Тебе не сказали, куда мы едем? Ответственно заявляю, Доброслав, это не тренажёрный зал.

— Да я знаю, куда мы едем. Просто ты же помнишь, что я всегда хотел сражаться с монстрами, — приподнято проговорил он, возвышаясь надо мной на целую голову.

— А как ты сумел улизнуть от своей невесты? Или ты тайком, ничего ей не сказав? — с усмешкой спросил я, видя намётанным взглядом, что гигант в душе ещё тот подкаблучник. Ну, может, и не совсем такой, но у него точно есть все задатки им стать.

— Кое-как договорился, — помрачнел он и махнул рукой. — Но криков, конечно, было, а слёз… море.

— С другой стороны, видишь, крики и слёзы помогли тебя уговорить невесту. Значит, не зря старался.

Румянцев криво усмехнулся, оценив мою остроту, а затем вскинул голову и посмотрел на въехавший на площадь пикап, окрашенный в красновато-песочные цвета. Он остановился около бронзовой статуи какого-то императора на коне, после чего из него вышел офицер и громко назвал пару фамилий.

К нему тут же подошли двое смертных. Он с ними коротко поговорил и указал на кузов пикапа, а сам сел на пассажирское сиденье. Пара смертных забралась в кузов, и машина, взревев мотором, умчалась прочь.

Следом приехал ещё один пикап, а затем ещё и ещё. Каждый автомобиль увозил с собой по одному или по двое человек. А мы с Румянцевым продолжали стоять около стены дома.

— Интересно, почему нельзя было сразу сказать нам, в расположение какого полка мы должен прибыть? — задался вопросом здоровяк, почесав широкую челюсть.

— Не всё так просто, — проговорил я, прикрыв зевок. — Наверняка полковники до сих пор друг другу рвут волосёнки, доказывая, что именно им нужнее тот или иной маг. Вряд ли им хватило ночи, чтобы решить такой важный вопрос.

— Может быть, — пробасил Доброслав и следом спросил: — А где Огнева и Белова? Ты разве не с ними приехал?

— С ними, и, по идее, они тоже должны стоять тут, но я чего-то их не вижу, хотя вон там у мусорной урны, где ему самое место, пучит глазёнки Рыльский.

— Ты опять, что ли, с ним поцапался?

Я поглядел на солнце, больно кольнувшее меня лучом в глаз, а потом поведал кадету о своём легендарном словесном поединке с графом Рыльским. И как только я закончил, на площади появился очередной пикап, из которого выбрался смуглый поджарый мужчина средних лет в военной форме.

— Рафаэль Игоревич Шилов! — удивлённо выдохнул Румянцев, узнав мужчину, бодро направившегося к нам. — А я думал, что он в столице до сих пор ищет свою пропавшую бывшую жену.

— Доброе утро, кадеты, — звонко поздоровался