Возраст гусеницы - Татьяна Русуберг

1

Я проснулся во сне, который стал реальностью. Это ощущение пришло сразу, стоило открыть глаза. Я не знал, где нахожусь, утро сейчас или вечер и какого дня, но это было не важно. Зеленый камнеглот проглотил меня с потрохами, даже косточки не хрустнули.

Захотелось вернуться обратно в черноту, в беспамятство, поэтому какое-то время я лежал неподвижно, ровно дыша, и смотрел в стену, покрашенную в раздражающе бодрый апельсиновый цвет. Но заснуть не получалось. На уровне моих глаз оранжевое перечеркивал бордюр: овечки, коровы и курочки. Их морды и клювы издевательски улыбались.

Я попробовал отвернуться и пошевелился. Уперся во что-то спиной — теплое и живое. Почувствовал на себе чужую тяжесть.

— Проснулся? — прошептал мне куда-то между лопаток голос Маши.

Я дернулся и попытался отстраниться, лихорадочно пытаясь вспомнить, как оказался с ней в одной постели. Рука автоматически метнулась к паху и наткнулась на пушистую мягкую ткань. Мамин халат? Какого…

— Докатилась, — проворчала Маша из-за спины. — Такой реакции у парней на меня еще не было.

— Что… — просипел я, отползая к стене и переворачиваясь на спину, чтобы видеть соседку по койке, — случилось? Где мы?

Дреды у Марии торчали в разные стороны, на лице отпечатались складки подушки, и спала она, очевидно, в той же футболке, что была на ней утром, только джинсы сняла. Вопрос в том, стоило ли мне из-за этого беспокоиться.

— Случилось то, — Маша зевнула, продемонстрировав нежно-розовое нёбо, — что кто-то, не буду показывать пальцем, мощно психанул, так что пришлось скормить ему волшебную таблетку и уложить баиньки, хорошо, что у святого отца нашлась свободная комната.

— Какую таблетку? — насторожился я, вспомнив Машину склонность решать мои проблемы со здоровьем… средствами нетрадиционной медицины.

— Хосспади, да обычное снотворное, у деда в аптечке нашлось, — оскорбилась Мария.

— А… — я приподнялся на локте и поплотнее стянул полы халата, — джинсы мои где?

— У меня в рюкзаке, — ухмыльнулась она гаденько. — Пополню ими коллекцию трофеев. Я со всех парней, с которыми спала, первым делом штаны стягиваю и туда. А потом имя жертвы вышиваю на них крестиком. А то всех-то не упомнишь.

Мой взгляд растерянно заметался по комнате в поисках Машиной сумки, прежде чем я сообразил, что это одна из ее очередных шуточек.

— Да ну тя, Медведь! — Она чувствительно пихнула меня ногой. — Это даже не прикольно. Ты, как трехлетка, на все ведешься. В сушилке твои штаны. Чистые, выстиранные вместе с остальными твоими шмотками.

— Так мы не?.. — Я задержал дыхание.

— Мы очень даже да! — Маша сделала большие глаза. — Я тебя обнимала, пока ты дрых, а ты то сопли пускал мне на грудь, то терся об меня жопой. Так что мы теперь почти женаты.

Я вспыхнул удушливой злой волной.

— Вообще-то, я не просил тебя ко мне в постель лезть.

— Да ну? — Мария тряхнула головой и скатилась с кровати, только кончики дредов меня по щеке хлестнули. — Прости, блин, что замарала твою невинность. В следующий раз хоть весь тут обрыдайся, я и пальцем не шевельну. Буду смотреть, как тебя колбасит, и семки лузгать.

Она развернулась на пятках, промаршировала к двери и захлопнула ее за собой, так что занавеску на окне сквозняком взметнуло. Я тяжело сел на постели и потер виски, за которыми притаилась головная боль. В глаза будто песку сыпанули. Я рыдал? Ничего такого не помню. Во сне, что ли? Или это опять Машины приколы?

Посмотрел на свои ладони. Чистые. Только под ногтями траурная кайма там, где они успели немного отрасти. Ковырнул. Грязь. Земля. Точно. Я же на карачках ползал. И Маша, кажется, это видела. Она сидела рядом, когда я сказал…

Я уперся лбом в колени, замычал, сжимая голову в ладонях. Эти бесконечные повторяющиеся кошмары с камушками из коробки и лестницей, еще участившиеся с болезнью матери. Я знал. Все это время я знал, что произошло на самом деле. Но, наверное, проще было убедить себя, что это просто сон. Проще было поверить маминому успокаивающему шепоту и легкой нежной ладони на голове: «Ш-ш, Ноа, малыш. Не бойся. Ничего этого нет. Тебе все приснилось».

Стук в дверь донесся до меня будто из другой реальности.

— Чего тебе? — гаркнул я. Видеть никого не хотелось, особенно Машу. — Оставь меня в покое!

Дверь, скрипнув, приоткрылась, и в нее просунулась борода Аске.

— Ужин готов. Астрид зовет всех к столу.

Я хмуро уставился на пастора: о чем он вообще? Разве не понимает, что я и думать о еде не могу?

— Спасибо, я не голоден.

Тут до меня дошло, что значит слово «ужин». Выходит, я весь день тут провалялся?

Я неловко встал с кровати.

— Простите, что так вышло. — Ткнул в смятую постель. — Мы сейчас соберемся и уедем. И так долго у вас задержались.

— Не беспокойся об этом, — махнул рукой Аске. — Можете оставаться на ночь здесь. Твоей подруге постелим в соседней комнате. А завтра осмотрите нашу церковь — там как раз утром будет служба. К тому же я договорился с Катариной. Она найдет в архиве свидетельства о рождении твоих брата и сестры. Сами документы мы не сможем тебе выдать, но Мария сказала, что вам достаточно знать даты рождения. Катарина скажет их вам после службы.

Замечательно! Похоже, Маша твердо собралась выполнить свою часть договора. А на мои чувства, получается, плевать? Ах да! Забыл. Для кого-то Земля вращается вокруг Солнца, а для Марии — вокруг солнечной повозки [26]. Без денег она от меня точно не отцепится!

— Это уже не важно, — отрезал я сухо. — Где мои вещи? Мне нужно одеться.

— В ванной. — Аске приоткрыл дверь шире и указал куда-то вглубь коридора. — Дело, конечно, твое, но поговорил бы ты с девушкой. Она чем-то очень расстроена. Пробежала мимо меня и выскочила на террасу. Курит там на холоде.

— Расстроена? — Я скептически хмыкнул. — Мы точно сейчас про Марию говорим?

Старик кивнул, укоризненно глядя на меня.

— Она очень за тебя переживает. Твоя подруга — хороший человек.

Возможно. Зато вот я — плохой. Это я теперь точно знаю.

Пастор продолжал выжидающе смотреть на меня, и я не выдержал. Пожал плечами, протиснулся мимо него и потопал в ванную. Вытащил из сушилки теплые еще штаны и толстовку, втиснулся в них и пошел искать Марию.

Она действительно стояла на террасе в саду. Огонек ее сигареты парил за темным стеклом, как одинокий заблудившийся светлячок. Я собрался с духом и толкнул застекленную