Музей «Шпионский Токио» - Александр Евгеньевич Куланов

Даже в такой ситуации, когда Ощепков был вынужден оставить в Токио больную чахоткой жену Марию, он, как профессиональный разведчик, сумел обмануть наружное наблюдение и исчезнуть незаметно.

Об этом свидетельствует документ из другого дела, полученный автором уже не в Москве, а в Токио, в фонде специальной высшей полиции – Токко, относящемся к Архиву министерства иностранных дел Японии. Из этой рукописной бумаги следует, что японская полиция спохватилась лишь через несколько недель после отъезда Ощепкова – настолько ее внимание было усыплено «благонадежностью» бывшего семинариста. Только 10 мая 1926 года на имя министров внутренних и иностранных дел, глав портовых префектур Канагава, Осака, Хёго, Ямагути, Фукуи, а также губернаторов колоний – Кореи и Квантунской области поступил секретный циркуляр от главы японской полиции Ота Масахиро:

«Касательно подозреваемого лица российского гражданства.

Акасака-ку, Аояма, Минами-мати, 3-60.

Кинопрокатчик ОЩЕПКОВ Василий Сергеевич. 34 года.

9 апреля в полицейскую часть токийского округа поступило секретное сообщение № 811 касательно вышеназванной персоны о том, что он, вместе с кинопрокатчиком “Клаузовым” (Клавзовым, Краузовым? – А. К.), проживающим в Кобэ, российского гражданства, намерен создать кинокомпанию “Фильм”…

16 апреля Ощепков отправился в деловую поездку в Кобэ, однако выяснилось, что на данный момент он находится во Владивостоке, а также он вызвал туда свою жену Марию, пребывавшую в тот момент в Токио. Мария уехала из Токио 7 мая и отправилась во Владивосток через город Цуруга. Внезапная поездка Ощепкова во Владивосток показалась неестественной, так как до этого он жаловался, что у него большие трудности с получением советского паспорта. Кроме того, близкие к нему люди, в том числе сотрудники компании “Фильм”, и его домашний персонал, полагали, что на данный момент он находится в Кобэ. Исходя из этой подозрительной ситуации, мы провели разведывательные действия.

Мария [Ощепкова]:

“Поскольку японской публике не очень нравятся европейские (английские, французские и пр.) фильмы, которые абсолютно не конкурентоспособны перед американской продукцией, мой муж в последнее время стал серьезно изучать русскую литературу с тем расчетом, что от показов русских кинофильмов в Японии можно ожидать больших успехов. И, так как цель его визита во Владивосток заключалась в деловых переговорах с советской кинокомпанией, вопреки ожиданиям ему сразу выдали паспорт, а также разрешение на выезд из пределов Японии. После этого в своем письме он приказал мне тоже отправиться во Владивосток. В письме не было никаких подробностей, но я предполагаю, что там, во Владивостоке, рассчитывают, что мой муж мог бы принести пользу, поскольку он в совершенстве владеет японским языком”.

Кобаяси Итиро и Кимура Хидэкити (Эйкити? – А. К.), сотрудники компании “Фильм”:

“Ощепков уехал туда без предупреждения, и мало того, он в своем последнем письме приказывает нам обсудить с “Клаузовым” вопрос о дальнейшем существовании компании, ссылаясь на то, что он не в состоянии вернуться в Японию в течение ближайшего времени. Мы глубоко смущены и подозреваем, что все это лишь оправдание: он до этого говорил, что готов устроиться в советскую кинокомпанию, и это находится в зависимости от размера гонорара (который ему там предложат. – А. К.). Мы предполагаем, что, скорее всего, он уже устроился туда, и считаем его оправдания неуместными”»{85}.

Экспонат № 31

Дело № 2641 УНКВД по Московской области по обвинению В. С. Ощепкова в шпионаже в пользу Японии, 1937 год, копия

На этом японская история «православного ниндзя», казалось, закончилась. К сожалению, о ней пришлось вспомнить спустя 11 лет и совсем не так, как хотелось бы. Об этом рассказывает следующая папка нашего собрания документов: Дело № 2641 УНКВД по Московской области{86}. Перелистаем страницы копии этого тоненького архивно-следственного дела еще раз.

В среду 29 сентября 1937 года прокурор Юлий Берман утвердил «Постановление об аресте Ощепкова Василия Сергеевича, 1892 г. р., уроженца Александровска на Сахалине. Беспартийного, русского, преподавателя Института физкультуры имени Сталина». К этому времени в дело еще не было подшито ни единого документа, что наводит на мысль о существовании еще одной – не дошедшей до нас папочки, в которой могли содержаться данные о том, что Ощепков состоит на учете как бывший белый офицер и как «харбинец», а также доносы. Нельзя полностью исключить, что на него доносили и некоторые из учеников. Документов не было, а в постановление уже вколотили черным по белому: «…достаточно изобличается в том, что, проживая в СССР, занимается шпионажем в пользу Японии… привлечь обвиняемым по ст. 58 п. 6».

Статья 58 пункт 6 – это шпионаж. Вести дело было поручено начальнику 2-го отделения 3-го отдела НКВД по Московской области старшему лейтенанту госбезопасности и «почетному чекисту» Иллариону Вольфсону – одному из основных московских палачей по делу «харбинцев». Спустя два года, 11 февраля 1939-го, придут и за ним самим. Вольфсона приговорят к расстрелу по такому же липовому обвинению, какие он фабриковал сам, но ему, в отличие от его жертв, сразу же заменят приговор на более мягкий. В июле 1956 (!) года во время следствия по пересмотру дела «харбинцев» Вольфсон снова будет вызван в суд, но только как свидетель. Там, давая показания по делу коллеги и близкого знакомого Василия Ощепкова, тоже царского и советского военного разведчика – Василия Николаевича Крылова, которого по обвинению, подписанному Вольфсоном, расстреляли вместе с женой, бывший чекист подтвердит, что на каждого из арестованных имелось еще одно дело: «Сейчас я не помню хорошо дело Крылова за давностью времени, но во всяком случае утверждаю, что агентурные материалы были на харбинцев… В те времена ссылки на оперативные материалы не делались в обвинительном заключении»{87}.

Поздно вечером 1 октября, в пятницу, за Василием Сергеевичем приехал наряд под командованием сотрудника 3-го отдела НКВД Черкасова. В разных документах об аресте дата его «плавает» в пределах двух суток – делалось это не быстро, без спешки. Начали забирать 1 октября, увезли только 2-го, ночью, ведь еще нужно время на обыск! В протоколе обыска короткая запись: «Взято для доставления в 3 отдел УГБ НКВД МО… Паспорт МС № 729784. Штык-тесак». Так в протоколе назван плоский штык к японской винтовке Арисака образца 1905 года, который Ощепков использовал на показательных выступлениях как орудие вероятного противника. Жалоб при обыске заявлено не было, в протоколе, под записью «В комнате осталась проживать жена Ощепкова» Василий Сергеевич расписался собственноручно. Последнюю в своей жизни подпись он поставил несколько часов спустя, когда в Бутырской тюрьме на него была оформлена «Анкета арестованного». В графе 21, «Состояние здоровья», сделана запись: «Порок сердца, грудная жаба». Потом – на восемь дней – пустота.

Вечером в воскресенье, 10 октября 1937 года, в 18 часов 55 минут, за пять минут до начала спектакля «Дни Турбиных», билеты на который ему с трудом удалось достать, Василий Сергеевич Ощепков умер.

Его смерть до сих пор вызывает массу вопросов как