Носферату - Дарья Зарубина

На мгновение я забыл о мертвом саломарце. Уже несколько недель газеты и журналы ждали новостей по делу о гобеленах мастера Суо. «Маньяк уничтожает работы великого Суо», «Трагедия в мире искусства: работы Мастера гибнут от рук неизвестного сумасшедшего» и т.д., и т.п. Такими заголовками были украшены первые полосы весь последний год. Сорок одна работа покончившего с собой риммианского мастера не подлежит восстановлению — кислота, нож, бензин. Маньяк уничтожил полотна Суо на шести планетах, в том числе в хранилище государственного музея в Риммии на Большой Нереиде. Преступника обвиняли не только в порче полотен, но и в том, что неизвестный довел Мастера до суицида. Суо несколько раз пытался покончить с собой тем же способом, каким преследователь уничтожал его творения. В конце концов он преуспел. Мучительная смерть риммианского гения в ванне с кислотой прекратила его страдания и череду покушений на гобелены. Уже около месяца по делу не было никаких известий. Следствие зашло в тупик. В составе специальной группы экспертов, занимающихся поимкой любителя гобеленов Суо, на данный момент числилось пять землян, двое из них жили и работали в Питере. При этом ни один не торопился общаться с прессой и не давал никаких конкретных данных о том, как развивается дело.

И тут прямо мне в руки шел флэш-рояль. До недавнего времени предполагалось, что маньяк после зверского уничтожения гобеленов в музее не покинет Большую Нереиду. И затишье в деле о гобеленах только подтверждало это предположение. Однако, похоже, он объявился здесь, на Земле.

От удивления мне даже не показалось странным, что незнакомец хочет купить гобелены.

Семь гобеленов Отто на данный момент оставались самой большой и самой неблагодарно помещенной коллекцией работ Суо, поскольку Штоффе, большой знаток в области всего остального, ни бельмеса не понимал в искусстве, тем более в неземном. Свои гобелены он получил в дар за совместный проект с Риммианской академией. Сам мастер Суо присутствовал при лабораторных опытах Отто и, вдохновленный, создал эти семь полотен. Отто увез их домой и развесил у себя в кабинете. Правда, к чести моего друга стоит заметить, что раз в году он позволял снимать бесценные творения со стены и на неделю-другую выставлять в Эрмитаже. Однако из странных патриотических соображений уже который год отказывал Лувру и Прадо. С одной из ежегодных выставок гобелены вернулись всего две недели назад: видимо, дирекция Эрмитажа решила, что для музея будет значительно лучше, если маньяк придет не на официальную выставку, а нанесет Отто частный визит.

Похоже, меня угораздило стать свидетелем этого визита. Я понял, что надо брать быка за все, что можно удержать двумя руками: дохлый саломарец плавает себе в аквариуме и от меня точно не уйдет, а здесь — настоящий, свеженький, румяный живой маньяк. Я почувствовал мощный подъем репортерских сил, но прежде надо было сделать дело.

— Так, Отто. Давай по порядку. Твоя задача веселее, поэтому начнем с моей. Мне очень нужно, чтобы ты позвонил сейчас ребятам из отдела межпланетной разведки и передал трубочку мне. Я буду корректен и краток, обещаю. А потом, когда они мне ответят согласием, пойдем вязать твоего маньяка.

Отто нервно кивнул, взял с тумбочки мобильный и набрал номер.

— Санек, это Отто, — стараясь казаться бодрым и спокойным, заговорил он, — у меня тут человечек, очень хороший, просит помощи. Может, поговорите, решите там… Естественно… Ради меня. Нет, надежный… Всю жизнь знаю… Ладно… договорились, передаю трубку.

Я в двух словах поведал невидимому Саньку и его группе суть дела. Убит инопланетный дипломат. Убийца сидит по такому-то адресу, нервничает и хочет к журналистам, а через два дня визит делегации. Ребята на том конце провода только настороженно хмыкали, кто-то постукивал пальцами по аппарату.

— В общем, — подытожил я, — прошу вас: первое, сейчас поехать, взять моего Раскольникова и осьминожье тело. Убийца нервный, к журналистам не пускать, по возможности вообще сделать так, чтобы о его аресте никто не знал хотя бы до конца дипломатической встречи. Второе: дядю моего, ценного и изрядно нездорового свидетеля Брута Шатова, прошу оставить мне, на нужды журналистского расследования. Естественно, что накопаю, сразу принесу вам в клюве. Я человек честный, положительный и с вами хочу дружить.

Санек еще раз хмыкнул в трубку, уточнил адрес и обещал сделать все возможное. По голосу моего собеседника я понял, что настроение у него явно улучшилось. Несмотря на то что я повесил им на шею свежего «глухаря», мой новый знакомец испытывал заметное даже по хмыканью облегчение от того, что я задушил в себе журналиста и решил сотрудничать. Эти ребята могли себе позволить верить на слово, поскольку каждый, кто с ними общался, чтобы не замолчать навсегда, старался говорить только чистейшую правду. И мне не хотелось стать исключением.

Я положил трубку на тумбочку, поставил на пол сумку с одеждой и обернулся к Отто.

— Ну что, пошли маньяка колоть?!

Не успел я закончить фразу, как заверещал дверной звонок. Отто вздрогнул и бросился к двери.

— Слушай, насыщенной жизнью живешь. Когда ж ты работаешь, если у тебя гости каждые две минуты?

Но Отто уже не слышал. В дверном проеме показалась высокая фигура в синем костюме и белой шляпке. Ее я узнал бы даже ночью в толпе на площади.

На мгновение я потерял не только дар речи, но и все прочие бесценные дары человеческой природы. Ноги начали отчетливо подкашиваться, в ушах зазвенело, но я взял себя в руки и весело улыбнулся.

— А вот и органы, — провозгласил я отчаянно и нагло, проклиная себя за то, что в спешке так и не успел переодеться, и надеясь, что от моего нахальства она мгновенно забудет сцену в космопорту. Но по усмешке, отразившейся в ее мраморно-серых глазах, я понял, что маневр разгадан.

— Анна Берг, отдел преступлений в области искусства. — Она протянула мне руку в белоснежной перчатке. — Привет скандалистам. Если не ошибаюсь, Носферату Шатов, «Галактика слухов»?

— Он самый. Ваш покорный слуга. — Я эффектно поклонился и поцеловал протянутую мне руку чуть выше края перчатки.

— Учту, — саркастически ответила женщина моей мечты, поправила манжет и повернулась к Штоффе. — Отто Юльевич, я пришла поговорить с вами о гобеленах.

До этого неплохо державшийся Отто уставился на нее обреченно-затравленным взглядом и шепотом объявил: «Он тут…» Моя прекрасная леди мгновенно вцепилась в него мертвой неженской хваткой. И пока она оценивала обстановку, я мысленно оплакивал свою гениальную статью о маньяке и работах мастера Суо. Самый страшный сон журналиста — подписка о неразглашении была неотвратима.