Дьявол сказал 'бах' (ЛП) - Ричард Кадри

class="p1">Касабян берёт разбухший мешок для мусора, толчком открывает окно в переулок и бросает его в кучу на мусорном контейнере.

— Вот почему копится мусор, и внизу ещё не закончено.

— Умный мальчик. А теперь скажи мне, какое число я загадал.

Он садится за стол и тянется мимо переполненной пепельницы за пачкой «Проклятий». Берёт одну себе и протягивает мне пачку. Я беру её и прикуриваю нам обоим от зажигалки Мейсона.

— Что смотришь? — спрашиваю я.

— «Долгое прощание»[99].

— Мило.

— Лучший фильм, когда-либо снятый о Грёбаном Чайнатауне Лос-Анджелеса. И не пытайся спорить со мной, потому что твоё мнение будет неправильным.

Мы пару минут курим и смотрим фильм. Гангстер начинает раздеваться и говорит Эллиотту Гулду[100] делать то же самое. Мне хочется спросить о Кэнди, но слова не идут с языка. У меня была фантазия, что она перебралась сюда, заняла моё место и ждёт меня. Одиночество делает тебя глупым.

— Если деньги пропали, почему горит свет? Как ты платишь за всю эту еду?

Касабян выпускает кольца дыма в сторону видеоэкрана.

— Не все деньги пропали. Только те, о которых он знал. Кое-что я присвоил. Ты достаточно раз пытался вышвырнуть меня, так что я создал себе трастовый фонд.

— Знаю.

Он оборачивается и смотрит на меня.

— Давно?

— Всегда. Ты вор. Ты не можешь не воровать. И, вероятно, я дал тебе какой-то повод для этого. Сколько ты скопил?

— Около двухсот штук.

Я кашляю, едва не поперхнувшись сигаретой.

— Двести штук, и ты всё ещё прячешься и питаешься пончиками из службы доставки?

Он качает головой.

— Кажется, что это много, но это точно не деньги на-всю-оставшуюся-жизнь. По крайней мере, магазин принёс немного наличных, но с этой утратой…

Несколько месяцев назад Самаэль дал Касабяну возможность заглядывать в Демонический Кодекс, справочник Люцифера-бойскаута по хитроумным жуткостям. С его помощью Касабян также может прятаться за кулисами, наблюдая за частями Ада, словно камера наблюдения.

— Ты вообще заглядывал в Кодекс? Видел меня в Даунтауне?

— Кэнди часто приходила и просила меня об этом.

— Когда ты видел её в последний раз?

— Три недели. Может быть, месяц назад.

— Что ты сказал?

Он вынимает жёлтыми от никотина металлическими пальцами «Проклятие» изо рта.

— То, что я вижу, такое спорадическое. Я не могу видеть везде. Первые несколько дней я мог видеть тебя время от времени, а затем ты покинул эфир.

— Возможно, из-за Люциферства.

— Люциферства?

— Забей. Кстати, я убил Мейсона.

— Уверен?

— У него в голове была большая дыра в том месте, где раньше были его мозги.

— Ну, чувак.

Он опирается локтем о стол и проводит металлической рукой по голове.

— Это лучшая новость, которую я слышал за долгое время. Мне раньше снилось, что он возвращается и находит меня полным калекой, неспособным убежать.

Я произношу это, не давая себе времени подумать.

— Где сейчас Кэнди?

Эллиотт Гулд едет на автобусе в Мексику. Его костюм помят и поношен, а глаза темны, словно он не спал несколько дней. Он выглядит как половина населения Ада и большая часть Голливуда, та половина, что не занимается в тренажёрных залах, поэтому выглядит как колбаса, натянутая на манекены Беверли Хиллз.

— Она не оставила мне грёбаный маршрутный лист. Последний номер, который у меня есть, — клиники твоего друга.

Он тушит сигарету и говорит:

— Ты ведь не собираешься возвращаться сюда? Я как-то привык, что это место принадлежит только мне.

Я встаю, отряхивая с колен крошки от пончика.

— Знаешь, кто я теперь? Я Люцифер, верховный мудак Подземного мира. Я буду спать там, где захочу.

Касабян косится на меня, не отрывая головы от фильма.

— Ты имеешь в виду, что на мели.

— Полностью.

Он открывает один из ящиков стола и достаёт пачку «Проклятий». Вместо сигарет она набита наличными. Он отсчитывает две сотенные купюры и протягивает мне. Я не двигаюсь, чтобы взять их. Спустя минуту, он отсчитывает ещё несколько банкнот. Я беру их и сую в карман.

— Не думай, что я всегда буду позволять тебе быть таким скупым на мои деньги.

— Это мои деньги. Свои деньги ты раздал.

Я не в настроении спорить на эту тему. Поднимаю матрас и пытаюсь нащупать своё оружие.

— Не утруждай себя. Святоша Джеймс забрал их тогда же, когда забрал деньги.

— Даже «Кольт» Дикого Билла?

— Все.

— Старинный «Кольт Нэви» не был настоящим оружием Дикого Билла, но был ближе к нему из всего, что ко мне когда-либо попадало, и теперь он исчез. Это жестоко.

Я достаю из сумки «Глок» и наац. Наац отправляется во внутренний карман пальто, а «Глок» за пояс на спине.

— Я оставлю сумку здесь, пока не выясню, где остановлюсь.

Касабян бросает мне нераспечатанную пачку «Проклятий». Довольно щедро с его стороны. Должно быть, он думает, что у меня день рождения.

— Не стоит. Поуп Джоан по-прежнему работает по ночам в отеле «Бит». Брось ей чутка монет, и, держу пари, она даст тебе наш старый номер. Мне кажется, я даже мог припрятать немного денег в вентиляции.

Я поднимаю сумку и направляюсь к выходу.

— Рад видеть тебя на своих ногах, Старый Брехун.

— Счастливой охоты, Железный Дровосек.

Я мельком замечаю Касабяна в окне у стола. В стекле его лицо обычное и чистое, но сидящий в кресле парень — грязное месиво. Что ж, вот и всё. У Дьявола особенные глаза. Он может видеть грех. Интересно, что видел Самаэль, когда смотрел на меня?

Я сажусь на мотоцикл и еду закоулками с совершенно разумной скоростью в клинику Аллегры. Подаю сигналы руками и всё такое. Взгляни на меня, Мамочка. Наконец-то, законопослушный гражданин.

То, что раньше было клиникой дока Кински, а в настоящее время является клиникой Аллегры, находится в торговом центре рядом с местом пересечения бульваров Сансет и Голливудского. С одной стороны торгового центра располагается франшиза жареных цыплят, с другой местная пиццерия, а между ними вьетнамский маникюрный салон и клиника. На парковке пахнет, как в школьной столовой, и это одно из последних десяти мест, куда заглянул бы любой, охотящийся за тяжёлой ангельской магией.

На всех окнах клиники опущены жалюзи. На двери золотыми самоклеящимися буквами написано «ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЕ ИСЦЕЛЕНИЕ». Я берусь за ручку и тяну. Заперто. Я поднимаю руку, чтобы постучать, и опускаю её. Одно дело повидаться с Касабяном — мы оба самые большие известные друг другу уроды — но здесь будет совсем другое. Здесь обычные люди. Не нормальные обычные, а те, кто действует и ощущает себя как обычные люди.

Я не знаю, что сказать