Опасные тропы - Иван Цацулин

Через час он снова покинул дачу. На этот раз он спешил к автобусной остановке. Никто не узнал бы теперь в нем того представительного мужчину, что совсем недавно на этой же остановке вышел из автобуса. Уголовник с большим стажем, он отлично знал цену гриму и давно овладел искусством основательно изменять свою внешность. Сейчас он «играл под старичка», выходца из деревни: мятый и грязный картуз, рубаха навыпуск, подпоясанная стареньким крученым пояском, поношенные яловые сапоги, кургузенький пиджачишко с обтрепанными полами и порванными петлями. Опирался он на гладко отполированную временем толстую суковатую палку. Адам Адамыч направлялся в Краснополянский район.

Было уже довольно поздно, когда он добрался до нужного ему места. Автобус побежал дальше по шоссе, к Москве, а он через заводской поселок направился к парку.

Народу в парке гуляло много. Чистяков не спеша прошелся взад-вперед и скоро очутился у танцплощадки. Под радиолу танцевали вальсы, все было благопристойно. Адам Адамыч расположился поблизости на пенечке. Совсем рядом грудастая баба в деревенском, полном сборок платье, лузгала семечки, вздыхала, зевала. Посмотрела на незнакомого старичка, сплюнула пренебрежительно, проговорила:

— Нет у нас мущинов самостоятельных, скушно.

— И всегда так? — осведомился он.

— Да не… Рази б я стала сюды ходить? Да ни в коем разе!

На танцплощадке как-то по-новому зазвучала музыка, новая пара плавно шла по кругу — ладный парень в военной форме без погон и симпатичная девушка в модном платьице.

— От нечистый дух! — завосхищалась баба парнем. — Ишь как дает! Ну да недолго ему прыгать с ней-то!

Она оказалась права, буквально через несколько минут у входа на танцплощадку послышался шум, кто-то непристойно ругался, кому-то грозил…

— Пришел… — шепнула баба с семечками.

Проследив за ее взглядом, Адам Адамыч увидел худощавого паренька с искаженным злобой лицом, с решительным видом направлявшегося к центру танцплощадки. Девушка, что шла в паре с военным, испуганно бросилась в сторону, все шарахнулись кто куда. Теперь посреди танцплощадки остались только двое, грудь к груди.

— Што, бригадмил, пользуешься своим положением? — тихо, но так, что все слышали, спросил хулиган.

Парень в военной форме смолчал.

— Последний раз говорю, Володька: будешь у меня под ногами путаться — пришью.

— Вот что, — спокойно заговорил военный, — коли выпил, закусывать надо. Будешь хулиганить — не взыщи, отправим в милицию. А угрозами не бросайся, слишком часто что-то ты мне грозишь. Не угодить бы тебе опять туда, откуда тебя совсем недавно выпустили, — он повернулся и отошел. Противник зловеще молчал, смотрел ему вслед, зло прищурившись.

— Он что ж — из тюрьмы недавно? — догадался Адам Адамыч.

— Гришка-то Ножевой? — баба снова принялась за семечки. — Угу…

— Ну вот, а говорила, что нет настоящих мущинов… — усмехнулся Чистяков. — Вот они — сразу два и один другого стоит.

Баба покосилась на старичка, смахнула с подбородка шелуху.

— Эти-то? Две большие разницы! — Подумала, произнесла уверенно: — Гришка его обязательно зарежет, потому — озлобился Гришка в тюрьме-то, а таперича Клашка замешалась, никак они ее не поделют.

— Он что же, зазря сидел, что ли? — спросил Чистяков.

— Зазря!.. — баба чему-то возмутилась, уставилась на незнакомца выпученными глазами. — Да кто ж тут не знает, што Гришка — убивец? Его и кличут не иначе как Ножевым. Гришка Ножевой. — И снова убежденно закончила: — Зарежет ён его, как пить дать.

— Вы что же, в свидетели идти собираетесь? — спросил Адам Адамыч. Женщина даже подскочила от испуга:

— Не приведи бог, его же дружки потом разделаются.

— А чего же ходишь сюда?

— Да так, любопытно все-таки, — баба зябко передернула жирными плечами.

Из дальнейших расспросов узнал Адам Адамыч все о Гришке Ножевом, и о бригадмильце, недавно демобилизовавшемся из Советской армии, и о его невесте Клаше, девушке с модной прической, которая, к несчастью, понравилась уголовнику Ножевому. В ту ночь поздно возвратился Чистяков в свою берлогу, а потом зачастил в Краснополянский район, как зверь, вынюхивал Гришкины следы, крутился незаметно возле танцплощадки в заводском парке. И однажды случилось такое.

Любопытная баба, встречавшая его теперь как старого знакомого, шепнула, замирая от ужаса:

— Седни, обязательно седни… Вот увидишь.

— Так его нет, Гришки-то… — дурачком прикинулся Чистяков.

— Приятель какой-то, што ль, у него объявился, пьют седни аж с самого утра.

— Сама видала?

— А то нет… Девки-хабалки к окну липнут, ну и я, значица, одним глазком…

— Приятеля-то видала?

— Не. Он в святом углу притулился, с улицы не видать.

Адам Адамыч про себя усмехнулся: он-то знал, кто и для чего спаивает Гришку Ножевого.

Демобилизованный парень снова танцевал со своей невестой, снова шум и гам возникли у входа, но на этот раз события разворачивались иначе. Ссора перешла в драку. Гришка Ножевой схватился со своим противником, рычал, матерился.

Адам Адамыч так и прилип к загородке, окружающей площадку. Баба стояла рядом, тряслась от страха. Взглянула на старичка:

— Милицию, што ль, покликать?

— Позови, — ответил Адам Адамыч, не в силах оторвать взгляда от того, что происходило перед его глазами, — он ждал.

Спотыкаясь, баба метнулась куда-то в сторону, запричитала. Люди сгрудились вокруг дерущихся. Становилось ясно, что хулигану не справиться с противником, в руке Гришки неожиданно сверкнул нож, и в тот же миг бригадмилец упал навзничь и затих. Гневный крик раздался над парком и много рук протянулось к убийце. Гришка поднял окровавленный нож:

— Не подходи, убью!

На танцплощадке творилась невообразимая суматоха, многие в страхе разбегались, но группа парней плотным кольцом окружила преступника. У входа опять зашумели — подоспела милиция. Неожиданно погас свет, стало абсолютно темно. Ножевой почувствовал, как кто-то с силой выхватил его из смертельного круга, незнакомый голос шепотом скомандовал:

— За мной, быстро, или ты погиб!

Не разобравшись, Гришка взмахнул ножом, но тащивший его куда-то незнакомец с такой силой сжал руку, что нож выпал.

— Дурак, говорю, спасайся, — шепнул неизвестный. — За мной!

Выбежали на проселочную дорогу. На обочине с погашенными фарами стояла «Волга». Бежавший рядом человек рывком открыл дверку:

— Садись, скорее!

Ножевой повиновался. Машина рванулась вперед и помчалась по направлению к шоссе.

— А-а… сволочи, купили, выдать хотите! — заметался Гришка Ножевой.

— Молчи, щенок! — тихо сказал неожиданный спаситель.

Он сказал это таким тоном, что Гришка мигом притих; по своему тюремному «опыту» он слишком хорошо знал, кто мог говорить вот так, с безграничным презрением: тот, для кого убить так же легко, как прикурить папиросу. Он умолк.

Автомобиль остановился на лесной дороге. Вышли. Рядом виднелась дача за высоким забором, среди сосен с одной стороны и густого подлеска — с другой. Адам Адамыч открыл калитку, и они вошли во двор.

— Здесь будешь жить пока, — сказал Адам Адамыч. — Помни, без меня погиб бы.

— Знаю.

— То-то… Ты все понял? — он остановился, устремив жестокие глаза на Ножевого.

— Да, — робея, ответил тот.

— Мое слово для тебя отныне закон.

— Знаю.

Гришка действительно знал, что попадись он за совершенное им сегодня преступление, — не отвертеться. Жив ли бригадмил?.. Если нет — расстрел обеспечен.

Так бандит Ножевой стал ближайшим подручным старого волка. Теперь было с кем идти по заданию Патрика Смита.

Глава двадцать третья

Времени, дорогого времени, ушло уже много, а конца операции по поимке Смита и его пособников пока не было видно.

Соколов, с помощью Ани, не оставившей прежней работы и на новом предприятии, внимательно изучал историю изобретения Шаврова на заводе «Красный Октябрь» — он должен был знать все, что относилось к броневой стали. У него не выходила из головы мысль: «Все меры к обнаружению Яльмара Крафта — пана Юлиана и Крысюка приняты, однако результатов пока не дали. А что если им удастся переправить за границу копии с украденной из сейфа Брянцева справки?» Эта мысль была невыносима. К тому же не так давно было получено сообщение от Мухина: «дядя Сеня» зашевелился, послал в разведцентр шифровку. Специалисты в Комитете много бились, а потом решительно заявили, что расшифровывать эту абракадабру значит зря тратить время — в ней нет никакого смысла; очевидно, разведцентру важен не смысл шифровки, а самый факт получения. И действительно, Кныш быстро получил ответ на переданную им радиограмму, но ответ тот был адресован не пану Юлиану, а непосредственно ему: приказывалось надежно припрятать рацию и остальное снаряжение, срочно отправиться в Ростов. В день и час, точно определенные в радиоприказе разведцентра, в буфете ростовского вокзала к нему подойдет человек из управления разведки. Пароль — носовой платок с золотой стрелой на синем фоне. В распоряжение этого человека он, Мухин, и поступает. Кто придет к нему в Ростове? Какое задание разведки Кныш получит? Имеет ли все это отношение к операции по броневой стали? Пока об этом можно было только гадать. Однако одно уже ясно — готовится новая шпионско-диверсионная затея. Была в этой истории и другая огромной важности сторона: Яльмар Крафт уже не нуждался в Мухине как в радисте и рвал с ним даже ту призрачную связь, какую вынужден был поддерживать до сих пор, а это могло означать, что он готов покинуть место, где прятался довольно долгое время. Рано или поздно это и должно было случиться, не для того же была разыграна сложная драма с кровью и переодеванием, с засылкой агентуры из-за океана, чтобы, овладев в конце концов материалами по броневой стали, сидеть с ними на «Красном Октябре», тем более что и Шаврова там уже не было.