Подчинись мне (СИ) - Сова Анастасия

В нос вдруг резко ударяет больничный запах.

Потихоньку приходит осознание. Возвращается память, но не вся. Помню, как Абрамов залетел в туалет с бешеными глазами, как порвал блузку и как резко потемнело перед глазами, когда острой болью прошибло затылок. А потом все. Провал. Густая чернота и больше ничего.

Но, по крайней мере, не умерла. Живая.

Голоса становятся различимее, и мне удается уловить в них знакомые тембры. Никита и Тимур.

Они переговариваются.

Понимаю, что не хочу открывать глаза. Не желаю никого из них видеть. Особенно старшего.

Сознание ускользает снова, и я даже рада, что получается отключиться. Правда ненадолго. Меня возвращает резкий выкрик.

— Тебе четырнадцать, Никита! - обозлено рычит Тимур. - О каких чувствах ты говоришь?

— О тех, что у тебя никогда не будет! - огрызается в сторону отца подросток. И у меня сердце болезненно схватывает. - Ты хоть кого-то любил? - продолжает он. - Мою маму, например?

— Не смей говорить о ней! - грубо обрывает сына Тимур.

— А то что? Ударишь меня? Денег лишишь? - с какой-то не свойственной ребенку усмешкой произносит Никита. - Ну, давай! Жду не дождусь, когда мне исполнится восемнадцать, и я свалю от тебя, наконец!

— Так чего ждешь? - слова Абрамова-старшего становятся для меня неожиданными. —Вали прямо сейчас. Держать не стану.

— Я пришел ни к тебе, понял?! А к ней. И уйду, когда сам захочу.

Никита нисколько не уступает отцу в уверенности. С одной стороны, можно поразиться его способности держать себя, с другой - так сильно жалко, что от волнения клокочет в горле.

Неужели, Тимур не видит? Не замечает очевидных вещей? Обиды и желания банального общения.

— У вас разница восемь лет! Убирай эту дурь из башки! - понимаю, что Абрамов звереет. Но он старается сдерживаться. Больничные стены не позволяют ему выпустить из себя все чувства в полной мере.

А мне так горько, что я в прямом смысле ощущаю эту горечь на языке. Ну, почему все так сложно?

— И что? Это вообще ничего не значит! Мама Ванька тоже старше, но это не помешало тебе…

— Закрой рот! - Тимур теряет терпение.

— Думаешь, я не смогу ничего дать ей? - Никита хоть и понижает градус общения, но все же достает отца. Будто нарочно пытается задеть самые глубины сознания Тимура. - А ты как будто сможешь? Что можешь дать ты, пап?

Повисает молчание, а я точно перестаю дышать. Они что, делят меня? На полном серьезе сейчас решают, кому я достанусь?

— Вот видишь! - подросток подтверждает свои слова.

— Вижу, что тебе пора домой, - спокойно отвечает Абрамов-старший. Наверное, ему стоит особенных усилий взять ярость под контроль. Не выплеснуть ее, обдав всех и каждого.

— Я к тебе не вернусь, - отзывается подросток. - Бабушка говорит, ты ломаешь все, к чему прикасаешься. И ее ты сломал.

— Тимур Александрович, — женский голос, неожиданно прервавший разговор, не кажется мне знакомым. - Вас Анна Юрьевна зовет.

Оба Абрамовых замолкают.

— Сейчас, - отзывается мужчина.

Слышится возня, а затем удаляющиеся шаги Тимура.

Никита остается. Чувствую его присутствие. Движение.

Надеюсь, я выгляжу сейчас прилично, и мой внешний вид не дает поводов для фантазий подростка.

— Поправляйтесь, короче, - в итоге выдыхает он, спустя какое-то время.

Мысленно выдыхаю вместе с ним. На головную боль, что постепенно начала обрушиваться на меня с приходом сознания, навалилось еще чувство огромной ответственности.

Понимаю, что Никита просто переживет это, перерастет. Поймет постепенно, что это гормоны затуманили сознание. Но сейчас, на этом этапе, мне трудно быть предметом его воздыхания.

Особенно после того, как его отец поимел меня в туалете.

Да, именно поимел. Грязно. Жестко. И это я отчетливо запомнила.

А, самое главное, что одержимость, зародившаяся во мне в тот момент, не давала отчет ничему.

Вообще ничему. Морок на сознании был таким вязким, что я с трудом могла отделить хорошее от плохого. Да я в принципе не хотела отделять. Только падать все ниже. Закапываться глубже.

Позволять больше.

В желании разрядки я стала шлюхой для него. Грязной дешевкой, позволяющей всякое. Разве можно уважать себя после такого? Безболезненно примириться с сутью, рождающейся внутри меня от желания близости с этим человеком?

Нет. Ни одна нормальная женщина не примирится! Не примет этой низости. Не простит себя.

А если и сможет, значит, не такая уж она и нормальная.

Могу ли я вообще считать себя нормальной после всего?

Могу ли рассчитывать на обычную жизнь?

Быть может, это мой удел? Грязно трахаться в туалете?

Что, если Абрамов прав, и я всего лишь озабоченная кошка, жаждущая его член?

Никита стоит в палате еще какое-то время, а затем уходит.

Только тогда позволяю себе, наконец, открыть глаза. Яркий свет слепит и режет.

Требуется несколько минут, чтобы привыкнуть.

Шевелиться пока боюсь. Мне кажется, что не выйдет. Ничего не получится. Слишком тело тяжелое. Слишком голова болит. А еще, кажется, кружится.

В итоге мне с трудом удается просто приподняться. Осмотреться.

Меня окружает дорогая палата. Белая и светлая. Теперь то я знаю, что это Абрамов привез меня сюда. Не исчез и моей жизни, как бы мне этого хотелось.

Но я не хочу. Не желаю снова быть должной ему. К тому же, мне надо работать. Я только устроилась к Ларину, и на эту должность у меня были большие планы. А еще у меня смена в кафе.

Черт! Сколько я тут провалялась? Что, если опоздала, и меня уволят? Снова.

Судорожно пытаюсь найти свои вещи. Но в обозримом пространстве ничего из этого не вижу. Ни сумочки, ни, хотя бы, телефона.

Глава 60

Тимур

Недолго разговариваю с врачом. Та божится, что с учительницей все будет в порядке. Пара дней -

и Варю отпустят домой.

Аня так же отметила, что организм девчонки сильно истощен.

— Ты ее кормишь вообще? - с насмешкой спросила она, а я лишь фыркнул.

Ларин, мудила, похоже, мою учительницу совсем заездил.

Вернуться в палату не успеваю. Меня перехватывает телефонный звонок. Очень бы хотелось остаться с Варей, дождаться пробуждения, но дело неотложное. В офисе, как назло, без меня как без воздуха.

Выйдя на улицу замечаю Никиту. Он как раз спускается по высокой лестнице и направляется к калитке. Поджимаю губы. Ну, не клеится у нас. Никак. Пропасть такая большая, точно между нами целая жизнь.

Но я все же окликаю парня:

— Никит! - зову сына.

Вопреки моим ожиданиям, он останавливается и оборачивается.

— Подвезти? - предлагаю.

— Скажи, только честно, она сильно тебе нравится? — сын будто в упор не слышит мой вопрос.

— Кто? — кошу под дурака, потому что не готов это обсуждать. Даже с самим собой не готов. Мне нужно время. Мне просто необходимо чертово время!

— Варвара Владимировна, - поясняет ребенок.

Молчу, громко выдыхая.

— Мне это важно знать, понимаешь?!

Не понимаю. Нихрена я не понимаю!

— Если да, то я уйду в сторону.

Ну, охуеть новости!

— Поехали! - командую, дела соответствующий жест головой в сторону машины.

Никита кривится, но все же исполняет приказ. Топает рядом со мной, и мы оба молчим.

— Я любил ее, — зачем-то отвечаю на еще в палате поставленный вопрос. - Твою маму. Больше собственной жизни.

Никита смотрит мне прямо в глаза прежде, чем открыть дверь моей тачки. Его губы вытягиваются в плотно сжатую линию, и он кивает. Едва заметно кивает, принимая мой ответ.

Вместе мы едем в офис, и там уже я прошу водителя отвезти моего сына туда, куда он скажет.

Особых надежд не питаю и не думаю, что, когда вернусь, встречу его дома.

Разрешив все вопросы по работе, спешу в больницу. Мчу в палату, точно меня кто-то, подгоняет и откровенно прифигаваю, заметив там девственно чистую постель без единой складки.