Суд Проклятых - Марк Романов

На самом деле, хотя Линденхост бы никогда не признался в этом, ему было страшно любопытно поговорить с этими странными людьми, свалившимися на его голову, в чём Пират уже не сомневался ни секунды, когда на борту исследовательского судна ромашковцев прибавилось состава.

Проходя скучными на вид коридорами куда-то в сторону своей каюты, выделенной ему, по словам того же Петровича, едва ли не в сортире судна, Либерти грустно думал о своей нелёгкой доле.

«Был я истребителем, стану я пиратом, был бы потребителем, стал бы виноградом, — трам-пам-пам… — мысленно напевал он несложные стишки собственного сочинения. — Если власти мне прикажут, стану бить врагов ракетой, если выплаты зажулят, на борту ракеты нету, трам-пам-пам, трам-пам-пам».

Насвистывая простенькую мелодию кабацких частушек, Либерти дошёл до узла слияния коридоров и остановился. Мимо него, распушив усы и дико вращая жёлтыми глазами, пронёсся огромный красно-оранжевый котище, мяукая на бегу. И Пират мог бы поклясться, что в мявках этих он слышал отборный портовый мат.

Следом за «тикающим до хаты» котом вприпрыжку нёсся невысокий белобрысый мужчина, походивший на ужаленную в жопу обезьянку. Множество косичек и хвостиков из волос подпрыгивали на голове преследователя, воинственно подскакивая вверх при каждом прыжке.

— Кетчуп, стоя-я-ять! — ультразвуком верещал блондин, лихо уворачиваясь от внезапно выпрыгивающих на встречу переборок судна. — Стоять, мохнатая ты жопа волосатой коровы! Ты посмел сожрать мой завтрак, я принесу тебя в жертву богам гастрономии, кусок ты блохастого настила в клозете!

— Мрья-у-у-у! — не сдавался кот, лихо пробежав по стене над головой преследователя и исчезая в обратном направлении коридоров.

— Однако, — только и смог вымолвить Пират, когда белобрысая пародия на человека со всего маху врезалась в только что отрегенерированное тело истребителя. — Мужчина, сначала стоит познакомиться, после можно даже поужинать, если не за мой счёт, а уж интим потом, — прокашлявшись после удара в душу и отлепив от себя блондина, выдал на одном дыхании Либерти.

— Ты, чо, больной? — с долей сомнения и жалости вымолвил блондин, отпихивая Либерти подальше.

— Уже нет, — радостно оскалился Пират. — Справку показать?

— О наличии венерических заболеваний или их отсутствии? Тебе, кажется, доисторический сифилис в голову ударил…

— Шут! — раздался суровый голос из комма блондина на запястье, — заканчивай с котодерством, у нас тут совещание.

— Да, мой генерал, — ударил пятками ботинок друг о друга Шут, отвечая на вызов. — Мне жаль, королева, но есть вещи сильней, — бросил он офигевшему Пирату, и удрал прочь, оставив того в задумчивости.

Либерти узнал голос, доносившийся из комма, поставленного на громкую связь, видимо, именно по причине постоянной кошачьей войны, непримиримой тенью отпечатавшейся на обиженной морде кота, выглядывавшего из-за ближайшего поворота.

— Это что за псих с девичьей причёской? — обратился Либерти к Кетчупу, трущемуся о его ноги, как ни в чём не бывало.

— Мрьяу, — философски выдал кот, устремив взгляд в пространство.

— Пойдём со мной? — предложил Либерт, — а то мало ли, сколько тут этих… — он запнулся, вспомнив голос из динамика, — козожуев ваших, — хмуро закончил он.

— Пресвятые панталоны и пророк их, вакуумный памперс, — выдохнул Пират, войдя в неприметную дверку, за которой ожидал увидеть корабельный сортир. — Что это за адская пагода?

Кетчуп, всю дорогу с видом бывалого члена экипажа указывающий путь вперёд, поджал хвост и нерешительно мяукнул, всем своим видом намекая на немедленную эвакуацию подальше от этой самой адской пагоды.

Либерт окинул взглядом пространство. Повсюду, куда только можно было взглянуть, стояли колбы, коробочки, резервуары, ёмкости, прозрачные контейнеры и прочая исследовательская утварь, заполненная самыми невообразимыми образцами.

Пират осторожно, стараясь не дышать и не шуметь лишний раз, приблизился к плавающим в желтоватом сиропе красным семейным трусам, задорно чавкающим внутри бака.

— Это опытный образец самовыжимающегося белья, — раздался позади него грустный гнусавый голос. В помещение вошёл высокий, худой, словно выходец с орбитальной станции, мужчина с длинными волосами мышиного цвета, понуро свисающими до плеч редкими сосульками. Большие, наполненные тоской и скорбью, серые глаза смотрели на Пирата со смесью надежды и разочарования, будто Либерти только что попытался примерить красный предмет одежды, а тот отжал ему что-то весьма важное.

Линденхост перевёл взгляд на неслышно вошедшего учёного.

— Здесь комната для опытных образцов, которые до конца не списали с исследований, но и не довели до ума. Вот этот образец, — учёный ткнул узловатым пальцем с обломанным ногтем в бак с жующими трусами, — действительно мог бы сделать революцию в моде и технике. Нанотехнологии, столько лет работы, первый полуразумный предмет одежды, способный испарять влагу, выжимать жидкости и саморазвиваться в процессе жизнедеятельности…

— Ты хочешь сказать, — офигевшим голосом осведомился Пират, — что ты изобрёл разумные труселя, которые мне яйца будут выжимать после неконтролируемых поллюций во сне? А если чего нужное сожмут? Или им вдруг покажется, что они полностью разумны? Они мне тогда откусят причиндалы, похихикают и убегут отжимать лишнюю кровь в вентиляцию? О, да, друг мой, ты воистину изобрёл охрененно нужную вещь для космонавта!

Учёный тяжело вздохнул.

— Это же только образец, — тихо сказал он, с нежностью поглядывая на красные трусы, сыто рыгающие в баке. — Вот здесь, — он развернулся и ткнул пальцем в сторону, — ещё есть и другие опытные образцы.

— Очевидно, это должны быть ручка-хуедрочка, платок-вырвинос и массажёр для пупка, — язвительно осведомился Либерти.

— Нет, вовсе нет, — глаза учёного вспыхнули каким-то странным огоньком, который бывает только у совершенных психов.

«Точно пришмякнутый», — авторитетно подумал Линденхост. А уж в психах он разбирался лучше всех. Припомнив одного своего знакомого по учебному корпусу, который носил гордое прозвище Цезарь, и отличался удивительной способностью спать, есть и работать даже под обстрелом, а так же свою маму и две бывших жены, Линденхост ещё больше убедился в том, что являет собой просто образец специалиста по психическим заболеваниям у человека.

— Капсулы для упаковки отходов внутри тела, — начал перечислять худой учёный, переходя от ёмкости к ёмкости, — отходы выходят в одноразовых пакетах, очень гигиенично, между прочим. Бумага самоочищающаяся, туалетная, не требует подзарядки и кормления. А вот здесь у нас образец разумного бронекостюма с утеплителем… питается эвкалиптом, правда, а он нынче дорог. Так и не смогли перевести на обычное кормление отходами и ядерным топливом…

— Ты все свои игрушки научил жевать? — с какой-то долей ужаса в голосе спросил Пират, поглядывая, куда там запропастился его мохнатый спутник, и не сожрут ли его очередные панталоны учёного. Кетчупа видно не было, из чего Либерти сделал вывод, что его банально кинули на произвол судьбы.

— О, нет-нет! — засветился палкообразный представитель разума. — Только тех, кто в питательных растворах.

Он скользнул вглубь помещения и возбуждённо указал на ряды контейнеров и стеллажей, на которых располагались другие образцы неуёмного учёного разума, рождающего, как подумалось Пирату, исключительно ущербных и обездоленных чудовищ.

— Вот, моя дипломная работа, в память о бытности Кардиналом, — с изрядной гордостью произнёс длиннолицый, тыкая рукой в крошечный томик с религиозной символикой. — Молитвослов универсальный, знает даже диалекты и обращения далёких колоний, где остались коренные жители планет. Только он всё речитативом читает, под убойную музыку, — скис учёный, опустив взгляд.

— Ну, ничего-ничего, — похлопал его по плечу Пират, — зато дипломная же работа…

— Да, только я диплом за неё так и не получил, — вздохнул учёный. — А вот это у нас, — он подпрыгнул к большому ящику и запустил в него руку, — женское бельё с массирующими нанороботами, очень перспективная разработка, — он потряс перед лицом Либерти пучком шевелящихся и пищащих тряпок грязно-бурого цвета.

— А с этими что не так? Щекочутся? — участливо осведомился его собеседник, втянувшись в экскурсию по хранилищу.

— Цвет только такой, — уныло обронил учёный, забрасывая опытный образец обратно. — Нанороботы провели внутренний референдум и выбрали этот цвет своим национальным колором. Зато у нас тут ещё хранятся…

Следующие два часа Линденхост слушал о тренированных сползаться в одно и тоже место носках-близнецах на основе одноклеточного синтеза и образцов плаценты однояйцевых детей, о чешуекрылых перчатках, которые возвращаются к хозяину и погибают без своей пары, но которые изрядно любят свежее мясо. В списке были пупырчатые поплавки для рыбалки с подсветкой и навигатором, гидроботинки с гидрошнурками и встроенной этой самой гидрой для безопасности ног, армейская посуда с командирским басом и отборными матюками за недоеденную порцию, метла с анатомической щетиной для массажа дорожек перед домом, губка для одежды, которая нежно вылизывала каждый сантиметр ткани, оргазмируя в процессе чистки.