Кегельбан для безруких. Запись актов гражданского состояния - Владимир Бацалев

— Что случилось, ребята? — спросил Сусанин. — Вы не из-за меня так расстроились?

Но они плакали и ничего не отвечали. В руках Марины была бумажка, Адам взял ее и вдруг стал плохо соображать, потому что не желал принимать за правду смысл написанного: «…Извещаем… ваш муж… выполняя интернациональный долг…» А люди шли и шли, согнувшись под тяжестью сумок, и чертыхались, не зная, с какой стороны обходить эту троицу…

Комиссия райкома заседала еще две недели: ведь с руководящих постов сняли столько народу, что не всем сразу подобралась замена. Наконец посыпались долгожданные назначения, как шоколадные конфеты в кульки в «отделе заказов», где продавщица по заготовленному списку раскладывает дефицит: этому — килограмм, этому — два, а этому — восемь штук.

Редактором газеты стал ответственный секретарь, а ответственным секретарем — Подряников. Кавельку посадили в отдел писем, и она в первый же день разрыдалась над жалобами трудящихся. Замредактора послали руководить гороно, а заведующего гороно — отделом культуры. Бывший заведующий культуры пошел командовать службой водоснабжения и канализации. Даже Сплю нашли теплое местечко: он теперь начальник штаба гражданской обороны на заводе резиновых металлоизделий. Каждый месяц отставному майору выдают два литра спирта на протирку противогазов, и в день выдачи он бежит на работу с двухлитровой фляжкой.

Подряникова и Чертоватую приняли кандидатами в члены КПСС. Любка после этого неделю ходила полупьяная по городу и говорила всем подряд: «Я ради карьеры в партию вступила, я не скрываю, я честный человек». Действительно, скоро ее назначили и. о. главного товароведа района. И, словно венчая эпоху перемещений, совершенно неожиданно был пойман бандит Галимджанов…

Главного архитектора посадили в тюрьму, когда проходил месячник борьбы со взятками, но гаражи, уже выросшие на пустыре за домом номер десять по улице Балтийца Сидорова, сносить не решились, поэтому своричам до сих пор негде сдавать посуду. Подверглась репрессиям и Незабудка. Напрасно привела она в райком четырех хныкающих детей: ее выгнали из пивной и назначили директором бани. Это была самая настоящая ссылка, потому что новый первый секретарь терпеть не мог баню, ну, и все его подчиненные соответственно.

Тело Куриляпова до сих пор пребывает в холодильнике морга, никем не востребованное…

Подвал с монастырскими книгами затопило фекальными водами из прорвавшейся в сортире «Незабудки» трубы. Ходят слухи — а слухи в Сворске всегда правда, — что здесь не обошлось без бывшего заведующего отделом культуры и нынешнего. Воду из подвала, во всяком случае, так и не откачали… Реставратор бродит по инстанциям и умоляет не увольнять его из затопленного подвала. Он говорит, что бессилен переделать себя и на любой другой работе просто погибнет. Каждому начальнику и его секретарше реставратор сует под нос предсмертную записку, в которой начальник и секретарша упомянуты главными пособниками его самоубийства, и этим живет…

В типографии до сих пор нет директора: кандидаты на должность приходят, хватаются за голову и убегают стремглав. Подумывали даже вернуть Сусанина консультантом по сбыту и послали на переговоры Подряникова, но Адам избил Сашу, а потом и вовсе сел в тюрьму. Теперь хотят совсем закрыть типографию, а газету печатать в областной…

Ван дер Югин, который все лето пробавлялся тем, что срезал пуговицы на костюмах обновленного руководства, складывал в жестяную коробочку и тряс над ухом, узнав о смерти Ивана, озверел и убежал к Семенову в лес. Сусанин же, вернувшись из леса домой, устроился на освободившееся место дворника. Он бродил по своему участку, как маятник — механическими шагами, повязав живот кожаным фартуком, и волочил за собой метлу. Издалека могло показаться, что это карапуз тянет на веревочке автомобиль-игрушку, но смущала борода, которую отрастил Сусанин, и перепачканные грязью штрипки кальсон, болтавшиеся, словно развязанные шнурки. Когда Адаму надоедало слоняться без дела, метла в его руках превращалась в косу. Он скашивал пыль с обуви прохожих, лотом останавливался и, оперевшись на черенок, как средневековый стражник на алебарду, грустно смотрел по сторонам. Теперь метла была похожа на рекламный помазок, а Сусанин — на члена общества брадолюбов, потому что он отщипывал от метлы веточки.

За этим занятием застал его новый первый секретарь.

— Я понимаю ваши чудачества, — сказал первый секретарь, вспоминая старое. — Вас приперли к стенке, а вы сделали вид, что вас щекочут. Но оставить все, как прежде, я не мог. Это было бы еще одно преступление.

— Поймите, — сказал первый секретарь, — в данном случае я гнал из партии не клоуна, а стереотип власти, который припер вас к стенке и защекотал.

— Если в ближайшие годы что-то изменится, — сказал первый секретарь, — а очень долго так продолжаться не может, — я обещаю вам шанс.

— А вы уверены, что ваш цирк к тому времени будет еще гастролировать в Сворске? — спросил Адам.

— Хватит язвить, — сказал первый секретарь. — Выйдите же, наконец, из роли!

Но тут Сусанин увидел, что в его владениях алкоголики собираются пить, и переключился на них, демонстрируя служебное рвение.

— Нельзя! — закричал он. — Пьянству — бой! Трезвость — норма жизни, потому что образ жизни — советский, а советский — значит, отличный!

— Ну, что ты орешь? — спросили алкаши.

— Так свистка-то теперь у дворников нет, — объяснил Сусанин, — приходится орать.

— Лучше встань на урну, да расскажи нам притчу про что-нибудь наболевшее. Про квартирный вопрос, например. А мы послушаем.

— Некто имел взрослого сына и жил в коммунальной квартире, — стал рассказывать Сусанин, а алкоголики открыли бутылку, не постеснявшись первого секретаря, который, впрочем, тут же сел в машину и уехал. — Каждое утро соседи подглядывали за утренним туалетом невнимательного и похмельного Некто, пытаясь узнать, чью зубную щетку он изгадит на этот раз. Сын же выходил к соседям и говорил: «Отстаньте от папы», — и грозил кулаком, а коммуналы топали на сына ногами и тоже грозили, но словами. Отвлеченный шумом Некто совсем забывал чистить зубы, и по вечерам знакомые женщины из кооперативных квартир отказывались с ним целоваться, дыша в сторону, как на приеме у врача. И умер Некто в коммуналке среди довольных соседей и рыдающего сына, потому что не смог уйти к женщине с жилплощадью.

— Сдает брат Сусанин, — решили мужики, закусывая. — Бормочет, не поймешь что. Ну-ка, объясни нам соль.

— Пьяницы и алкоголики, ваши дети не помогут вам. Готовьтесь, вас ждет одинокая старость…

Правда, на дворницкой работе Адам сильно сдал. Он стал рассказывать притчи и побасенки, не выбирая объект и место и даже не заботясь о смысле. На могиле Бутылки, например, Сусанин рассказал березам и соснам такую историю: «Жили-были два друга: Перчаткин и Варежкин. Перчаткин был весь из себя эстет и в очках, а Варежкин — грубый, неотесаный мужик в стоптанных валенках. Оно и понятно, ведь Перчаткин работал в научном институте, а Варежкин — слесарем в ДЭЗе. Тем не менее они дружили крепкой мужской дружбой, и лирический Перчаткин объяснял бесцеремонному Варежкину непонятные слова в газетах, а Варежкин помогал Перчаткину содержать квартиру в санитарных нормах», — и так как березы и сосны зашумели в ответ, словно довольный выступлением зал, Сусанин не стал объяснять соль…

Однажды бабки, сидевшие под домом, решили, что Адам все-таки сошел с ума. Он залез на дерево и принялся отрясать с ветвей красные и желтые листья.

— По календарному плану — уже глубокая осень, — сказал Сусанин. — Почему природа не выполняет план?

Потом он стал стелить газеты на асфальт и смотреть, как ветер, подхватив бумагу, уносил ее с охапкой павших листьев, комкая на ходу.

На самом деле Адам хотел застелить свой участок газетами, отрясти на них листья, собрать весь мусор в кучу, сжечь — и до первого снега не выходить во двор с метлой. Но тот перепутал порядок, да и ветер расстроил его план. И пришлось думать, как объяснить свой поступок бабкам.

— Я соскучился по перелетным птицам, — сказал им Сусанин. — вороны-то зимуют в Сворске.

Бабки еще не пришли в себя от таких ответов, а к Адаму уже подошла Чертоватая и спросила:

— Может, теперь, когда я стала большим начальником, ты согласишься стать моим полюбовником?

— Зачем вам это, Любовь Ивановна? — спросил Сусанин.

— Не знаю, — пожала плечами Любка. — Мне кажется, что если я не заполучу какое-то количество любовников, то чего-то упущу в жизни.

— А какое это количество? — спросил дворник.

— Если б я знала!

Подошел Подряников и обнял за талию и. о. главного товароведа.

— Что, Сусанин, проиграл? — спросил он. — Молодость победила!

— Проиграл, — ответил Сусанин.