Жажда мести - Владимир Никонорович Мирнев

глаза. Он не скрывал свою ненависть, считая ее проявлением праведного гнева.

— Как скажу, так и будет, — процедил он, растягивая слова. — Оторву член! Изобью до смерти! Ты ко мне попал, не я к тебе. Только спасибо скажут мне. Диссиденты паршивые!

— Я смотрю, ты умный, — проговорил Волгин, едва сдерживаясь. — Погоны нацепил. Я тебя лишу удовольствия носить их.

Ковров вскочил, словно ужаленный. Руки его тряслись.

— Да я вас, этих хомо сапиенс! — прошипел он, выходя из-за стола.

В этот момент отворилась дверь, и вернулся дознаватель Челюкин, молча поглядел на милицейского офицера и предложил ему взглядом выйти.

— Видишь, аспирант, какие у нас строгие люди, я с тобой чирикаюсь, а другой мордой об стол, али об угол сейфа и признание подписывать кровью, — проговорил Челюкин, присаживаясь. — Ты вот что, скажи, что тебе надо от этой внучки маршала? Девушка в тяжелом коматозном состоянии, маршал в ярости, размахивает пистолетом, не мудрено, одна внучка. Слушай, какая у тебя там наука будет?

— Кандидат филологических наук, — отвечал подавленно Волгин.

— Слушай, дрянь дело, кому это, скажи честно, надо? Начальник наш сидит на телефоне, отменил всякие совещания. Ждет от маршала звонка.

Дознаватель набрал номер и спросил:

— Товарищ полковник, как?

Опустил трубку на рычаг и пронзительно посмотрел воспаленными глазами на Волгина.

— Плохо твои дела! Встань! — неожиданно закричал Челюкин. — Я с ним разговариваю, как с человеком! А он еще вон что, себе, негодяй, позволяет! Встать!

— Я вас, я вас, — ничего не понимал Волгин.

— Молчать, убийца! Внучка умирает! А он тут хорохорится!

Волгин подумал, что теперь наступили последние минуты в его жизни, если из нормального человека дознаватель Челюкин превратился в грубого, наглого, рефлексирующего милиционера.

— Что случилось? — поинтересовался Волгин вежливо.

— Я сказал: молчать! — заорал во всю глотку дознаватель.

Его продержали в милиции пять дней, и все эти дни Волгин испытывал на своей шкуре колебания состояния здоровья Лены, устав от окружения, от вопросов дознавателя, начальника угрозыска, от всего. На шестой день к нему в камеру вошел дознаватель Челюкин и радостно сообщил:

— Милый ты мой ученый, теперь все нормально, можешь уходить. Она полностью отрицает твою вину. Поздравляю, я верил в тебя, я всем говорил, что такой умный человек, ученый, можно сказать, не может совершить преступление.

— Спасибо, — отозвался устало Волгин.

X

В общежитии его удивил вид Мизинчика. Он, осклабясь, глядел на вошедшего Волгина, потом вышел из-за своего стола и подал ему ключ. Что случилось? Как-то уж этот мерзкий тип подозрительно угодливо ведет себя. Через пять минут Волгин открыл дверь своей комнаты и поразился — вещей в платяном шкафу, на столе, в ванной не обнаружил. Окно было открыто, так бывает всегда, когда из общежития окончательно съезжают. Кто же совершил такое опустошение? Он стремглав бросился вниз, намереваясь выяснить все у Мизинчика.

— Где мои вещи? И кто имеет право без моего ведома их трогать? — спросил в ярости Волгин.

— Я не виноват. Тут приехал на машине один офицер от маршала и приказал, чтобы немедленно погрузили все ваши вещи в машину и увезли тут же, сейчас же, я возражал, но возражать было бесполезно. Сказали, чтобы ты позвонил по этому телефону. Они тебе все объяснят.

В приемном покое больницы Склифосовского Волгину показали, где лежит Лена. Она находилась в отдельной палате. Посредине стояла невысокая кровать с различными приспособлениями для больных, стол, простой столик у стены и стул, а возле кровати находилось еще кресло, специально принесенное для старого маршала главным врачом больницы. Волгин отворил дверь тихо, никто не услышал, как он вошел. Он кашлянул в тягучей тишине и подошел нерешительно к кровати. Маршал снизу вверх устало смотрел на него, показал на стул. Лена спала. Горячечный румянец покрыл ее нежные щеки. Руки лежали сцепленные на животе, который тоже медленно с ровными промежутками поднимался и опускался. Волгин молчал. О чем спрашивать? Молчал и маршал, низко опустив голову.

Через час Лена проснулась и сразу же увидела Волгина, и ее глаза, такие же синие, радостно заблестели.

— Ну, как? Переехал? Я совсем забыла сказать дедушке сразу, а только потом вспомнила, они тебя перевезли в охотничью квартиру, — выговорила с трудом она.

— Да? А я не знал, — отвечал Волгин и придвинул свой стул ближе. — Как же так угораздило тебя? Милая моя, ты же поехала на такси? Лена, как получилось?

— Она доехала до метро на такси и передумала, — пробубнил устало старый маршал, — хотела сесть на метро, а тут автомобиль.

— Лена, ты вышла из с такси?

Она кивнула, но глаз не отвела от его лица, ожидая нового вопроса.

— На переходе? Перед метро? Там, где меня сбила машина?

— И тебя сбила? — спросил маршал удивленно.

— Нет, меня сбила много лет назад, но там же, — добавил Волгин. — Это просто удивительно. Но почему ты вышла? Лена, скажи?

— Я вспомнила про черный шар и решила, что лучше сойти, потому что будет неприятность, — сказала она, поднимая глаза на потолок. — Получилось хуже. Так судьба вела. — Ее голос задрожал.

— Автомобиль не заметила, «Волга»?

— Не помню, — отвечала шепотом она. — Я расплатилась с таксистом, Вова, стала переходить улицу на зеленый свет, и вот ужасный толчок.

— Об этом можно потом, — проговорил мрачно маршал и покачал головой, страдальчески глядя на внучку. — Сами понимаете, черт бы всех взял, в нашем городе, пожалуй, пора наводить порядок. Да, ваши вещи шофер мой перевез. Первое, о чем попросила внученька моя. Вот вам ключи, тут у меня в кармане в пальто остались. — Маршал стал рыться в карманах тут же висевшей шинели и, найдя связку, протянул Волгину. — Там хорошее место. На Филях, возле речки.

— Спасибо, — сказал Волгин. — Благодарю вас.

Он просидел допоздна. То и дело заглядывала медицинская сестра, приносила питье, промывала раны. Волгин стоял, отвернувшись, у окна в эти минуты. Его чуть было не раздавила машина именно на этом же самом переходе, приблизительно в это же время, и вот теперь — она. Все повторяется. И, видимо, как обычно, как в тот раз с ним, на перекрестке тоже никого не было. Волгин пытался связать концы с концами, вспоминая, как сбила его машина.

— Ты не можешь, Лена, вспомнить цвет хотя бы автомобиля? — спросил он.

— Не могу. Фары, помню, были большие, когда приближались.

— Меня тоже ослепило, тоже визг, скрип, большие фары, свет в глаза, и тоже не помню ничего. Нет, правда, я запомнил, кажется, «Волга» сбила.

— И меня «Волга», — сказала Лена. — Не «жигули». Это я точно помню.

— Зеленая?

— Кажется. Если бы ты не сказал, что