Работы по психиатрии - Карл Юнг

До начала прошлого столетия мнение это было весьма распространено среди немецких психиатров. Но во Франции уже складывались те взгляды, которые затем в течение ста лет держались в психиатрии. Пинель, статуя которого возвышается в Париже перед входом в Сальпетриер, снял оковы с умалишенных, освободив их таким образом от этого символа преступности. Этим он доказал гуманность современных научных понятий. Немногим позднее Эскироль (Esquirol) и Бейль (Bayle) доказали, что известные формы душевных болезней в сравнительно короткий промежуток времени приводят к смерти и что в таких случаях, при вскрытии, в мозгу обнаруживаются известные закономерные изменения. Эскиролъ открыл прогрессивный паралич, называемый в просторечии размягчением мозга - болезнь, всегда соединенную с хроническим воспалительным сморщиванием мозгового вещества. Это послужило основанием догмы, которую можно найти в любом учебнике психиатрии: душевные болезни суть болезни мозга.

Дальнейшим подтверждением этой догмы послужили приблизительно одновременные открытия Галля, который относит частичную потерю способности говорить, т. е. способности психической, к известным повреждениям в области левой нижней лобовой извилины. Этот взгляд оказался впоследствии весьма плодотворным. Нашли, что во многих случаях тяжелое слабоумие или иные сложные душевные заболевания являются следствием опухолей мозга. В конце XIX столетия недавно скончавшийся Вернике открыл в левой височной доле то место, где локализована способность понимания речи. Это открытие составило эпоху. Оно возбудило всеобщие ожидания. Стали надеяться, что в близком будущем явится возможность определить в сером мозговом веществе место всякого душевного качества и всякого рода психической деятельности. Попытки свести элементарные душевные изменения, вызванные психозом, к известным параллельным изменениям в мозгу, стали учащаться. Знаменитый венский психиатр Мейнерт (Meynert) построил целую теорию, по которой изменение снабжения кровью каких-то областей мозговой коры играет главную роль при возникновении психоза. Вернике сделал подобную же, но гораздо более остроумную попытку объяснить анатомически психические расстройства. Вследствие развития этого направления психиатрии в настоящее время каждая психиатрическая больница, как бы мала или отдалена от центра она ни была, имеет свою собственную анатомическую лабораторию с препаратами мозга, который тут же разрезается и окрашивается для исследования под микроскопом. Многочисленные психиатрические журналы наполнены статьями об анатомии, исследованиями о направлении волокон в головном и спинном мозге, о построении и распределении клеточек в мозговой коре, о разнообразных формах их разрушения при различных душевных заболеваниях.

Психиатрия стала считаться последовательницей крайнего материализма, и справедливо, ибо она давно уже занялась изучением органа, орудия, отодвинув на второй план его функцию. Функция стала придатком органа, душа - придатком мозга. В современной душевной терапевтике для души давно уже не имеется места. При величайших успехах в области анатомии мозга мы почти ничего не знаем или менее чем когда-либо знаем о душе как таковой. Современные психиатры поступают как исследователи, желающие разгадать назначение и смысл какой-либо постройки, подвергая минералогическим исследования камни, из которых она воздвигнута. Посмотрим, основываясь на статистике, какие именно и сколько душевнобольных страдают явно выраженными повреждениями мозга.

За последние четыре года мы приняли в Бургхольцли 1325 душевнобольных, т. е. по 331 в год. Из них 9% страдали конструкционными психическими аномалиями (так называют известное врожденное дефектное состояние психики). Из этих 9% четверть, приблизительно, страдает врожденным слабоумием (Imbezillitaet). Тут мы имеем дело с известными изменениями мозга: природным малым его размером, недоразвитием отдельных его долей и водянкой головы. У остальных 3/4 психически дефектных не обнаруживается никаких типических мозговых изменений.

3% наших больных страдают душевным расстройством на почве эпилепсии. Болезнь эта ведет мало-помалу к характерному перерождению мозга, о котором я не стану далее распространяться. Но это перерождение замечается только при очень тяжелой форме эпилепсии, после того, как болезнь эта уже долгое время длилась. Когда же эпилептические припадки появились сравнительно недавно, т. е. всего несколько лет назад, то в мозгу обыкновенно нельзя обнаружить никаких изменений.

17% наших больных страдают прогрессивным параличом и старческим слабоумием. При обеих этих болезнях наблюдаются характерные изменения мозга. При параличе всегда находят интенсивное сморщивание мозга, причем особенно мозговая кора уменьшается почти до половинного своего объема; в особенности лобные доли теряют до 2/3 нормального веса. Подобный же разрушительный процесс наблюдается при старческом слабоумии.

14% принятых в течение года больных страдают отравлениями. Из них по меньшей мере 13% - отравлениями алкогольными. При легких заболеваниях в мозгу обыкновенно не видно никаких изменений; лишь в некоторых особо тяжких случаях констатируют незначительные, большей частью, сморщивания мозговой коры; число их ограничивается несколькими на тысячу принимаемых нами алкоголиков.

6% больных страдают так называемым маниакально-депрессивным помешательством, включающим манию и меланхолию. Сущность этой болезни легко понятна и неспециалисту. Меланхолия есть состояние ненормальной грусти, при которой ни ум, ни память не повреждены. Мания, напротив, проявляется обыкновенно ненормальной веселостью и суетливостью, но также без глубокого нарушения деятельности интеллекта и памяти. И при этой болезни в мозгу не обнаруживается никаких анатомических изменений.

45% больных страдает наиболее часто встречающейся формой душевной болезни в узком смысле этого слова - так называемой dementia praecox, в переводе - преждевременное или раннее слабоумие. Название это весьма неудачно, ибо слабоумие далеко не всегда преждевременно, да и дело тут не всегда в слабоумии. Болезнь эта, к сожалению, в большинстве случаев неизлечима. Даже при полном выздоровлении, когда окружающие не замечают более никакой ненормальности, всегда остается известный дефект в душевной жизни. Проявления этой болезни чрезвычайно разнообразны; обыкновенно наблюдается известное расстройство чувств, весьма часты бредовые идеи и галлюцинации. В мозгу обыкновенно не наблюдается никаких изменений. Даже когда болезнь продолжается годами в очень тяжелой форме, мозг при вскрытии нередко оказывается нормальным. Лишь в очень немногих случаях в нем обнаруживаются некоторые изменения, закономерность которых до сего времени остается недоказанной.

В итоге приблизительно 1/4 наших больных страдает более или менее резко выраженными изменениями и разрушениями мозга. У всех же остальных мозг или остается совершенно неизмененным или, в крайнем случае, изменения его настолько незначительны, что ими нельзя объяснить нарушения психической деятельности.

Цифры эти доказывают лучше всяких рассуждений, что чисто анатомические взгляды современной психиатрии не дают ключа к пониманию душевного расстройства. К этому надо прибавить, что душевнобольные, страдающие резко выраженными изменениями мозга, умирают через сравнительно короткий промежуток времени. Наиболее многочисленные хронические больные, населяющие дома для умалишенных, большей частью страдают dementia praecox. Таких больных 70 - 80%; при исследовании их мозга анатомия оказывается бессильной объяснить что бы то ни было. Поэтому психиатрии будущего, долженствующей проникнуть в самую суть болезни, предстоит вступить на путь исследований психических. Поэтому мы в Цюрихской Университетской клинике совершенно оставили исследования анатомические и всецело занялись психологическими исследованиями душевнобольных. Ближайшим предметом, обратившим на себя наше внимание, естественно, оказалось раннее слабоумие (dementia praecox), которым страдает большая часть наших пациентов.

Прежние врачи-специалисты придавали большое значение причинам психического характера, вызвавшим душевное заболевание; в настоящее время так поступают и неспециалисты, повинуясь невольному, но совершенно верному инстинкту. Мы пошли той же дорогой и стали возможно тщательно исследовать биографии больных с психологической точки зрения. Труд наш был щедро вознагражден, ибо оказалось, что в большинстве случаев душевная болезнь разражается в момент сильной эмоции, вызванной, так сказать, вполне нормальными обстоятельствами. Далее мы убедились, что в начавшейся душевной болезни появляются многие симптомы, остающиеся совершенно непонятными для того, кто руководствуется одними анатомическими воззрениями. Если же смотреть на эти симптомы с точки зрения индивидуальной биографии, то они сразу делаются понятными. Побуждениями к этой работе и величайшей помощью в ней явились для нас фундаментальные исследования Фрейда о психологии истерии и сна.