Телохранительница Его Темнейшества (сборник) - Ирмата Арьяр

– В тебе говорит только месть.

– О да! – не стал отрицать Сатарф. – Но это мой долг.

– Но не любовь ко мне.

– Не надо проповедей, Эльда. Я осведомлен, что твое ложе – тот же храм любви, но прошу удержаться.

Царица вспыхнула. Адская смесь гнева, смущения, досады. И тут же она сжалась в страхе, что гинья поглотит ее тело и разум. Но близость с любимым уже изменила ее настолько, что призрак твари отступил навсегда. Рагана оказалась права: только Сат мог ее излечить. Только единственный, кому она раз и навсегда отдала сердце.

Уловив перемену в настроении царицы, владыка обнял ее сзади, скользнул губами по ее шее.

– Ты просто забыла, что такое полет, любимая. Из-за меня ты лишилась крыльев, и я, когда узнал от Лики, на какую участь обрек тебя своей гордыней и невежеством, поклялся, что сделаю все, чтобы вернуть тебя. Чтобы ты стала такой же, как прежде. Неуловимой лунной птицей, танцующей среди звезд.

– Юность уже не вернуть.

– Сейчас ты сильней и еще прекрасней.

– Ты льстишь мне, демон. И почему ты молчишь о главном? Соединить душу с крыльями дракона возможно только через смерть.

– Не тебе. Ты – часть меня, родная моя. Моей жизни хватит на двоих. Через мою смерть и возрождение и ты вернешь крылья. Это случится, даже если ты не пойдешь со мной.

– Мне они не нужны такой ценой, Сат. Я люблю тебя и бескрылого, и… любого. И всегда буду любить. Но я не знаю, кем ты станешь. Кем вернешься? Останется ли в твоем сердце любовь ко мне? Смогу ли я любить тебя, если ты безвозвратно изменишься, станешь другим? А если ничего не получится и ты не вернешься?

Он прижался лбом к ее плечу.

– Эльда, родная моя… Это будет не настоящая смерть, не окончательная. Просто переход из одного состояния в другое. Разве это смерть?

– Не знаю. Этого никто не знает, даже сами драконы. Слишком древняя легенда. Может, в ней нет и крупицы правды.

– Вот и проверим.

– Откажись от этого безумства, прошу тебя, – глотая слезы, она развернулась в кольце его рук, обняла его крепко-крепко, словно в последний раз.

Он покачал головой:

– Не могу. Не сумею жить бессильным калекой. Это не для меня. Не жизнь.

– Сат, любимый… – она все понимала. Его не остановить. Да и нужно ли? Гордый демон, привыкший к силе и власти, перестанет быть самим собой, если смирится. – Я буду молиться за тебя Небесам, Сат.

– Через пару месяцев я вернусь к тебе сильным, Эльда. В конце концов, твой муж и царь Серых Холмов должен быть настоящим мужчиной, чтобы держать твоих девчонок в железном кулаке и ни у кого не возникло бы сомнений, что я имею на это право. И для Лойт это будет пренеприятным сюрпризом, что меня уже сейчас окрыляет.

– Сат! – сквозь слезы улыбнулась Эльда.

– А ты надеялась, что я соглашусь на роль безмолвного домашнего половичка для твоих стройных ножек?

– Нет, но…

– Или ты уже передумала брать меня в мужья? Да, мужского гарема у тебя не будет. И женского, – на всякий случай уточнил владыка, а то кто их знает, этих амазонок, кроме богини Лойт. – Буду только я.

– Согласна! – царица побыстрее накрыла его губы поцелуем, чтобы еще чего-нибудь не наговорил. И без того они потеряли восемнадцать лет счастья быть вместе. Счастья, которое закончится уже завтра.

Маневр удался: Сатарф охотно отвлекся на изучение еще не изученных тайн ее гибкого и чуткого тела, откликавшегося на каждое прикосновение, на каждое его невысказанное желание. Они сливались не столько телами, сколько душами, их сердца бились в такт, как одно на двоих сердце – огромное, во всю Вселенную.

Глава 16

Свободу мне, свободу!

Поглотившая мир Тьма схлынула и растаяла, и я обнаружила, что осталась одна на чердаке башни. Рванулась к двери… Проще стену проломить. А ведь только что дверь была распахнута! Вот только что! Уже все запоры целенькие и не открываются. У-у-у… демоны! Меня заперли! За что? Я-то вино не утаскивала из погреба, только владыку и дракона.

– Шурш! – заорала я.

За дверью что-то всхлипнуло, но на крыше ожили горгульи, подняв невообразимый гвалт, и я ничего не расслышала.

Чердачные окна крохотные, не пролезть. Да и высоко, под самой крышей.

А там, в Серых Холмах, мама наверняка отрывается на темном принце за все грехи его папочки. И это сейчас, когда я уже почти телохранительница!

Ушибив бока и руки о твердокаменную дверь, я принялась за штурм окон. Подвинула стол вплотную к стене, водрузила стул, на него еще один. Все равно не достала. И там наверняка магические замки.

Села на край стола и свесила ноги, пригорюнившись. Что делать? Меня тут в жизни никто не найдет, хоть заорись. Покричала, кстати. Стоило открыть рот, как грянул хор горгулий и заглушил. Шеи бы свернуть этим каменным курицам!

На полу сиротливо стояла ополовиненная бутылка вина. Отпила. Подумала. Еще отпила за упокой Дьяра. Хорошее вино – бодрит, а не пьянит. И за упокой владыки, если он к мамуле подался – а куда еще? – тоже выпила. Три раза.

Потом бутылка резко опустела. Опять какая-то демонская магия!

Взгляд обшаривал стены, но выхода не находил. Небольшой камин – и тот перекрыт. Стоп. Этот камин – у другой стены, не у той, где наш. Я оглянулась. Точно. Широченный дымоход от нашего камина тянулся по противоположной стенке. А этот – более компактный.

Заглянула внутрь, принюхалась. Птичьим пометом и адептами не пахнет. Но ход узкий, не пролезть, черный от копоти, а наверху – крохотное, но светлое пятнышко будущей свободы. И позорной смерти от каменных клювов.

Пятнышко исчезло: его заткнула голова чудовищной горгульи и оглушительно гаркнула.

Ну, Лойт, богиня любви, и что твоей жрице делать? Выпить за упокой свободы и то нечего.

Но ведь я – сельо! Маленькая сельо. Беспомощная, совсем как неоперившийся цыпленок горгульи. Одинокий, всеми брошенный птенчик. Провалился в дымоход и не может выбраться…

Горгульи на крыше замерли. Потом грянул такой истошный гвалт, какого мы с девчонками не слышали, даже когда вся Академия штурмовала Башню трех принцесс.

Я приободрилась и усилила мысленные стенания. Как же мне меня жалко! То есть не меня, а цыпленочка горгульего. Ему тут холодно, голодно, страшно. Он тут умирает без мамы и папы. То есть я умираю. А за дверью меня караулит огромный и жуткий дракон смерти! А-а-а-а-а! Спасите цыпленка! На помощь!

Над головой загрохотало, словно обрушилась каменная лавина: чудовищные птицы с бешеной скоростью начали долбить клювами крышу. На меня посыпалось каменное и деревянное крошево, и я залезла под стол. На полу быстро появилось множество солнечных зайчиков. И стремительно превратились в солнечных крокодильчиков. Прорехи в крыше ширились.

Провалилась вниз первая горгулья. Вторая. Обе заворковали, ковыляя ко мне.

На них свалились еще три каменных чудовища. Завязалась потасовка, но утихла, когда рухнуло сразу пять птиц. Одна едва не проломила стол. Хороший стол, крепкий. Убери клюв, зараза! Ты не моя мама! И не надо всем сразу бросаться на маленького цыпленочка! У меня шок и стресс. Успокоить надо сначала. Колыбельную прочирикать, хороводиком вокруг походить…

Птички, каждая размером с летающего крокодила и с такой же зубастой пастью, закружились хороводом вокруг стола, курлыкая нежно, по-голубиному. Под их мощными лапами хрустело то, что раньше было крышей. Кикируся меня зверски убьет, ректор расчленит, а куратор сотрет в пыль мои несчастные останки.

Ну, спасайте же меня, голубочки мои ненасыт… ненаглядные!

Я вцепилась в подставленную шею ближайшей горгульи, забралась на спину, и…

Нет, это еще не свобода.

Птичка приподнялась над разрушенной крышей, оглушительно каркнула и уселась на бревно. Стая с чувством важности порученного им дела по охране «птенца» устроилась на оголенных стропилах вокруг такой бесценной меня.

Я с ужасом поняла, что свободу теперь буду только видеть. Вот она – протяни руку. Вокруг, конечно, уже никаких запоров, над головой – синее небо, под попой – бревно стропильной ноги, раздолбанное клювами так, что пошевелиться боюсь. И что мне не сиделось на таком гладком и удобном стульчике в такой уютной мансарде?

Горгульи постепенно угомонились и застыли неподвижными изваяниями. Их мощные когти впились в остатки крыши, перья казались каменным кружевом. Напрасно я надеялась, что они унесут меня подальше или хотя бы спустят на землю. Наверняка их держала магическая привязь.

А высоко-высоко в синем небе невидимо парил великий и ужасный, на диво трусливый дракон смерти Шурш. То есть это горгульи и прочие демонические твари его не видели – смерть всегда подкрадывается незримо, – а я чувствовала его преотлично. Жрица все-таки. Любовь и смерть, в сущности, мало чем отличаются. И то и другое, если настоящее, то навсегда. В теории. И в романтических балладах, посвященных богине Лойт.

От Шурша исходили волны паники. Малыш до смерти… гхм… перепугался мощного выплеска Тьмы, сотворенного Сатарфом.