Врата в будущее. Эссе, рассказы, очерки - Николай Рерих

— Прочь, мы не хотим знать вас.

— Вы от нас далеки.

И в обрывках спора мешаются и гаснут великие примеры. В речах не слышно «тех же» имен, и враги стоят на пути; цепко ухватились молодые и старые; в неистовом напряжении сгибают друг друга. А вне путей движения «будто новое», «другое» и смеясь и идет к красоте.

Уже седеют молодые, и, не видя себя, удивленно глядят на них старики.

И злоба роет новые пропасти, и вереницы имен не заполнят бездну борьбы жизни.

История искусства переворачивает страницу.

Отличия

Надвигается сезон премии.

Разные премии назначаются и специальными жюри, и целым составом учреждений. Размеры премий и внушительны, и унизительно малы.

В последнее время на премии создается нечто вроде моды. Число их увеличивается с каждым годом и пожертвованиями и завещаниями. О премиях пора подумать.

Вероятно, и художественный съезд пожелает высказаться относительно премий.

Медали и похвальные листы уже признаются самими художниками «несовременными». Так, на римской выставке «Мир искусства» уклонился от медалей и наград, признавая их пережитком. В некоторых школах отменяются денежные награды для того, чтобы оставить отличия нравственные.

Несомненно, выдвигается понятие о высшей справедливости, в силу которой заслуживает похвалы творение или действие прежде всего.

Каковы же похвала и отличие художественного произведения?

Что важнее? Выдача ли сотни рублей автору произведения из рук случайной группы людей, обусловленной случайным приходом или неприходом дружественного или враждебного человека, или сохранение в музее самого произведения? Каждому из нас известны случаи, когда премированное произведение, почему-либо затем не проданное, погибало, свернутое в трубку, или оказывалось в самых непрочных руках.

Известны также случаи, когда премированные авторы чувствовали себя далеко не счастливыми, вследствие непрошеных, навсегда закрепленных сравнений. Словом, без всякой ошибки можно сказать, что каждая выдача премий сопровождается самыми нелепыми нареканиями и недовольствами. При каждом назначении премий вылезают наружу самые неприятные чувства, которые общественность, казалось бы, должна усыплять, а не обострять.

Словом, излишне долго говорить о темных сторонах премий. Все хотя бы частью соприкасавшиеся с этим делом знают все недоразумения премирования. Сама публика, толпа — и та, вероятно, вполне чувствует, что около премий всегда происходит нечто темное. Упаси Бог, — не в смысле подтасовки, а в отношении обостренных страстей.

Окончательно трагичным становится дело премий, если мы узнаем, что большинство их оставлено по завещанию, и дело, кажется, непоправимо.

Но вопрос о премиях так назрел. Премии так множатся, что и из этого трудного положения надо искать выход. Надо прибегнуть к наследникам завещателей, надо просить высшие установления об изменении цели средств, назначенных на премии. Это тем более жизненно, что, я убежден, большинство завещателей, видя, какие ощущения их средства порождают, охотно бы изменили их назначение.

А новое назначение этих средств так близко, так справедливо! Надо покупать лучшие художественные произведения. Надо их сохранить на радость и гордость всего народа, всей земли.

Какое же большее, какое же лучшее отличие может быть для художника, нежели сознание, что его творение сохранено в прочном месте и, неиспорченное, может прожить долгие годы.

И жертвователи должны сознавать, что их средства, их имена не погребены в запыленных протоколах выдач и живут вместе с сохраненными благодаря им произведениями. И как далеки все ощущения приобретения от денежной выдачи. Сохранение красивой вещи всегда даст радость, а деньги, как деньги, всегда имеют свои специфические ощущения.

Разница сохранения произведения в лучших условиях и в выдаче премий настолько велика, что не нужны никакие примеры.

Может быть, и теперь где-нибудь среди безграничной России кто-либо хочет оставить свои средства и имя для премии. Пусть этот щедрый человек подумает о лучшем применении своих сбережений. В его руках находится возможность сохранить творения искусства на общую радость. В этом будет светлое назначение средств.

В разгар выставочного времени, среди выдач премий, во время художественного съезда, пора подумать о превращении премий в хорошее, красивое дело сохранения предметов искусства.

Индийский путь

В Париже весною для меня была радость. В музее Чернусского[50] открыта выставка предметов восточного искусства из частных собраний. Сама по себе выставка очень интересна. Вещи выбраны со вкусом и знанием. Превосходны разные живописные и лепные священные изображения Индии, Цейлона, Сиама, Японии, Индо-Китая.

Не пройти равнодушно мимо эпических красок, мимо чернолаковой бронзы, мимо цветистой и великолепной космогонии.

Но на выставке было и другое, для нас, русских, уже особо значительное. За эту радость я очень благодарен моему другу В.В. Голубеву.

Уже давно мечтали мы об основах индийского искусства. Невольно напрашивалась преемственность нашего древнего быта и искусства от Индии. В интимных беседах часто устремлялись к колыбели народной, а нашего славянства в частности.

Конечно, могли говорить нам: мечты неосновательны, предположения голословны, догадки полны личных настроений. Нужны были факты.

И вот теперь В.В. Голубев (живущий почти всегда в Париже) наконец начал большое дело. Начал это дело так умело, так прочно, что можно, по моему убеждению, ждать крупных достижений.

Если дело пойдет так, как начато, то Голубев создаст себе возможность первому от русской жизни пройти по новому направлению к истокам индийского искусства и жизни.

В.В. Голубев снарядил экспедицию в Индию. Были всякие трудности. Несколько участников погибло от жары и лихорадки, но зато были привезены снимки и предметы и, главное, наблюдения, которым должен радоваться каждый русский.

На выставке музея Чернусского ожидал меня Голубев, и то, что он показал и рассказал мне, было так близко, так нам нужно и так сулило новый путь в работе, что оба мы загорелись радостью.

Теперь все догадки получали основу, все сказки становились былью.

Обычаи, погребальные «холмы» с оградами, орудия быта, строительство, подробности головных уборов и одежды, все памятники стенописи, наконец, корни речи — все это было так близко нашим истокам. Во всем чувствовалось единство начального пути.

Ясно, если нам углубляться в наши основы, то действительное изучение Индии даст единственный материал. И мы должны спешить изучать эти народные сокровища, иначе недалеко время, когда английская культура сотрет многое, что нам так близко.

Обычаи вымирают, быт заполняется усовершенствованиями, гробницы и храмы оседают и разрушаются.

Голубев, чуткий к искусству, взял в этом изучении верный путь. Не путь отшельника-ученого, летописца для будущих веков, а путь повествователя на пользу и сведение всем, кому дороги искусство и скованная им жизнь.

Мы поняли значение византийских эмалей. Мы поняли, наконец, и ценность наших прекрасных икон. Теперь иконы уже вошли в толпу, и значение их укреплено. Через Византию грезилась нам Индия; вот к ней мы и направляемся.

Не надо пророчествовать, чтобы так же, как об иконах, сказать, что изучение Индии, ее искусства, науки, быта будет ближайшим устремлением.

Нет сомнения, что эти поиски дадут отличные последствия. Но, повторяю, надо спешить. Надо не упустить многие последние возможности.

Вот почему считаю, что дело, начатое В.В. Голубевым, должно нас радовать чрезвычайно.

Надо знать, что за первой экспедицией решена и вторая. В будущем у Голубева растут планы, о которых я еще не могу говорить.

Пусть Голубев сам подробно ознакомит нас со своими выводами и планами. Жаль, если французы с их верным чутьем скорее нас поймут значение работы Голубева.

Желаю нашей Академии наук вовремя еще серьезнее обратить внимание на эти работы.

Желаю В.В. Голубеву всякой удачи и жду от него бесконечно многозначительного и радостного.

К черным озерам ночью сходятся индийские женщины. Со свечами. Звонят в тонкие колокольчики. Вызывают из воды священных черепах. Их кормят. В ореховую скорлупу свечи вставляют. Пускают по озеру. Ищут судьбу. Гадают.

Живет в Индии красота.

Заманчив Великий Индийский путь.

Дедушка

«Пойдем к дедушке».

Бежит веселая детвора вниз по лестнице. Минуем диванную и угловую. Пробегаем библиотекой по тонко-скрипучему полу.

Старый Федор впускает в высокую темную дверь дедушкина кабинета.

Все у дедушки особенное.

Нравятся нам кресла с драконами. Вот бы нам такие в детскую! Хороши у дедушки часы с длинной музыкой. В шкафах с разноцветными стеклами книги с золотыми корешками. Висят черные картины. Одна, кажется нам, давно висит вверх ногами, но дедушка не любит, чтобы у него что-либо трогали.