Саламандастрон - Брайан Джейкс

Звери, которые только что кричали и отчаянно сражались, вдруг примолкли. Тела друзей и врагов валялись вокруг, будто листья после осеннего урагана.

Голос Денежки, усиленный эхом, пронесся по всей горе:

— Бычеглаз, я хочу выйти на солнышко! Бычеглаз ласково погладил ушки зайчихи и огляделся:

— Кто же из нас этого не хочет, Денежка? Пойдемте все вместе на свежий воздух.

Когда они выбрались наружу, Мару вдруг схватила за лапу Глинушка.

— А-а-а-а-а-а! — послышался страшный стон старой барсучихи. Глинушка выпустила лапу Мары и кинулась бежать. Мара тоже чуть было не закричала, увидев то, что открылось глазам Глинушки, и бросилась за ней.

Урт Полосатый лежал, смертельной хваткой сжимая горло Фераго Убийцы. Оба были мертвы. Рядом стоял Урт Белый и плакал как маленький.

Глинушка разомкнула смертельные объятия Урта Полосатого. Когда она снимала с шеи горностая золотой медальон, к ней подошли Сапвуд и Бычеглаз. Оба зайца низко склонили головы.

Глинушка одной лапой перевернула мертвого Фераго:

— Возьмите его и бросьте в море. Он не заслуживает погребения в земле.

Ослепшая от слез Мара смотрела, как Глинушка надевает медальон на снежно-белую шею Урта Белого:

— Когда-то он принадлежал моему отцу, потом твоему отцу. Он должен был достаться твоему брату Урту Полосатому, но теперь принадлежит тебе. Носи его с гордостью.

Мара опустилась на колени и крепко обняла тело Урта Полосатого. Слова смешивались со слезами:

— Я вернулась слишком поздно. Теперь я не могу рассказать тебе о том, что таится в моем сердце. Я долго скиталась, прежде чем вернуться домой, но за это время я поняла то, чему ты пытался научить меня. Для всех ты был Уртом Могучим, владыкой горы. Это имя будут помнить всегда. Ты не слышишь меня сейчас, но я хочу добавить еще одно слово к твоему титулу. — Молодая барсучиха подняла безжизненную лапу и водрузила ее себе на голову, произнеся одно-единственное слово: — Отец!

Клитч лежал тихо, прислушиваясь к голосам победителей. Ему было жарко и не хватало воздуха. Растолкав мертвые тела, он выбрался наверх и пополз по ступенькам. Его единственной надеждой было добраться до кратера и сбежать на восток, пока его враги отдыхают на песке с западной стороны горы.

Горностай сделал несколько неверных поворотов в верхних галереях, ища выход. Внезапно его охватила паника. Клитч кинулся бежать. Некоторые коридоры заканчивались тупиком, другие выходили в залы. Он бежал, кляня про себя тупость Фераго и всей орды, ввязавшихся в столь безнадежное предприятие. Облизывая пересохшие губы, Клитч вдруг оказался в проходе, ведущем в темную пещеру. Ощупывая холодные каменные стены, он беззвучно зарыдал. Да есть ли вообще выход из этой проклятой горы?

Лапа Клитча ударилась в темноте о что-то гулкое и, судя по звуку, деревянное. Он подскочил от боли, закусив губу, чтобы удержаться от крика. Когда боль несколько утихла, он разглядел, что это за предмет. Оказалось, что их даже несколько. Бочки! Выдвинув одну из них, Клитч был вознагражден звуком какой-то жидкости, плескавшейся на дне. Вода растеклась из опрокинутой бочки по полу, и Клитч, опустившись на четвереньки, стал лакать ее. Прохладная жидкость освежила его и восстановила силы.

Поднявшись во весь рост, Клитч пригнулся и двинулся по узкому проходу. Его шаг стал увереннее.

Теперь коридоры казались светлее, полными свежего воздуха, — путь наверх был открыт.

Неожиданно сильная боль в желудке заставила его согнуться пополам. Минуту он постоял спокойно, и боль прошла. Выпрямившись, горностай побежал к вершине кратера, к свободе!

Дважды он останавливался от приступов боли, но каждый раз она отступала, и он спешил вперед.

Теперь Клитч пошел медленнее, его лапы стали коченеть, было такое чувство, будто он опустил их в ледяную воду. Горностай заморгал. Почему ясный день вдруг стал темнеть? Наконец Клитч достиг вершины и лег у края кратера. Теперь ему все время приходилось бороться с приступами тошноты, сотрясавшей все его тело. Клитч свернулся клубком и примостился между двумя валунами. Он поспит здесь, пока не почувствует себя лучше. Некогда голубые глаза подернулись пленкой, остекленели, и горностай соскользнул в бесконечную тьму.

40

Прошло два дня, оба были наполнены печалью и тяжелой работой. Саламандастрон пришлось очищать от всего, что напоминало только что завершившуюся войну. На древках, воткнутых в песок на берегу моря, развевались знамена, здесь вырыли братские могилы для зайцев и землероек, погибших в борьбе за освобождение горы. Дальше по берегу шли ничем не отмеченные захоронения солдат Фераго.

Глубоко в горе Арула обнаружила склеп. Она организовала отряд землероек, дав им задание раскопать и расчистить проем. Когда все было сделано, кротиха почуяла запах свежей воды, чистого прохладного источника. Это открытие сделало гору неуязвимой для любой осады, дав ее защитникам неограниченные запасы драгоценной воды.

Оставалось исполнить последний печальный долг — захоронить Урта Полосатого рядом с его предками.

Самкима пригласили на церемонию. Когда он явился, через его плечо вилась перевязь меча Мартина Воителя. Бельчонок нес фонарь, освещая дорогу трем барсукам, которые несли на плечах тело Владыки Горы. Бычеглаз и сержант Сапвуд шли рядом, изредка подсказывая Самкиму дорогу.

Урт Белый уложил тело покойного в тайную пещеру. Самким огляделся вокруг, рассматривая каменные стены, испещренные загадочными надписями и картинами, сделанными лапами барсуков. Сапвуд шмыгнул носом и утер глаза, когда разглядел последнюю надпись:

— Это сделал сам Урт Полосатый. Смотрите, это он, а это ты, Урт Белый. А вот Самким, он держит меч. Жаль только, что я не могу прочесть написанное лапой моего друга Урта Полосатого.

Глинушка смогла. Самким поднял повыше фонарь, и барсучиха молча изучала древние письмена. Закончив чтение, она повернулась к присутствующим:

— То, что здесь написано, предназначалось для меня, поэтому я и не изображена ни на одной из этих картинок. Я одна должна хранить тайны горы, пока Урт Белый не будет посвящен в сан Владыки Саламандастрона. Одно могу сказать: Урт Полосатый пожелал быть похороненным под неким «итакто», только я не могу понять, где это. Вам что-нибудь известно об этом?

Свет фонаря заколебался, все в замешательстве уставились друг на друга.

— Итакто? — переспросил Бычеглаз и пожал плечами. — В нашей горе нет места с таким названием.

Самким стал прохаживаться по пещере, повторяя про себя:

— Итакто, итакто…

В дальнем конце помещения стена была гладкая, но никаких рисунков и надписей на ней не было. Самким провел по ней лапой и вдруг подпрыгнул от удивления:

— Смотрите, эта стена не каменная!

Это был занавес, сделанный из какого-то грубого материала. Сосновой смолой к нему были приклеены камни и песок, они и создавали эффект каменной стены. Урт Белый осторожно отодвинул занавес. Страшное зрелище предстало глазам собравшихся. На огромном каменном троне сидел ветхий скелет барсука в полном боевом облачении. Альков позади занавеса был полукруглым, его замыкал огромный резной камень.

— Письмена говорят о том, что эти останки принадлежат Старому Броктри, первому Владыке Саламандастрона. — Голос Глинушки эхом прокатился по пещере.

Сапвуд почтительно коснулся закованной в броню лапы:

— Наверняка этому старому барсуку известно, где находится итакто.

Мара стояла, не сводя глаз со скелета. Когда чувство страха отступило, она заметила нечто странное. Выступив вперед, она осмотрела стену сбоку от трона:

— Его лапа словно указывает сюда. Смотрите!

К камню была прикреплена продолговатая медная пластина, позеленевшая и потускневшая от времени. Глинушка дохнула на нее и протерла песком поверхность, так что та заблестела. Вплотную приблизив глаза к пластине, барсучиха внимательно осмотрела ее:

— Совершенно гладкая пластина, на ней ничего не написано.

Все уселись на пол, не сводя глаз с пластины. Бычеглаз повернулся ко входу, где они оставили тело Урта Полосатого:

— Бедный Урт, похоже, он никогда не упокоится под своим итакто.

Мара все смотрела и смотрела на медную пластину, долго и пристально.

— Передай-ка мне фонарь, Самким. Бельчонок сделал, как его просили. Мара поместила фонарь на подлокотнике трона, рядом с лапой скелета.

— У кого острое зрение? Сапвуд поднял лапу:

— Похоже, мои гляделки видят получше остальных.

— Тогда сядь сюда и скажи, что ты видишь, Сапвуд.

Мара подвинулась, и сержант занял ее место. Он сидел, глядя на сверкающий металл, тускло блестевший в свете фонаря:

— Ох, клянусь хвостом! Я вижу слова — вернее, буквы, — хотя не знаю, что они означают. Никогда не учился письму. Слишком занят был другими делами, всякие битвы, знаете ли, сражения…