Катюша - Марина Воронина

Позади опять захлопали выстрелы, в воздухе засвистело и заныло, и бежавший в трех шагах впереди Кати Серый вдруг споткнулся, перекосился на левый бок, сделал еще с десяток неровных, заплетающихся шагов, выронил “люгер” и головой вперед нырнул под полуоблетевший куст сирени. За бетонной стеной пророкотал двигатель грузовика, коротко взвыла и тут же замолчала сирена, хлопнули дверцы и раздался множественный топот бегущих ног.

— Мусора!!! — отчаянно завопил кто-то позади, и преследователи бросились врассыпную, мгновенно превратившись из охотников в дичь.

Катя опустилась на корточки рядом с Серым, который трудно возился под сиренью, пытаясь не то подняться, не то просто подтянуть ноги к животу. На листьях вокруг него лаково поблескивала кровь. Крови было много. Почувствовав рядом Катю, он с трудом повернул голову и изо всех сил скосил глаза через плечо, чтобы увидеть ее. Позади них слышался топот, окрики, прозвучал одинокий выстрел, кто-то заверещал благим матом. Облава была в разгаре, и Катя порадовалась, что весь этот кавардак пока творится в стороне. Вот именно — пока, подумала она с чувством, близким к настоящей панике.

— Подстрелили... козлы, — с трудом выговорил Серый. — Ты знаешь, это, оказывается, не так... страшно. А я, дурак, боялся. Холодно только... очень. Ты иди. Я тут... полежу.

Катя смотрела на него, кусая губы.

— Идти сможешь? — спросила она, зная ответ.

— Ты иди... — упрямо повторил Серый, — заметут...

Катя знала, что он прав — их убежище вот-вот могли обнаружить, а беседа с майором Селивановым сейчас совсем не входила в ее планы. В то же время бросить Серого истекать кровью под этим полуосыпавшимся кустом она тоже не могла — против этого восставала вся ее натура.

“Стоп, стоп, красавица, — одернула себя Катя. — Какая такая особенная у тебя натура? Не надо только забивать мне баки, гражданка Скворцова. Давай рассуждать здраво. Рассуждать здраво в бредовой ситуации — штука непростая, но давай хотя бы попробуем. И давай не будем врать. Кровью он тут не истечет — через пять минут его найдут омоновцы и отвезут в больницу, где, как только он очухается, его непременно навестит следователь. Возможно, это опять будет майор Селиванов, и он не успокоится, пока не расколет этого мальчишку. И тогда, гражданка Скворцова, искать тебя начнут уже не как потерпевшую, и даже не как свидетеля...”

Катя ласково провела по колючему ежику на голове Серого затянутой в перчатку ладонью.

— Ты прости меня, Серый, — сказала она тихо. — Видишь, как не повезло...

Серый снова безумно скосил на нее мгновенно округлившиеся глаза — он все понял. Катя аккуратно приставила пистолет к его голове и, зажмурившись, спустила курок. Выстрел получился приглушенным. Тело Серого подпрыгнуло, выгнулось чудовищной дугой и безвольно обмякло. Катя отшвырнула подальше пистолет с опустевшей обоймой и, стараясь не смотреть на Серого, крадучись выбралась с кладбища, счастливо миновав обшаривавших кладбище омоновцев. Было безумно жаль потерянного “люгера”, но Катя прекрасно понимала, что ходить сейчас с этой мортирой за пазухой было бы более чем рискованно.

Кроме того, ей было жаль тщательно разработанного плана, в котором Серому отводилась немаловажная роль. О плане следовало как можно скорее забыть и в срочном порядке заняться разработкой нового, так что жалеть приходилось еще и о впустую потраченном времени, которого, насколько понимала Катя, у нее и без того было немного.

И, наконец, ей было жаль Серого. Бесцельно бредя по улице, она спрашивала себя, как у нее поднялась рука хладнокровно пристрелить этого совсем молодого паренька, ни в чем перед ней лично не виноватого. Да, он представлял собой потенциальную опасность, но Кате никогда и в голову не могло прийти, что она способна на такое.

Тряхнув волосами, она выбросила из головы всю эту чепуху: что сделано, то сделано, и ничто на свете не стоит того, чтобы о нем долго сожалели. В этой новой философии было что-то неотразимо привлекательное, и, пройдя еще квартала два, Катя поняла, что это было: свобода. Такой подход к решению жизненных проблем целиком и полностью развязывал руки и оправдывал все, что угодно. Это была философия победителя.

Катя поглубже засунула руки в карманы куртки и криво усмехнулась своим мыслям: ни хитрец Профессор, ни, тем более, уголовная рожа Банкир ни за что не смогли бы догадаться, что беззащитный ягненок способен за каких-то два-три дня усвоить волчьи повадки. На ее стороне было преимущество внезапности, и им следовало воспользоваться в полной мере. Кроме того, подумала Катя, в этой игре победителю полагается суперприз, который, в принципе, стоит любых усилий. Профессор надеется, что сумеет удержать его в своих руках. Что ж, вольному воля. Надежда, так сказать, наш компас земной...

Ей вдруг подумалось, что неплохо было бы сейчас положить рядом с Серым какую-нибудь безымянную девку в кожаной куртке — в конце концов, Банкир не знает ее в лицо, а если это лицо немного подправить, хотя бы и кирпичом, то его не узнает и хитрец Профессор. Подумав так, Катя ужаснулась своим мыслям — это было уже чересчур, убить человека только для того, чтобы замести собственный кровавый след... В самом деле, это было бы слишком.

Кроме того, в данный момент она была безоружна.

Последнее обстоятельство не слишком ее огорчало: по огромному городу ходило никем не считанное количество придурков с широкими плечами и пистолетами за поясом, которые только и ждали, чтобы им врезали промеж глаз и отобрали оружие. Каждый, кто носит оружие без особой необходимости, поняла она вдруг, — просто поставщик стволов для тех, кому они по-настоящему нужны.

Удовлетворенная этой родившейся в ее мозгу чеканной формулировкой, она спокойно влезла в полупустой троллейбус. За окном люди в черных масках и темно-серых бронежилетах профессионально забивали в “воронок” выловленных на кладбище стрелков. В стоявшую рядом “скорую помощь” те же деловитые ребята заносили трупы, и Катя машинально отметила, что, если считать Серого, трупов было больше, чем оставшихся в живых.

— Бог устал вас любить, — сказала она одними губами, и троллейбус тронулся.

Глава 11

Майор Селиванов с грохотом обрушил трубку на рычаги. Многострадальный телефон, переживший в этом прокуренном кабинете не одного следователя, покорно звякнул и немедленно притворился, что его здесь нет — он хорошо знал, как себя вести, когда у хозяев не идут дела.

— А вот возьму и не поеду, — сказал майор Селиванов в пространство.

Пространство тоже промолчало, поскольку ему случалось видеть и не такое, и нервы очередного майора, занимавшего столь малую его часть, ему были до фонаря.

Майор яростно раскурил восемнадцатую за день папиросу.

Ну что за дело! Материала — на пять полновесных уголовных дел, и все пять — типичные “глухари”. “Кому бы это их скинуть, — между делом подумал майор, ненадолго давая волю энтропии. — Скинуть и забыть, а самому заняться разгадыванием зловещей тайны исчезновения пододеяльника, принадлежавшего гражданке Леоновой Вере Павловне, каковой пододеяльник был вывешен во дворе для просушки и бесследно исчез вместе с двумя наволочками, трикотажными рейтузами и бельевой веревкой, принадлежавшими все той же гражданке Леоновой”.

Майор прекрасно видел, как роют копытами землю его ребята. Особенно старался выглядевший из-за всего этого как-то уж очень комично Колокольчиков. Ну, еще бы: гора трупов, прямо-таки Чикаго начала тридцатых, вагон отобранного у раненых и снятого с тел убитых оружия, которое многие из ребят, в том числе и Колокольчиков, видели только в кино да на плохих фотографиях в милицейских сводках. Есть, от чего закружиться голове...

Майор невесело усмехнулся. Лучше всего, по его мнению, было бы утопить и оружие, и вообще все материалы по этому делу в ближайшем болоте, привязав к ним стальной проволокой двухпудовую гирю, чтобы это дерьмо никогда больше не смогло всплыть.

Селиванов тихо удивился самому себе: прямо под его носом людей шлепали одного за другим, как глиняные тарелки в тире, а его это все едва ли не забавляло. Да и то сказать: кто были потерпевшие? Насильник, садист и маньяк-убийца Костик, какой-то не до конца проясненный прапорщик со своей заваленной ворованным военным имуществом квартирой, явный уголовник Панин, его дружок по кличке Серый — из молодых, да ранний, и трое мордоворотов, подобранных вместе с Серым на загородном кладбище. Все это был мусор, не поддающийся перевоспитанию и, если уж на то пошло, никакой ценности для общества не представляющий, и грустить по этим людям майор Селиванов не собирался. Другое дело, что разгуливал по городу некто, для кого человеческая жизнь не стоила и ломаного гроша, а это, как всю жизнь считал майор Селиванов, была как раз та ситуация, ради предотвращения которой он на корню загубил свою личную жизнь.