Время кенгуру. Книга 2 - Михаил Эм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Переводите немедленно!
— Только после того, как я стану одним из полноправных служителей солнечного культа, — твердо объявил я.
— Увести его! — приказал Верховный жрец охранникам.
— Прощай, Пегий! — крикнул я, когда храмовые служители подняли меня на ноги и поволокли из кабинета.
Вдогонку послышалось, жалобным кенгуриным голосом:
— Подойтить к протечка?
Якаки, в последний месяц
С тех пор, как Якаки получил от Великого инки задание провести перепись населения приграничной полосы и в результате угодил в плен к разбойникам, совершающим набеги из-за кордона, он совсем пропал.
Сначала Якаки думал, что не выберется из плена живым, особенно при виде того, как один за другим погибают его охранники и подчиненные переписчики. Затем разбойники использовали пленных в качестве живых щитов. Казалось, шансов на спасение нет, но Якаки выжил. Собственно, он не прикладывал к тому никаких усилий, а закрыл глаза и молился о спасении солнечному богу Виракоче.
Виракоча не подвел и спас имперского аудитора от неминуемой смерти. Когда Якаки открыл глаза, все было кончено: разбойники валялись мертвыми. Их воинское искусство оказалось бессильно против чар белых пришельцев.
Увидев людей, одолевших разбойников, Якаки сильно удивился их необычному внешнему виду, но окончательно пропал, когда из хижин вышли белые женщины, особенно одна из них. Эта белая женщина была… Всю последующую дорогу до Теночтитлана Якаки старался не смотреть на женщину, имя которой было Кате-Рина, но не мог не смотреть.
По счастью, белые пришельцы не знали кечуа, поэтому Якаки объяснялся с одним из них, по имени Гри-Горий, с помощью жестикуляции.
Когда добрались до Теночтитлана, Якаки сопроводил белых пришельцев во дворец Великого инки и доложил о произошедшем с ним, а потом, добившись благоволения Атауальпы, позаботился о том, чтобы устроить гостей как можно лучше.
В его короткое отсутствие, Гри-Горий ухитрился поссориться сразу с тремя профессиональными воинами. Но дуэли не состоялось. К удивлению Якаки, Гри-Горий мгновенно сдружился со своими потенциальными убийцами и даже, совместно с ними, дал отпор так не вовремя (или, наоборот, вовремя?) нагрянувшим храмовым служителям.
На следующий день, согласно распоряжению Великого инки, пришельцев обучили кечуа, и с ними стало возможным разговаривать. Якаки чрезвычайно робел, произнося свои первые слова Кате-Рине:
— Хотите, я принесу вам еще фруктов?
— Конечно, принесите, — ответила Кате-Рина.
Но это было еще не настоящее общение, а так: проверка того, насколько успешно прошло обучение языку. Все равно, в этот день на работе Якаки гонял своих подчиненных немилосердно. Вообще, чем больше он робел перед Кате-Риной, тем больше зверствовал с подчиненными. Если бы те знали о страданиях имперского аудитора, то могли бы легко определять, насколько далеко их начальник продвинулся в ухаживаниях за белой пассией.
Происходило еще многое и удивительное. На побережье были замечены другие белые люди, однако они оказались врагами Гри-Гория и его друзей, которым удалось сжечь большую вражескую лодку с иноземцами.
События следовали одно за другим, однако Якаки не мог отойти от белой женщины, приближаясь к ней с каждым новым брошенным словом и оказанной незначительной услугой. Иногда Якаки приносил Кате-Рине какие-нибудь мелочи, иногда водил по бутикам. В принципе, такое поведение вряд ли пристало имперскому аудитору, но Якаки было не до соблюдения этикета.
Однажды Кате-Рина поинтересовалась о том, как в империи происходят свадебные обряды, и Якаки рассказал. Он так и не понял, что было в его рассказе смешного, но Кате-Рина смеялась очень долго и заразительно. Ни одна инкская женщина не посмела бы так смеяться в его присутствии.
После этого рассказа в его отношениях с Кате-Риной что-то растаяло. Женщина пригласила Якаки в купальню, и он послушался, хотя не был ни в чем уверен. Они разделись и принялись о чем-то беседовать. Пришла вторая белая женщина, но быстро ушла, и они остались с Кате-Риной наедине.
В этот момент Якаки решился и сделал Кате-Рине первое предложение.
— Хочешь стать моей женой? — спросил он. — Я имперский аудитор, — добавил Якаки, чтобы подчеркнуть свою значимость.
Кате-Рина засмеялась и сначала ничего не ответила, а потом сказала:
— Но, Якаки, ты сам говорил: в жены у вас берут девственниц. А я не девственница.
Имперский аудитор задохнулся от горя и выбежал из купальни. На следующий день его подчиненные на своей шкуре ощутили начальственный гнев.
Гнев прошел, но образ Кате-Рины не желал выходить из головы, как Якаки ни старался. Он долго мучился, уже понимая, что не сможет себе пересилить и отыщет сейчас какое-нибудь оправдание для своей женитьбы. И действительно, оправдание незамедлительно нашлось.
Якаки логично рассудил, что Кате-Рина не инкская женщина, поэтому правила, распространяющиеся на инкских женщин, для нее не действительны. В тот же день, в который он это осознал, Якаки пошел в дом к белым людям и сделал Кате-Рине новое предложение.
— Я согласен взять тебя не девственницей, — сказал он. — Не бойся проверки на девственность. Я подкуплю женщин, они скажут, что ты невинна.
Кате-Рина ничего не ответила, но Якаки видел, что она польщена.
Теперь Якаки приходил в дом к белым людям каждый вечер и, всеми правдами и неправдами оставшись с Кате-Риной наедине, делал ей предложение. Он верил, что рано или поздно она не откажет.
Глава 18
Люси Озерецкая, дневник
Когда Натали сообщила мне, что Андрэ арестован, я вскрикнула от ужаса и побежала к папан.
— Папан, как же так? — зашлась я в рыданиях. — За что арестовали Андрэ? Что плохого он сделал храмовым служителям, что они его арестовали? Это несправедливо!
— Еще не знаю, за что арестован, — отвечал папан. — Но обязательно узнаю.
Но, поскольку Андрэ был арестован храмовой стражей, узнать что-либо было сложно.
Лишь на следующий лень, когда Якаки удалось устроить папану аудиенцию у Великого инки, удалось кое-что разузнать. Возвратившись с аудиенции, папан рассказал.
Действительно, Андрэ арестовали храмовые служители, за разговоры с говорящим животным. Я сразу догадалась, что эти животные — кенгуру. Ну и что, что они говорящие?! Они же такие милые, как можно арестовывать моего мужа за разговоры с ними?!
Я принялась умолять папана что-нибудь сделать, в смысле — освободить Андрэ из темницы.
— Доча, здесь тебе не Петербург, — отвечал папан. — Не так быстро. Но, поверь, я предпринимаю необходимые усилия.
Я заплакала и выбежала из комнаты, тем более что у меня были на это уважительные причины.
Из своей комнаты я слышала, как папан говорил с Якаки, потом тот ушел, а через некоторое время вернулся.
Папан зашел в мою комнату и сообщил:
— Доча, Якаки устроил тебе свидание с князем
