ПодЛох - Владимир Дубик

Реформатор бесшумно вскочил и растворился в наступающих сумерках.

22

Я вновь поднялся и встал в стойку. Сержант молниеносно с разворота саданул мне локтем, метя в нос, но я ждал этого и ушел вниз и вбок. И вовремя. Там где долю секунды находилась моя голова, смазано мелькнуло колено сержанта.

Мы молча кружились в танце. Сержант сегодня был на редкость молчалив.

Он сделал обманное движение, перетек вправо и непонятно как оказался у меня за спиной. Я не успел сгруппироваться и получил ужасный пинок в поясницу. Что-то хрустнуло и я завопил что есть мочи. Сержант завис надо мной. Я закрыл глаза и приготовился умереть.

Тут невесть откуда появился слухач. Воинственно мяукнув, он выпустил когти и вцепившись в голову сержанта, начал выцарапывать глаза. Сержант закричал. Под ногтями слухача лопнули глазные яблоки. Молниеносно крутанувшись вокруг собственной оси, слухач, с сухим хрустом сломал моему обидчику шею. Безвольной куклой, сержант осел наземь.

Я моргнул несколько раз и оказался в классе.

— Ну, что дорогие мои студиозы, давайте разберем, что у нас произошло, — Мехальсон Лаврентьевич Штейнах, с удовольствием хрустнул пальцами, — Итак…

На экране развернулось раннее описанное действо и отпечаталась строка — «Прогнозируемый летальный исход! Непосредственная угроза группе сопровождения — красная! Оценка испытуемого — ноль!».

— «Ноль», как говориться это не «минус ноль»! можно сказать прогресс на лицо! Или на лице? А почему угроза красная?

— А потому, молодой человек, что не вмешайся слухач, вы были бы уже трупом. А когда слухач отвлекся, он потерял контроль над внешней ситуацией. И представьте, что в это самое время, остальную группу накрывает залп огня. А сам факт залпа слухач не услышал, так как в это время мило выцарапывал глазки сержанту. Понятно объясняю?

Я кивнул головой.

Слухач недовольно заурчал, понимая, что Штейнах прав.

— Кстати, молодой человек, а почему, уже в который раз подряд, вы имитируете нападения сержанта? Чем это он вам не угодил?

— Да всем он нам угодил, — за меня ответил Кеша, — он нам настолько влез в голову со своими угождениями, что мы его забыть не в состоянии.

— Точно, — отозвался Череп, — думаем про него и днем и ночью.

— Только вы сержанту не говорите, что тут мы на нем тренируемся, — умоляюще попросил я препода. — А то если он узнает…

— То так угодит, что мало не покажется, — печально закончил Ник.

Мы все дружно кивнули в знак согласия.

После того, как мы вышли из класса, разбрелись кто куда. У нас оставался еще час до занятий по местной флоре и фауне. Предмет официально назывался «Зоологобиологические индивидуумы клоаки и их психофизические характеристики».

У меня, да и у ребят тоже, уже голова кружилась от того бесчисленного множества этих «индивидуумов клоаки». Одно радовало, на вопрос каков смысл существования этих «зоологобиологических», ответа было неизменно два — убийство и пожирание оболочки жертвы, или сначала пожирание вышеозначенной оболочки, а затем убийство. Если перепутаешь ответ, ничего страшного, результат один.

А вот, что касается их «психофизических характеристик», то здесь пришлось попотеть.

К примеру, возьмем одно из порождений клоаки под названием «коряга». Что есть «Коряга» спросите вы. Я вам отвечу. «Коряга» — полуразумный симбиоз дерева и «пильщика», обитающий в лесистых местах и маскирующийся под, как вы уже догадались, корягу. Психофизические характеристики следующие — туп как дерево, скорость вгрызания в жертву, как у бензиновой пилы «Дружба». В виду невозможности передвижения, представляет угрозу непосредственно на месте отдыха и привала. При попадании в «корягу», можно писать завещание. Случаев спасения — не зарегистрировано.

Следующий, так называемый «Обоглот». Ареол обитания реки, озера, и прилегающие к водоемам территории. Скорость атаки из воды составляет до десяти метров в секунду! Дальность атаки — три метра. При попадании к «Обоглоту» в лапы, вернее в глотку, так как лап у него с роду не наблюдалось, процент попадания к праотцам, девяносто пять процентов. Оказывается было несколько случаев выживания после нападения. Только не спрашивайте, что осталось от выживших. Очевидцы говорили, что зрелище еще то.

И так далее и тому подобное. Весело короче.

В общем и целом, за то время, что я провел и провожу в нашем славном гвардейском легионе, уровень моего образования по части различных специфических вещей как то флора и фауна местной местности, извините за тафтологию, зубрежка языка слухачей, и битье самого себя самим же, вырос до небес. Да и в физическом плане тоже подтянулся. Хотя, последнее утверждение, наверняка вызвало бы у нашего сержанта лишь саркастичную ухмылку, да еще бы прилетело от него пару подарков. Подарки были бы следующие — обманный крюк в челюсть, затем удар ногой (какой? Хороший вопрос) в область печени, ну и контрольный выстрел бросок через бедро с одновременным вырыванием кадыка. Вот такие вот дела. Ну да ладно.

Я сидел на скамейке и придавался своим вышеописанным мыслям, как кто-то кашлянул, отвлекая меня от созерцания неподалеку расположенного муравейника.

— Можно?!

Я даже вздрогнул от неожиданности и сразу вспотел от страха. Завертев головой по сторонам я никого не обнаружил и подумал было, что мой старый «друг» невидимка вернулся со своими, побрал бы их Хаос, вариантами. Фу ты пронесло. В поле моего зрения попал худощавый средних лет мужчина с очень неприметным лицом. Он ожидающе смотрел на меня.

— Да, конечно, присаживайтесь.

— Я Хант.

— А меня зовут Иван. — И тут же почему то торопливо добавил, — Синицын. Иван Синицын.

Что-то было в этом незнакомце, такое, что хотелось ему выложить сразу и все. Как будто тяжелая ноша пригибает тебя к земле и не скажи ему всей правды, сломается позвоночник от тяжести.

Незнакомец кивнул, и проговорил.

— Любезность на любезность. Меня зовут Ли Самуэль Брандер тринадцатый, рожденный в 3 году до Договора.

Я оторопел.

— Хант, это моя профессия, — пояснил он.

— А я ЛОХ. Вернее будущий.

Н-да, содержательный разговор у нас получается.

— Хороший выбор.

Мы замолчали.

Я украдкой посмотрел на нимб через «узнавание» и даже отодвинулся. Кружечек, как бы выразился наш незабвенный Адольф Герингович, был практически как у моего друга Кеши. Практически, но были и отличия. Во-первых, он был выше и толще, во-вторых, его оплавленные зубья стягивал черный обруч с ослепительно яркой печатью. На печати ясно читалось на латыни HANT. И еще одно выражение, которое я не знал. Quae ubique ante finem (До конца сущего везде).