Дорогами ислама Центральной России - Д. Макаров

Близость философских позиций Никитина мусульманскому мистицизму прослеживается и по линии мотива «свой среди чужих, чужой среди своих». Это дает возможность уточнить психологическое состояние автора: тяжелые раздумья о потере им «русскости» в среде «чужих» расширяются до пределов философского обобщения, идей вселенского универсализма.

Выражающая принцип таухида структура в «Хожении…» разворачивается на двух уровнях:

1. Наименование Бога на 4 языках утверждает наличие 4 путей к одной цели, каждый из которых может быть в равной степени истинным: «а растъ дени худо донот – а правую вьру богъ вьдает. А права вьра бога единаго знати, и имя его призывати на всяком мьсте чисте чисто» (Этт. сп., л. 456).

2. Наименование Бога на арабском языке. В соответствии с коранической традицией автор манифестирует идею мусульманской философии о 99 именах Творца. Из 99 имен А. Никитин, стараясь передать арабское произношение, включил в текст 33, причем сам характер их употребления свидетельствует о том, что он понимает их не просто как божественные качества, известные христианам.

Некоторые имена Никитин употребил только по одному разу – в заключительной молитве, например: «альазизу, альчебару, альмутаканбиру» (Троицк. изв., л. 392 об.). Другие имена, повторяясь по нескольку раз, проходят через все произведение, создавая особую смысловую линию: Ал-Хакк (араб. «Истинный»), в тексте – «оакъ» (в Этт. сп.: л. 445, 449, 449 об., 458); Аллах, в «Хожении…» – «олло» [в Этт. сп.: л. 445 (5 раз), 449, 449 об. (7 раз), 452 об. (7 раз), 454 (2 раза), 452 об. (2 раза), 458 об. (2 раза)]; Ар-Рахим (араб. «Милосердный»), в тексте – «рагим» [в Этт. сп.: л. 445, 449 об. (2 раза), 452 об. (2 раза), 458 об. (3 раза)] и Ал-Карим (араб. «Щедрый/Великодушный»), в «Хожении…» – «керем» [в Этт. сп.: л. 445, 449 об. (2 раза), 452 об. (2 раза)]. Исследователя не оставляет ощущение, что этот смысловой комплекс всего лишь материализованная часть некой структуры, сформированной автором либо с определенной целью, либо бессознательно. Порой использование мусульманских имен Бога производит впечатление авторской вставки при составлении «чистовика» из разрозненных записок, как будто Никитин эмоционально комментировал собственный текст.

Более всего укрепляет мысль о целостной структуре использованных имен одна существенная деталь: согласно мусульманской традиции, среди 99 божественных имен («ал-асма’ ал-хусна») есть одно, именуемое «главным», «наивеличайшим» (т. е. «ал-исм ал-а'зам»), однако достоверно неизвестно, какое именно. Судя по анализу нескольких хадисов, в которых упоминается это понятие, наивеличайшее имя, вероятно, не выражено какой-то одной лексемой, оно рассредоточено в структуре значений известных 99 имен таким образом, что только их вербализованная совокупность составляет код «ал-исм ал-а'зам». По-видимому, этим можно объяснить тот факт, что в мусульманском мистицизме сложился ряд явлений, связанных с зикром (поминанием божественных имен), предписывающим повсеместное, как можно более частое употребление в речи различных имен-атрибутов Бога, примером чему может служить и текст «Хожения…».

Закрепляет актуализацию скрытой структуры текста заключительная молитва Никитина, в которой до настоящего времени видели только компиляцию коранических цитат: «Милостию божиею преидох же три моря. Дигерь худо доно, олло перводигерь дано. Аминь! Смилна рахмам рагим. Олло акьбирь, акши худо, илелло акшь ходо. Иса рух оало, ааликъ солом. Олло акьберь. Аилягаиля илелло. Олло перводигерь. Ахамду лилло, шукур худо афатад. Бисмилнаги рахмам ррагим. Хуво могу лези, ляляса ильлягу яалимуль гяпби ва шагадити. Хуя рахману рагиму, хубо могу лязи. Ляиляга иль ляхуя. Альмелику, алакудосу, асалому, альмумину, альмугамину, альазизу, алчебару, альмутаканъбиру, алхалику, альбариюу, альмусавирю, алькафару, алькалъхару, альвазаху, альрязаку, альфатагу, альалиму, алькабизу, альбасуту, альхафизу, алльрравию, алмавизу, алмузилю, альсемилю, албасирю, альакаму, альадюлю, алятуфу».

На самом деле это является частью цельного текста широко известной в мусульманской среде молитвы «наивеличайших имен Бога», составленной из выражений Корана и хадисов. Ее популярности способствовал достоверный хадис о 99 именах Бога: «Воистину у Господа 99 имен. Кто их выучит [осмыслит и сохранит в памяти], тот войдет в рай». По всей видимости, Никитин запомнил либо сокращенный вариант этой молитвы, либо он подвергся сокращению летописцами. В любом случае нет никакого сомнения в том, что ее присутствие свидетельствует о большой значимости идеи божественных имен в художественной картине мира Афанасия Никитина и в тексте «Хожения за три моря», формирующего первую в истории русской литературы мусульманскую миромоделирующую структуру.

Несмотря на богатую средневековую историю, впоследствии заселение Твери мусульманами прекращается. Хотя при этом сохраняется топонимика, и новое поколение татар-мусульман, прибывавших сюда уже в XIX в., оседало зачастую в тех же местах, что и прежние поселенцы. Каким образом это происходило, мы пока не знаем. Можно предположить, что первыми переселенцами-мусульманами в Твери в Новое время были прямые потомки тех, кто оттуда выехал в XVI–XVII вв., но это всего лишь гипотеза.

В Новое время татары-мусульмане впервые появились в Твери в 1846 г. в количестве 2 человек. По переписи 1869 г., проведенной властями города по собственной инициативе, число татар составляло 58 человек. К 1878 г. в Тверской губернии их насчитывалось уже 717, а в 1897 г. – 513 последователей ислама (в губернском центре – 196). По этническому признаку большинство из них были татарами (408 мужчин и женщин), кроме них проживали башкиры (74 мужчины), чуваши (26 мужчин и 1 женщина) и турки (6 мужчин). В 1906 г. более 250 человек, в основном нижние чины расквартированных в Твери частей войск, исповедовали ислам. По губернии из 513 татар чуть более трети (186 человек) составляли военнослужащие, младшие офицерские чины; остальные – крестьяне в возрасте от 20 до 29 лет (отходники).

К микротопонимам города Твери, отражающим историю ислама Нового времени, относятся Татарские горы и мусульманское кладбище.

Татарские горы – возвышение в районе Смоленского переулка Твери. По преданию, ханские баскаки и их отряды в период сбора дани с тверских земель ставили здесь свои шатры. По мнению известного тверского краеведа Н. А. Забелина, в непосредственной близости от Татарских гор, между современными Татарским и Смоленским переулками, находилась Татарская слобода (хотя в архивных документах такого названия нет, до сегодняшнего дня сохранился только топоним Татарский переулок). Тверские слободы активно заселялись со 2-й половины XIX в. В Татарской слободе жили татары – ямщики, рабочие и люди, владевшие лошадьми.

Историческое мусульманское кладбище Твери было основано в районе Татарских гор, впоследствии стало частью Смоленского кладбища города. Разделительной полосой между конфессиональными участками служила проселочная дорога, ведущая на кожевенный завод. К мусульманскому участку кладбища, окруженному забором, в 1916 г. с восточной стороны был прирезан дополнительный кусок земли площадью в 50 кв. саженей (около 105 кв. м). В 1960-х гг. на месте кладбища развернулось строительство школы (ныне средняя школа № 22) и административных зданий. Часть захоронений перенесена, другая – оказалась под фундаментами зданий и дорогами. Переехавшие в Калининскую (ныне Тверскую) область на торфяные разработки пензенские татары начали хоронить умерших около деревни Лукино (в 12 км к северу от Твери), где и сегодня существует действующее кладбище. С конца 1930-х гг. в связи с переполнением Смоленского кладбища мусульмане получили для захоронений участки в районе поселка Первомайский и деревни Дмитрово-Черкассы. Сегодня существуют два места для погребения мусульман: кладбище в деревне Дмитрово-Черкассы и кладбище близ Лукино.

Мусульманское население сформировало два прихода: в городах Тверь и Бологое, которые значились в реестре мечетей и молитвенных домов, подведомственных ОМДС. Существование в Твери постоянной мусульманской общины вызвало необходимость возведения мечети. Решение о ее строительстве было принято местными мусульманами в 1905 г. Тверской имам Хусаин Сеид-Бурхан собрал сведения о численности последователей ислама в составе расквартированных в городе полков (8-го гренадерского и 1-го драгунского); их оказалось 73 человека. Кроме того, по сообщениям товариществ Тверской и Рождественской мануфактуры братьев Коняевых и администрации завода Ивана Залогина, в составе указанных коллективов работало до 150 мусульман. В целом по Твери около 300 человек были заинтересованы и ожидали открытия мечети. Сбором документов для получения разрешения на строительство занимался Ф. И. Алышев. Он же, как доверенное лицо мусульманской общины города, взял на себя ответственность перед губернскими властями за возведение здания.