Голливуд истекает кровью - Х. Р. Пенроуз

борясь со своими мыслями, когда они прокрались на передний план моего сознания.

Впервые в жизни эмоции переплелись с сексом. Они сплетали маленькие нити между каждым нашим поцелуем, каждым обжигающим прикосновением, успешно привязывая кусочки меня к его плоти, к его душе. Кусочки, которые, я знала, мне никогда не вернули бы. Они были бы привязаны ко мне навсегда, независимо от того, жила ли я поблизости или на другом конце света.

Эти кусочки хотелось плотно сжать, чтобы они оставались на вкус постоянными, а аромат сохранялся еще долгое время после того, как мы в конце концов расстались бы. Это было неизбежно. Но мы этого не сделали. Независимо от того, как сильно билось мое сердце, требуя этого, независимо от страха, который это вызывало у меня, мой разум хотел кричать от несправедливости этого.

Глава 22

Пэрис

Осознание того, что эпизод происходил, никогда не останавливало его развитие и эмоции от него. Это просто было. Я давно смирилась с тем, что нужно просто плыть по течению.

Мне было хорошо. Я чувствовала себя хорошо. Нет, я чувствовала себя чертовски хорошо. Лучше всего в мире. Хорошо? Хорошо. Я кивнула самой себе.

Я могла бы написать книгу! Я провела рукой по своим растрепанным волосам, которые струились по спине, когда я встала и прошлась взад-вперед. Причесывалась ли я сегодня? Если бы это была автобиография, она была бы довольно удручающей. Это заставило бы людей жалеть меня до предела и выплакать глаза. Думаю, я была просто грустным человеком. Нет! Потому что, если бы я была такой, мне пришлось бы рассказать гораздо больше, чем я хотела. Сломленность, которую я скрывала, чтобы защитить себя. Ладно, значит, никакой автобиографии. Художественная литература? Я покачала головой из стороны в сторону, размышляя. Это было выполнимо.

Чиро, главный охранник, который был со мной много лет — один из охранников, который накачал меня наркотиками, — стоял рядом. Однако я вернула им все обратно. Хa! Я хмуро посмотрела в его сторону и встала перед ним. Его лицо даже не дрогнуло, он просто пассивно наблюдал и ждал.

— Мне нужен телефон.

— Ты не получишь телефон. Рейн ясно дал это понять. Несколько раз.

О, он называл его Рейн. Не босс. Были ли они лучшими друзьями?

— Ты делаешь все, что говорит твой босс? — я усмехнулась, затем улыбнулась не так невинно, пытаясь подкопаться к нему.

— Если я хочу сохранить рассудок. Я к нему привязан.

Я расхохоталась, согнувшись пополам, держась за живот, и снова посмотрела на его все еще бесстрастное лицо, когда раздались новые взрывы смеха. Самым забавным было то, что он был предельно серьезен.

— У тебя есть ручки и бумага? — спросила я, на моем лице появилась улыбка, мне нужно было изложить свои мысли на бумаге.

— Да, — ответил он, прищурившись.

— Круто. Тогда лучше всего забрать их. Мне нужно работать, — я развела руками с широченной улыбкой на лице.

Маниакальные эпизоды были полезны для творчества. Идеи, сформулированные планы, которые сплелись воедино в моей голове. Страницы за страницами записаны идеи на будущее, бизнес-идеи, которые могли бы воплотиться в жизнь. Я давно научилась никогда не действовать в соответствии с ними в разгар событий. И все же я всегда записывала идеи для того, чтобы быть более стабильной.

— Он напуган, — сказал Дарио, подходя и становясь рядом со мной, когда я со свистом опустила ногу в воду бассейна.

То, что он подошел ко мне прямо сейчас, было как гром среди ясного неба, мы ведь вообще не разговаривали.

— Что? — спросила я озадаченно.

— Ты олицетворяешь все, что он потерял. Единственный человек, который безоговорочно любил его, покончил с собой, потому что не смог справиться с этой жизнью, и с его отцом.

Я несколько раз моргнула.

— К тому же, твое биполярное расстройство для него как спусковой крючок, поскольку самоубийство его уже коснулось.

Я не могла лгать и прямо отрицать это. Большую часть дней я боролась с мыслями о том, чтобы покончить с собой — стало нормальным, когда они таились в глубине моего сознания. Но я всегда преодолевала это, потому что была обязана самой себе быть сильнее своего разума и его эпизодов.

— Его мама покончила с собой? — спросила я, желая убедиться, что не ослышалась.

Он резко кивнул.

— Наркотики. Рейн был подростком; он был тем, кто нашел ее. Нашли ее с пеной у рта и остекленевшим выражением лица, подтверждающим, что она мертва. Ее собственный сын нашел ее, — его лицо исказилось от отвращения. — Это зло для любого родителя. Зная, что существует высокая вероятность того, что ваш ребенок найдет вас, и не беспокоясь по этому поводу, потому что вас не будет рядом, чтобы расхлебывать последствия. Рейн любил свою маму, но Стелла была эгоистичной стервой, которая так поступила со своим единственным ребенком.

Я не могла себе представить…

Это было ужасно. По крайней мере, у меня никогда не было родителей, к которым я могла бы привязаться. Я думала, что это было бы еще хуже, особенно если бы я любила их всем сердцем и заботилась о них. На что, должно быть, было похоже это предательство?

Так вот почему он был таким? Мои брови нахмурились. Могло ли одно важное событие так сильно повлиять на него? Его отношение, то, как он контролировал людей и как он реагировал, было ли это из-за этого? Или это была совокупность событий, объединенных в одно? События неизвестны. Но ты не стал бы таким закаленным человеком, как Рейн, если бы тебе не преподали холодных и суровых жизненных уроков.

Были ли моменты, когда он чувствовал себя беспомощным? Подавленным?

Эта жажда узнать его на клеточном уровне забралась мне под кожу, требуя, чтобы я копнула глубже.

— То, что она сделала, ужасно. Как она могла… — я покачала головой.

Как вы, как родитель, могли сознательно покончить с собой, не заботясь о том, нашел бы вас ваш ребенок? Они никогда не смогли бы смириться с этим образом. Они бы сохранили его в своей памяти на долгие годы.

Окончание собственной жизни было личным выбором человека, как бы сильно кто-то его ни ненавидел. Это был не его выбор. Я чувствовала себя так, словно стояла между Рейном и его мамой, зная, что она, возможно, чувствовала, но также зная, какую душевную боль это оставило позади.

— Есть проблески его измененной версии, которую я не видел с тех пор, как мы были детьми. Я думаю, ты предлагаешь ему что-то, чего