Лето в пионерском галстуке - Катерина Сильванова

— Мне не в чем, Володь. Плавки в отряде, а трусы… — Юрка замялся. Семейники… Намочить их значило насквозь промочить шорты. — Ну… не голышом же в шорты потом.

— Зачем голышом в шорты, если можно голышом в реку? — подмигнул Володя, в предвкушении расстёгивая рубашку, хотя ребята ещё не двинулись с места. — А что? Ни одной девчонки за километр, никто не увидит.

— Резонно, — признал Юрка и повернул лодку в сторону пляжика.

Но всё-таки он растерялся. Раздеться… Нет, в действительности и правда ничего такого в этом не было, мальчики же. Юрка сто раз купался нагишом. И не только купался — и в душ ходил, и в раздевалку, и никогда при этом не стеснялся перед товарищами. Но то товарищи, а то — Володя, это совсем другое. Впервые в жизни такое — другое.

Но нет, он ничуть не стеснялся. Несмотря на все эти рассказы про религиозные традиции и кажущийся непристойным Володин интерес, стыдно не было, было до онемения волнительно. Но отказаться? Ну уж нет!

Юрка кивнул. Но, помня вчерашний конфуз, отвернулся, когда Володя стал раздеваться, а сам снял одежду, только когда тот нырнул.

Окунувшись с головой и вынырнув, Юрка едва успел протереть глаза, как Володя рванул на другой берег и уже почти что его достиг. Он бил по воде так сильно, что брызги фонтаном взлетали из-под рук и, переливаясь в солнечных лучах, появлялись и тут же исчезали маленькие радуги. «Вот это брасс! Бодрый, резвый, мне бы так уметь!» — позавидовал Юрка, и его взгляд упал на Володины плечи. Сама собой возникла полная искреннего восхищения мысль — он вроде худой, а какие блестящие и сильные у него плечи!

Юрка так и стоял в тёплой, как парное молоко, воде. Не шевелясь, любуясь тем, как Володя плывет, как грациозно и естественно он выглядит — такой свободный, такой раскрепощенный. Смотрел, как Володя остановился, снял и сжал в кулаке очки, нырнул, и над водою на одну секунду показалось неприкрытое тканью то, чем вчера утром залюбовался Юрка. Одно мгновение, он и разглядеть ничего не успел, но к горлу пробрался ком, а тело свело приятной, каких ещё никогда не было, судорогой. Юрка окоченел.

И тут осознание всего, что происходит с ним, рухнуло на голову и пригвоздило ноги ко дну. Осознание столь чистое и простое, что ошарашило Юрку — как же он раньше не догадался и почему только сейчас нашёл этот единственный ответ на миллион вопросов сразу? Он же так прост! Ведь кто ему Володя? Друг. Конечно же, друг. Такой, при мыслях о котором сладко засыпать и радостно просыпаться. Тот, на кого так приятно смотреть, тот, от кого взгляда не отвести, любуешься им и любуешься. Самый красивый человек на свете, самый добрый и самый умный, во всём — самый. Тот, с кем интересно даже молчать — такой Володя ему друг. Друг, который «нравится» в том странном, глупом, общепринятом смысле.

«Нет, не может этого быть!» — не поверил Юрка. Такого не бывает в природе, он никогда и ни от кого о таком не слышал. Даже ребята со двора об этом не шутили, а они знали всё обо всём и шутили над всем. Юрка попросту не верил в то, чтобы друг так сильно стремился к другу, что…

Он думал, что раньше ему было страшно. Вот, например, после зарядки, но на самом деле тогда это была так, тревога, а настоящий страх появился сейчас. Почему это произошло и что это такое? Есть ли у этого название? Юрка — единственный, с кем такое случилось? Нет, чем бы это ни было и как бы оно ни называлось, — это противоестественно, такого не бывает и не должно было произойти с ним! Может, болезнь какая психическая? Или просто усталость? Юрка ж за эту смену так извилины напрягал, так утомился и выдохся, что, видимо, мозг забарахлил. Домой вернётся, поплюёт в потолок, и всё у него снова станет отлично. Вот бы уже домой, только с Володей расставаться совсем не хотелось.

Хотелось другого — поделиться своим страхом и открытием с лучшим другом. Хотелось сказать ему заветное: «Ты мне нравишься, я счастлив, что ты есть». Но даже просто представить, как Юрка будет говорить ему это, страшнее, чем прыгнуть с тридцатиметровой вышки в ледяную воду, хуже, чем нырнуть в бездну. Но если всё-таки решиться? Если всё-таки окунуться в омут с головой и сказать как есть — что тогда будет? В глубине души Юрка знал, что именно: Володя рассмеётся, думая, что смеётся с ним, но на самом деле — над ним. Вот что будет.

И даже если у Юрки откроется дар красноречия и он сможет объяснить, что на самом деле значит «нравишься» и «счастлив» и что Юрка ничего от Володи не требует, а говорит это от радости и только затем, чтобы он просто знал… Володя всё равно не сможет этого понять. Он сделает всё, чтобы понять, но не поймёт, не уложит в голове. Конечно, не сможет, ведь даже Юрка все ещё не мог.

Как это объяснить Володе и как самому понять? Ясно пока было только одно — теперь Юрка точно его не покинет, не бросит и не забудет. Километры не будут помехой, Юрка останется ему преданным другом всегда и везде, куда бы жизнь его ни забросила, хоть на другой континент, хоть на Луну, хоть на астероид Б-612. Теперь Юрка станет нуждаться в Володе ещё больше и ещё острее ощутит одиночество и пустоту, когда его не будет рядом. А ещё он непременно познает горе. Оно настигнет его, когда Володя тоже переживёт это чувство, но обращено оно будет не к трудному Юрке, а к понятной другой.

Юрка стоял, как вкопанный. Боясь пошевелиться, смотрел на Володю и думал, думал, думал. Голова кружилась, глаза слепило — брызги воды, будто искры, пылали на солнце, плеск стоял шумом в ушах. Ошарашенный, Юрка смотрел, как самый лучший и особенный его друг пыхтит, отдувается и смеётся, а сам не мог сделать и шагу. Замер всем телом по пояс в воде, руки по швам.

Володя вскоре заметил его странное поведение и подплыл. Юрка испуганно уставился ему в лицо и сделал