Владычица Ночи: Дитя Смерти - Алия Якубова

Набрав замысловатый код, вампирша открыла дверь и пропустила Шерри вперед. Она оказалась в комнате с мраморным полом и стенами, затянутыми шелковыми драпри серебряных и синих цветов. У дальней стены стояли два саркофага. Настоящих, массивных, из белого мрамора, украшенного резьбой. Крышка каждого в виде статуи лежащего воина, нет, воительницы. Сразу угадывалась античная работа. Обе в боевых доспехах: нагрудник, поножи, наручи. Только шлем лежит рядом, будто снят, чтобы лежать было удобнее. Воительницы одеты в короткие хитоны, крепящие пряжками на плечах, и в высокие сандалии. На коленях щит, в правой руке короткий меч, а под левой лук и колчан со стрелами. Глаза закрыты, словно женщины прилегли отдохнуть. У одной длинные вьющиеся волосы, мягкие черты лица, но волевой подбородок и нос с горбинкой. У второй волосы короткие и… Вглядевшись, Шерри поняла, что смотрит на точную копию Мюриэль.

Перехватив ее удивленный взгляд, вампирша ответила:

– Да, этот саркофаг вырезали для меня 3723 года назад. Когда я была человеком, то была одной из тех, которых называют амазонками. Еще нас прозвали ойропаты[1]. И я носила имя Мелета.

– А чей второй саркофаг? – неожиданно робко спросила Шерри.

– Здесь прах моей царицы – Калисто. В моей человеческой жизни никто не значил для меня больше.

Мы были близки с самого детства, еще с паннория – школы, в которой девочек едва ли не с рождения начинают обучать воинскому искусству, чтению и письму. Со временем я стала полемархой – предводительницей конных сотен, правой рукой царицы. Мы защищали наше царство и сами участвовали в набегах, но однажды удача изменила мне.

Часть IV

Глава 27.

Фермоскира… особенный город. Город, в котором нет ни одного мужчины, город с неприступными крепостными стенами, к тому же река Фермодонт огромной подковой огибает город, что лишь подкрепляло неприступность. К тому же амазонки ревностно охраняли свои границы, да и сами совершали разорительные набеги.

Поход, в котором я тогда участвовала – был далеко не первым, но удача отвернулась от моей сотни. Жестокий, кровавый бой. Меня и еще десятерых всадниц взяли в тиски. Потом…

Потом рынок рабов в Фессалии. Именно туда меня привезли. Сам путь я не помню. Еще под Фермоскирой я была серьезно ранена. Вражеский кинжал нашел брешь в доспехе, к тому же лошадь понесла. Меня протащило несколько стадий[2]. Я потеряла сознание.

Очнулась я уже на корабле, в трюме. Скованная по рукам и ногам. Из одежды на мне осталась только набедренная повязка, но кто-то, кто раздел меня, позаботился и о ранах. Но уже тогда я не питала иллюзий насчет того, куда меня везут. Рабство… галеры или гладиаторская арена. Я проклинала себя за то, что слишком слаба, чтобы покончить с собой.

Потом рынок рабов… из-за слабости мне все было безразлично. Там меня и купил Уриэль… Вампир. Но тогда я не знала об этом, а видела лишь мужчину лет тридцати пяти, с серо-зелеными глазами, светлыми волосами и суховатым телосложением. И хотелось мне лишь одного – убить его. Один из наших первейших законов: увидишь мужчину – убей! Помню, его руки показались мне твердыми, как камень. Но я знала одно: до меня он не дотронется, кто-то из нас двоих погибнет, и мне было неважно кто. Если он думает, что амазонка – всего лишь приятная экзотика, то он жестоко ошибается.

Так я пришла в дом Уриэля. В первую же ночь он поступил очень опрометчиво: послал меня в купальню всего лишь со служанкой. Возможно, думал, что я еще слишком слаба.

Я понимала, что и правда слишком слаба, чтобы убежать. Но если не хватает сил для одного – хватит для другого. Служанка выкупала меня и попыталась привести в порядок мои волосы при помощи ножниц и гребня. Этими ножницами я ее и убила. На удачу они оказались длинные и острые – как кинжал. Потом я остригла свои волосы и пронзила себе сердце. Я жаждала смыть позор, пусть даже ценой собственной жизни. Рука не дала промаха. Жизнь покидала мое измученное тело.

Тогда-то в купальню и влетел Уриэль.

– Дура! – вопил он. – Да как тебе подобное в голову взбрело!

Но я лишь из последних сил рассмеялась ему в лицо. В тот момент мое сердце остановилось. Я была рада такому концу.

И все-таки что-то вернуло меня, вернуло помимо моей на то воли, грубо и бесцеремонно. Я чувствовала что-то горячее, солоноватое на своих губах, и оно устремлялось внутрь. Я невольно сделала глоток, потом еще и еще. Я будто пила огонь… и этот огонь сжигал все внутри…

В ту ночь я стала вампиром. Уриэль заявил, что неважно, как меня звали до этого, он будет звать меня Мюриэль. И это было хуже рабства. Дело даже не в покушении на мою честь. Сковали мою волю. Я словно перестала быть собой, а стала частью Уриэля. Казалось, ему были известны все мои мысли и стремления. Да, он учил меня, учил тому необходимому, что нужно мне знать, будучи вампиром. Но каждый миг моей новой жизни был пронизан жаждой свободы. Вся это новая жизнь не имела для меня смысла.

Прошло почти пять лет, прежде чем мне наконец-то удалось сбежать. Я завалила склеп Уриэля, так что даже со всеми его силами ему пришлось бы выбираться несколько дней, и бежала, взяв с собой лишь меч, кинжал, луки и оседлав лошадь.

От Фессалии до Фермоскиры было больше четырех дней пути верхом, если не останавливаться ни на минуту. Я стремилась на родину, пусть даже меня там ожидал суд. Мне было все равно, через какие муки и лишения придется пройти.

Я скакала днем и ночью, пока не загнала лошадь, потом шла пешком. Уриэль говорил. Что нужно опасаться солнца первые двести лет, иначе оно меня сожжет… Да, оно причиняло мне жуткую боль, опалило кожу, но не убило… Потом я часто задавалась вопросом, почему так вышло. Почему меня не убило солнце, и Уриэль так меня и не нашел. Лишь спустя сотни лет я поняла – я оказалась слишком сильна для этого. Никто не ожидал, что во мне так быстро проснется сила Магистра.

Но тогда мне не было до этого дела. Все силы, вся воля были направлены только на то, чтобы идти вперед, все остальное я отдала на откуп инстинктам. Дважды на меня нападали, но я убивала незадачливых разбойников. Они же стали моей единственной пищей. Вариант остановиться, чтобы найти жертву в ближайшей деревне даже не рассматривался.

К концу четвертого дня пути я наконец-то увидела белоснежные стены Фермоскиры и хрустально-чистые воды Фермодонта. Я дома, наконец-то! В первую секунду мне захотелось вопить от восторга, но вместо этого я задумалась, а что дальше? Первый же встреченный патруль убьет меня. Кто узнает полемарху в замызганной, изнуренной оборванке, к тому же еще с клыками! По этой же причине лучше не появляться у главных ворот. Да, я согласна была на суд, и понести любую кару, но чтобы меня хотя бы выслушали. Но главная причина в том, что я очень хотела повидать царицу. Нас всегда связывало слишком многое. И я всем сердцем надеялась, что она пребывает в здравии, а не полегла на поле брани.