Капкан на охотника - Оксана Семык

Да что же я такая невезучая! В кои-то веки захотелось простого женского счастья, и из всей Интернет-колоды я вытащила джокера-маньяка!

Моя горечь находит выход в слезах. Я сижу на постели, растрёпанная и неодетая, рыдая и смахивая повисающие на носу капли, и жалуюсь царящей в комнате темноте на все свои обиды.

Всё напряжение последних дней, давившее на меня, вдруг выливается из моего сердца вместе с плачем. Я судорожно всхлипываю, отчаянно жалея себя, и чувствую, как, по мере иссякания запаса моих слёз, мне становится легче.

Раздаётся уже ненужный звонок будильника. Пора прекратить хлюпать носом, собраться и настроиться на решительную борьбу за жизнь. Размазывая остатки слёз по опухшему лицу, я встаю и иду умываться.

Все ощущения какие-то гипертрофированные, обострённые. Так, наверное, воспринимает обыденные для остальных вещи приговорённый к смерти в день перед казнью: последний рассвет в его жизни, последнее умывание, последний завтрак. Я кажусь сама себе туго натянутой струной.

На работе никак не могу собраться с мыслями и тупо смотрю мимо строчек лежащей передо мной рукописи. Каждые пять-десять минут кидаю взгляд на часы, с ужасом осознавая, что стрелка неумолимо ползёт вперед.

Почему не звонит Пашка? Он же обещал проверить, не принадлежит ли Натусику та машина, что следит за мной.

Ближе к середине дня мой сотовый телефон вдруг подаёт голос. Кто бы это мог быть? Наверное, Шурыгин.

Но это не Пашка. Звонит, оказывается, Игорь Бармин:

— Здравствуйте, помните, вы просили переписку Ларисы Берсеньевой? Я ее нашел. Тут есть кое-что интересное…

Я кидаю взгляд на часы. Через пять минут начинается обед. За час успею обернуться туда-обратно.

— Вы сейчас дома? Я могу приехать за письмами? У меня как раз обед.

— Да, конечно. Куда я денусь — я же дома работаю. Буду вас ждать.

Я вскакиваю, одеваюсь, запираю кабинет и пулей вылетаю на улицу. Переписка Берсеньевой! Это то, что мне надо! Может, я еще успею найти в ней что-то, что поможет мне обыграть Вениамина на самом последнем его ходу?

Уже знакомую обитую коричневым дерматином дверь Барминых открывает Ирина. Что я там себе в прошлый раз навоображала, когда она не подошла к телефону? Вот она, вроде, живая. На этот раз я уже знаю, чего ожидать, и меня уже не ввергает в шок ее внешность и инвалидное кресло. Ирина приветливо улыбается мне своей странной перекошенной улыбкой:

— Здравствуйте. Таня? Игорь вас ждет. Не разувайтесь, — напоминает она. — вы же не забыли, где комната Игоря? Прямо и налево. А я пока сварю вам чашечку кофе, хотите? Я помню, вы, кажется, пьете с молоком, правильно?

— Вообще-то, черный и без сахара. Спасибо.

— Простите, перепутала. Сейчас так холодно и слякотно на улице, так что я всем нашим гостьям предлагаю горячий кофе. Проходите, смелее.

Я, не снимая куртки (все-таки я на минутку), вхожу в «кабинет» Игоря — ту самую комнату с плюшевыми мишками на обоях, где я уже однажды была. Игорь уже ждет меня. Он вскакивает из-за компьютера мне навстречу с несколькими листками в руках:

— Вот, пожалуйста, — он протягивает их мне. — Еле нашел. Пришлось буквально все подряд перебирать. Так вы говорите, Ларису убили? Вот этот самый Вениамин?

— Думаю, да.

— Но тогда, скорее всего, эти письма вам очень помогут! Здесь Вениамин много рассказывает о себе. Знаете, он даже указывает свой домашний адрес! Думаю, надо как-то аккуратно передать эти письма в милицию. Только я вас очень прошу: ни слова обо мне! Вы же обещали!

— А как я объясню, почему эти письма ко мне попали?

— Ну не знаю, придумайте что-нибудь! — он произносит это почти с отчаянием. — Ведь я же вам помог, как и обещал!

— Ладно, — уступаю я, поломавшись для вида и думая про себя, что ни в какую милицию я все равно эти письма тащить не собираюсь.

На простецком лице Игоря отражается благодарность. Тут в комнату вкатывается Ирина, протягивая мне на маленьком подносе чашечку с кофе, и Игорь меняет тему, пока я прихлебываю кофе из фарфоровой емкости чуть больше наперстка:

— А как у вас дела на личном фронте?

— Спасибо, замечательно.

— Правда? — расплывается он в улыбке. — Как кавалеры?

— Долго рассказывать. Как-нибудь потом.

— Писем много получаете?

— Мешками. Как вы и обещали, — не могу я удержаться от горькой иронии над самой собой. Одним глотком я допиваю кофе и встаю. — Ну, спасибо за помощь, прощайте.

— Нет-нет, давайте не будем прощаться! Надеюсь услышать от вас хорошие новости. С вас ведь еще свадебное фото, — улыбается мне Игорь и кивает на альбом с карточками счастливых пар, который он показывал мне в прошлый раз.

Испугавшись, что сейчас я подвергнусь повторной демонстрации, я начинаю отступать к дверям, кивая:

— Ах, да, конечно, обязательно. И в фас, и в профиль.

Игорь по-мальчищечьи прыскает от смеха и улыбается еще шире:

— Забавная вы.

«Да уж, мне сейчас только до забав, — думаю я про себя. — Меня там сейчас убивать вот-вот начнут».

— Не забудьте про свадебное фото! — несется мне в спину.

Я вылетаю из квартиры, даже не попрощавшись с Ириной — мне не терпится прочесть переписку Берсеньевой.

На ходу читать неудобно, поэтому я сперва добираюсь до работы — как раз к окончанию обеденного перерыва. Прямо в куртке бухаюсь за свой стол и жадно пробегаю глазами распечатанные на компьютере строчки.

Бармин был прав, когда сказал, что Вениамин много рассказывал о себе Ларисе. Однако, это были такие сведения, которые не могли дать мне никакой зацепки. Ну чем мне может помочь то, что у Вени любимый цвет — красный, или то, что он любит оперную музыку? Ну да, помню, привязанностью к опере Берсеньева наделила и своего литературного героя, списанного с Вениамина. Только мне-то что от этого?

А вот и домашний адрес маньяка: улица Строителей, дом двадцать четыре, квартира восемьдесят семь.

Ну-ну. То улица Машиностроителей, то улица Строителей — какая-то бедная все-таки у этого психа фантазия. Однако адрес кажется мне смутно знакомым. Да ладно, наверняка снова туфта, как и в письме к Агате. Скину, конечно, Пашке его на всякий случай. Я уже снимаю трубку, и в этот момент звонит мой сотовый.

Это Пашка. Словно почуял, что мне нужен.

— Танюшка, я по поводу белой «девятки»… Тот номерок, что ты мне продиктовала, принадлежит не Курицыной. Я разузнал, кто хозяин этой белой «девятки», о которой ты спрашивала. Записываешь?

— Кто? — хватаюсь я за карандаш.

— Некий Кожин Михаил Борисович, прописан на улице Строителей, дом двадцать четыре, квартира восемьдесят семь, работает врачом-психотерапевтом во второй городской больнице. Узнал о нём всё, что смог. Слушай, а это случайно не тот самый писатель, о котором ты мне рассказывала? Алло! Ты что молчишь? Алло!