Мы потребуем крови - Девин Мэдсон

все больше кусков дерева отлетало от двери. Рядом с петлями появилась трещина.

«Обязательно. Не сомневайся, Кассандра. И давай уже без сантиментов».

Дотянувшись до единственного кусочка голой кожи на шее Септума между мешком на голове и рубахой, я прижала к нему два пальца. Мне казалось, все пройдет как-то иначе, или даже вообще не получится. Но, как если бы это был труп, императрица выскользнула, словно пробежавший по коже холод.

Глухой стук прекратился. Я на миг застыла с поднятой рукой, опасаясь пошевелиться или заговорить. Тишина затянулась. Капитан осторожно, чтобы не потревожить свою теперь гораздо более ценную ношу, повернулся и посмотрел на меня.

– Что случилось?

– Не знаю, – сказала я. – Императрица?

Ни движения, ни ответа.

– Может быть… именно этого он всегда и боялся, – сказал капитан.

И все же что-то было не так.

– Хана?

Я стянула мешок с головы Септума. Молодой человек не пошевелился, не вздрогнул, но взгляд был такой, словно он видел нечто жуткое, словно кто-то жег ему пальцы ног, а он не мог ни отодвинуться, ни кричать.

– Хана? Ты?..

Его рот криво растянулся, приняв форму сдавленного посередине овала. И он закричал. Это был не человеческий звук, а скорее нечто чудовищное, скрипучее, пронзительное и неправильное, словно стая птиц вскричала от боли. Я зажала уши руками, тщетно пытаясь не дать этому проникнуть в мой череп.

К оглушительному воплю добавился грохот, в коридоре солдаты яростно заколотили в дверь, и она вся пошла новыми трещинами. С баррикады свалился еще один табурет. За ним – маленький шкаф со стеклянными дверцами, расколовшимися об пол. Петли заскрипели и натянулись. Септум все продолжал вопить, почти не переводя дух.

– Вытащи ее! Вытащи! – Я не сразу поняла, что капитан Энеас кричит мне, его низкий голос утонул в шуме. Септум, слабый как котенок, корчился у него на плече, колотил кулаком по спине, а капитану приходилось обеими руками его придерживать. – Доставай ее!

Я схватила дрожащую руку Септума.

Ничего не произошло.

– Скорее! Вытащи ее, пока они не прорвались!

Холодные пальцы выскользнули из моей руки, и я вцепилась в них снова. Никогда не требовалось особых усилий, чтобы вернуть Кайсу или Хану, но теперь попытка вытащить императрицу напоминала попытку тянуть гвоздь из доски – напряжение и жесткое сопротивление. Приходилось сдерживать желание физически тянуться назад, концентрируясь на этом намерении всем разумом и душой.

От двери откололась доска и рухнула на все еще прижимавший ее верстак.

– В чем проблема? Поторопись, Кассандра!

Я была не в силах ничего объяснять, могла только крепко обеими руками стискивать эту потную руку и надеяться, что Хана не выскользнет, не заставит меня начинать все сначала. Она была уже почти со мной. Почти.

Моя грудь расширялась, как и разум. И все становилось тесным, болезненным и неправильным, словно я была куклой со слишком плотной набивкой. Крик, срывавшийся с губ Септума, прекратился, но продолжился в моей голове, и я, брызжа желчью, рухнула на пол.

– Она с тобой?

Я смотрела на плывущие половицы. А у капитана Энеаса, казалось, было шесть ног.

– Она с тобой?

Я попробовала заговорить, кивнуть, как-нибудь ответить на этот вопрос. Неизвестно, удалось или нет, но, похоже, он понял, потому что перестал спрашивать.

– Можешь встать? – спросил он. Мне хотелось смеяться, но с губ только больше капала желчь. Императрица Хана прекратила кричать, но ее мысли обратились в беспорядочный шум, и я не могла сосредоточиться, пока они мелькали в моей голове. Бог. Боль. Пустота. Животы, пустеющие от голода, который мы не могли утолить.

Дерево двери раскололось. В полутемном коридоре за ней показались лица, больше походившие на войско призраков, чем на людей.

– Можешь встать? – Капитан схватил нашу руку, потянул, поднимая на ноги. Дрожь. Боль. Еще больше желчи прилило к горлу. Я начала оседать, но он подхватил меня. – Потерпи немного.

Верхняя петля со скрипом отошла, и капитан Энеас осторожно попытался отпустить мою руку.

– Потерпи немного, – повторил он тоном человека, убеждающего себя в той же мере, что и меня. Я заставила себя устоять, хотя ныли колени, тряслись ноги, кружилась голова и бурлил желудок, а мысли императрицы неслись вихрем, цепляясь за ужасы. – Еще только одну минуту.

Я стояла будто в трансе, тонула в боли и смотрела, как дверь разваливается на куски, как раскалывается мебель, рассыпается наспех возведенная баррикада. Когда разлетелся вдребезги кусок главного верстака, я подумала, словно во сне, что Знахарь этому не обрадуется, и лишь боль в животе удержала меня от смеха.

– Это недопустимо, – пробормотала я, когда капитан Энеас встал между дверью и мной. – Невозможно работать в таком беспорядке. Я вынуждена настоять…

Дверь открылась. Верстак со скрипом прокатился по полу. Солдаты столпились в разбитом дверном проеме, и только тогда я заметила, что капитан Энеас вложил оружие в ножны.

Пока первые солдаты разбирали остатки мебели, капитан снял с плеча Септума. И с нечеловеческим рыком от усилия швырнул его прямо в них. Они отступили, один попытался подхватить Септума, другой увернуться, а третий – остаться на месте, но каждому по лицу пришелся удар тяжелого безжизненного тела.

В тот же миг капитан развернулся, ударив меня плечом в живот, и закинул к себе на плечо. Четыре длинных неверных шага, и он выпрыгнул. Вокруг нас разлетелись стекло и щепки, но еще был воздух и солнечный свет. Нас хлестали ветки, капитан несся вперед, а мой подбородок касался мокрой от пота ткани у него на спине. Мир кружился. От бега, от тряски все болело так, что не хотелось жить, но все-таки я летела.

11

Мико

Дождь стегал палубу по диагонали, превратив все за бортом в тускло-серое. Корабль раскачивался под завывания ветра, и, съежившись в дождевике мертвого моряка, я вспоминала, как еще недавно меня трепало у этих берегов. Тогда к моему боку прижималась Чичи, а Рах… Рах не переставая блевал через борт утлой лодчонки. Теперь у меня есть армия. Часть армии. То, что осталось от части армии.

Палуба дрогнула от глухого стука вернувшейся лодки, и я отстраненно и молча смотрела, как группа солдат сбрасывает канаты, выкрикивает команды и делает все, что положено морякам.

Несколько минут я наблюдала, как они перекрикиваются сквозь бурю и по их плащам стекают реки воды, а потом ко мне подошел генерал Мото, и я поняла, что отдых закончен.

– Ваше величество, – сказал он, шагнув под навес и при каждом движении разбрызгивая капли с одежды, – нигде ни следа светлейшего Бахайна. И не похоже, чтобы они укрепляли оборону. Но известно, что ваша армия идет на Когахейру.

Хотя бы министр Оямада не попал в беду. Я глубоко вздохнула.

– Вы отлично умеете сообщать новости, генерал. Не придерживаете их, а просто… выкладываете начистоту.

Он снова накинул капюшон. Капюшон не защищал лицо, и капли дождя засверкали на бровях и щетине небритых