Отогрей моё сердце - Люсинда Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позвонив еще пару раз так и не получив ответа, бросил затею и погрузился в работу. Вечером он ее навестит, хочет она того или нет, ей придется его впустить на порог и объясниться.
Есения просидела два часа в женской консультации. Задержка месячных на пять дней и тест с двумя полосками скорее подтверждал наличии плода, чем наоборот. Ей ли не знать, как чувствует себя женщина беременная малым сроком. Слезы давно высохли, да и толку от них: только припухшие веки и головная боль. А утренняя тошнота переходила в дневную и с каждым днем становилась все ощутимее.
"Почему я надеялась, что не залечу от него? Даже предохраняясь, такой мужчина одним взглядом способен осеменить!" – злилась на безрассудство.
- Плод на четыре-пять недель, - подтвердила врач ультразвуковой диагностики. – Все параметры в норме, но для более точного результата срок слишком мал. Вы планируете рожать или идете на аборт?
Есения вздрогнула при слове аборт, но врачу ответила:
- Еще не знаю. Не решила, - отвернула взгляд, опасаясь осуждения во взгляде.
- У вас есть пару недель для таблетированного аборта и до двенадцати вакуум аспирация. Я напишу заключение для гинеколога, - и, вынув из влагалища датчик, приказала одеваться.
Выйдя от врача, Есения села в кресло в коридоре и опустила голову, пытаясь прийти в себя. В памяти сразу всплыли слова Олеси: "Он отправил жену делать аборт, заявив, что ребенок не от него. Да он в принципе не хочет детей. Я предлагала ему родить, но он четко следил за предохранением".
Ее жестокие слова так глубоко легли тяжелым грузом на сердце. Тукаев хорошо относился к Вере и даже, казалось любил девочку, но он мог себя так вести ради секса с любовницей.
Есения пребывала в такой растерянности, не зная как сообщить Архипу о беременности. Если он пошлет ее на аборт - это будет последнее что их связывает. Если она тайно его сделает сама: после этого не сможет быть с ним вместе. Родить и воспитывать одной - тоже унылая перспектива. Сегодня он страстный и щедрый любовник, а завтра чужой человек. Есения еще помнила мужа и его отчуждение. Плевал он на нужды ее и их дочери.
Ни один из выходов из ситуации не вдохновлял. На работу ехать не осталось сил. Как ему смотреть в глаза? Как сказать и что последует? Боялась. Любой его реакции боялась. Ей требовалось уединение. А еще вспылили слова матери и Есения чуть не разрыдалась в голос от безысходности.
Собрав сумку и взяв верхнюю одежду из гардероба, вышла на улицу, в мартовский день. Синицы уже пели песни, призывая к пробуждению природу, оповещая о наступлении весны. Хотя весна на Ямале наступала не раньше середины мая, резко кочуя в лето.
Глава 39
Пять недель
Есения на автомате добралась до дома, медленно разделась, тщательно расправляя складки шубы.
- Это ты виноват, золотой соболь, в моей беременности, - тяжело вздохнула, понимая, что виновата сама, поддавшись чарам сахаляра и влечением к нему.
Дома безлюдно: мама ушла на работу, Вера в саду. Лишь крыса, услышав присутствие человека, зашебуршала и стала грызть металлические прутья, требуя пищу.
Дисплей телефона при возвращении в звуковой режим высветил пять пропущенных от начальника. Сердце разом заколотилось, ладони вспотели, и она поспешила отложить сотовый на комод. Разговаривать с Тукаевым в эту минуту просто не могла. Да и что она ему скажет? Правду, как есть? Если он не захотел с женщиной иметь ребенка, с которой провел много времени, почему захочет от секретарши, матери одиночки? Зачем ему женщина с возом, когда такая шикарная Олеся не удержала…
Есения ходила из комнаты в комнату. Умылась, переоделась в домашнюю пижаму.
Неожиданно ее охватил голод и девушка вспомнила, что легко позавтракала: чай с молоком и один бутерброд с маслом, а сейчас уже два часа дня.
Тошнота накатывала волнами, но желудок требовал пищи, и она принесла с лоджии пельмени с красной рыбой, приготовленные накануне.
Что удивительно: в первую беременность Есению воротило от рыбного, мясного и всего, что приправлено специями, а хотелось только молочного и сладкого. А в эту совсем на иное тянуло. Красная рыба копченая, соленая и икра требовали их откушать. И первую неделю, когда она еще не знала про задержку, то стоя у прилавка, исходила слюнями на рыбно-моллюсковый ассортимент.
Плотно пообедав и моя посуду, немного сняв стресс вкусным блюдом, расслабилась, отодвинув происходящее на задний план. Испуганно дернулась, когда в дверь позвонили.
Вытерев ладони полотенцем, поглядев в зеркало, пошла открывать, совершенно не ожидая гостя, что настырно звонил в дверь.
- Архип…, - удивленно произнесла. - Что ты здесь делаешь? Я же сообщила, что сегодня взяла отгул.
Смесь испуга, растерянности и непонимания охватили Есению и она даже не пригласила начальника в квартиру, стоя в проеме двери.
Тукаев молча смотрел на девушку, вглядываясь в голубые глаза, оббежал ее фигуру с головы до ног, вернулся к лицу, пытаясь понять, чем больна его подчиненная и любимая женщина. Не найдя признаков болезни и травм, облегченно вздохнул.
- Здравствуй, Есения. Я войду?
И сделал шаг ей навстречу, от чего хозяйке пришлось посторониться и впустить Архипа в квартиру.
- Да-да, конечно, входи, - закрывая за ним дверь. – Что-то случилось? – подняла настороженный взгляд.
- Это я тебе задам этот вопрос, - требовательно посмотрел в лицо.
Есения нервно сглотнула, инстинктивно хватаясь за горло. Засуетилась, не зная куда спрятаться от пытливых черных глаз. Отойдя от Архипа на два шага, отвернулась и замерла.
- Я не знаю, как сказать тебе…, - послышалось глухое с ее уст.
- Скажи как есть. Ты заболела? Зачем ходила в больницу? Я же вижу ты последнюю неделю сама не своя.
- Нет, - резко ответила. - Я не больна…
Архип приблизился и встал за ее спиной. Но порыв обнять поборол, сжав ладони в кулак. Лишь горячее дыхание опаляло ее макушку. Аромат его кожи, лосьона и табака густо наполнил воздух и как бы Есения не противилась, она обожала его, и даже тошнота не
