Любовь в вечерних новостях - Нора Робертс

Ночи доставляли ей все большую радость. Торп становился все необходимее.

Шли дни, и Ливи осознала, что ей нужны не только их разговоры, но даже разногласия. Торп заставлял ее быстрее, динамичнее думать. Они дополняли друг друга интеллектуально. Бывали минуты, когда он оттачивал на ней свое остроумие, но и она платила ему тем же. Ей нужна была его сила. В нем было что-то надежное, как в скале, на которую можно опереться.

Да, она когда-то вот так же искала опоры в другом человеке и потерпела разочарование. Это она тоже помнила. Она слишком много пережила, чтобы сомневаться в своей способности справиться со всеми препятствиями, которые жизнь швыряла ей под ноги.

Она еще сохраняла осторожность, но с каждым днем все меньше думала об этом.

Исполняя свое обещание, Торп взял ее на вечерний бейсбольный матч.

— Я считаю, что он должен искать себе другое занятие, — возмущалась Ливи, вставляя ключ в замочную скважину. Она негодовала на судью за его промахи. — Разве не должны они учиться судейству на каких-нибудь курсах или что-то вроде этого?

— Или что-то вроде этого, — поддакнул Торп, стараясь скрыть усмешку. Ливи кипятилась по поводу судьи весь обратный путь.

— Значит, у него были на этих курсах самые плохие отметки. И я не удивлюсь, если он вообще противный человек, который бьет свою собаку.

— Да, наверное, многие из бейсболистов согласились бы с тобой.

Торп снял пиджак и бросил вслед за ее жакетом.

— Наверное, тебе пора начать вести спортивную передачу, Ливи!

Она окинула его горделивым взглядом.

— А что, я отлично справлюсь. Еще несколько игр, и я смогу вести постоянный спортивный репортаж не хуже, чем цикл «Разговор с оппонентом». Хочешь бренди?

— Чудесно. — Он улыбался, глядя ей в спину, пока она наполняла стаканы.

— А кстати об оппонентах, что ты думаешь о шансах Донахью?

— Весьма ненадежны, — ответила Ливи и повернулась к Торпу со стаканами в руках.

— Я с ним говорил сегодня… — Торп взял у нее стакан и, притянув к себе, усадил ее на кушетку. — … Перед тем, как он начал выступать. Погубит его аппетит. Он проглотил пять сандвичей с ветчиной и полдюжины пончиков.

Ливи рассмеялась:

— Ну что ж, по крайней мере он не был голодным. Это дает ему стимул спорить, пока хватает голосовых связок.

— Да, он человек решительный, — заметил Торп. — Сказал мне, что переживет и переговорит всех своих оппонентов.

Ливи прислонилась к плечу Торпа, и его рука тут же обвилась вокруг нее.

— Сегодня было полно людей на галерке.

— И мы взяли несколько интервью у прохожих, — тихо промурлыкала Ливи, сонная и довольная.

— Большинство явилось просто из любопытства, а не из интереса к теме дискуссии. Но полная галерка и строптивый ведущий сделают хорошую прессу, и это поможет Донахью продержаться еще некоторое время.

— Да, он держится отлично.

— Хорошо бы он победил. — И Ливи вздохнула. Как она могла существовать без этой руки, что ее обнимает?

— Я знаю, это нереально, и законопроект все равно пройдет, однако…

«Между мной и Донахью можно провести параллель, — подумал Торп. — У меня тоже соперник, которого надо победить. Ливи». Торп был исполнен такой же решимости победить, что и сенатор. Победа должна быть безоговорочной. Недостаточно просто обнимать ее. Ему необходимо быть с ней всю жизнь. Сколько же ему еще сражаться? Иногда ее осторожность выводила его из себя.

Торп поставил на стол свой стакан. Ливи повернулась, ожидая поцелуя. Поцелуй оказался не тем мирным и неспешным, на какой она надеялась. Он был яростный. Торп прижал ее всем телом к подушкам софы и нетерпеливо стал срывать с нее одежду. Это было что-то новое. В его любовном пыле всегда были некая сдержанность и нежность. Теперь он рванул ее блузку с неистовой, неотступной жаждой. Поцелуем он зажал ей рот, так что она не могла даже застонать, и уже срывал с нее джинсы. Она попыталась было поднять его свитер, чтобы тело касалось тела, но не смогла, так тесно он к ней прижался. Хрипло выругавшись, Торп сам сдернул его с себя через голову и бросил на пол.

Его губы были повсюду — ищущие, ранящие. Ливи стала податлива, как воск, она следовала за ним всюду, куда бы он ее ни повлек, послушно выполняя все его капризы. В нем вдруг проснулось нечто дикое, что-то лишь однажды просверкнувшее раньше. Он взял ее на диване с таким нетерпеливым, яростным желанием, словно прошли годы после их последнего соития. И это безумие продолжалось, пока оба они не обессилели и уже ничего не могли друг другу дать. Тогда он стащил ее на пол, чтобы снова раздуть из искры огонь. Она со стоном назвала его по имени, не желая страсти и не веря, что она может снова разделить ее, но все вспыхнуло снова.

— Еще, — сказал Торп и завладел ее губами. Руки его были опять вездесущи, и тело ее так же послушно его воле и готово к любви. Нет, более того, она желала обладать сама. Теперь уже не только он вел ее за собой. Ее руки ласкали его плоть, а жаркий рот требовал поцелуев. Ливи вся дрожала. Она услышала тяжелое, прерывистое дыхание, обвиваясь вокруг него. Желание и удовлетворение слились воедино, в одной ослепительной вспышке. И снова она стала послушной и вялой, отдав все. На этот раз Торп прилег рядом, чтобы отдохнуть.

Но все равно он не мог не дотрагиваться до нее. Его влекли к себе ее гладкая кожа и тот изгиб, где тонкая талия переходила в бедро. Взяв Лили за подбородок, он повернул к себе ее лицо.

— Я люблю тебя.

Он не собирался этого говорить сейчас, но сказал, и теперь не сводил с нее глаз. Он хотел, чтобы она поняла его и ответила.

Ливи слышала его слова, видела их отражение в его взгляде. Что-то шевельнулось у нее в душе навстречу ему и снова замерло.

— Нет, — очень тихо сказала она и покачала головой. — Не надо так говорить. Я не хочу, чтобы ты меня любил.

— А у тебя нет выбора, — сказал он спокойно, но душа его была в смятении. Ее ответ, беспокойство в глазах мучили его. — И у меня тоже.

— Нет!

И, вырвавшись, она села, зажав голову руками. Прежние сомнения, прежние страхи загоняли ее в угол. Они давили ее, завязывали тугим узлом.

— Я не могу… Ты тоже не можешь… Любовь — какое опасное слово! Как опасна любовь, оставляющая тебя голой и беззащитной на неизвестном берегу. Какой риск позволять себя любить, но подарить ее кому-то, отдать — это несчастье, катастрофа. Как она могла позволить себе снова запутаться в паутине любви?

Торп взял ее за плечи и снова повернул лицом к себе. Ее ответ был ужасен. Он разозлился, а ее несчастный вид, бледное лицо только усугубили его гнев.

— Но я же люблю тебя, — сказал он резко. — И то, что я тебе не нужен, ничего не меняет. Я тебя люблю, и уже довольно давно. Если бы ты дала себе труд взглянуть, ты бы не могла этого не заметить.