Зверь - Альфред Ван Вогт

8

Священник слушал возражения Каргилла с недовольным видом. Это был крупный, мрачного вида человек, явно не любивший сложностей жизни. Когда он наконец понял, что говорил ему Каргилл, недовольное выражение его лица сменилось злобным оскалом.

— Ах ты черт меня возьми! — рявкнул он. — Какой-то Твинер смеет отказываться жениться на одной из наших девушек… — Не договорив, он внезапно замахнулся толстой, как окорок, рукой, чтобы ударить Каргилла по голове.

Каргилл едва успел увернуться, и огромный кулак, со свистом разрезав воздух, задел только краешек его щеки — чего, впрочем, было достаточно, чтобы чуть не сбить его с ног. Каргилл выпрямился и с побелевшими губами шагнул к священнику, сжимая кулаки и готовясь к нападению.

Лела отрывисто бросила:

— Не смей затевать драку. А то сейчас выстрелю по твоей ноге. И потом всю жизнь не сможешь ходить.

Каргилл остановился. Он решил не испытывать судьбу Кто знает, может быть, она действительно так сделает? Тогда уж ему никуда не деться.

— Сэди! — крикнул священник.

Тут же в комнату влетела маленькая женщина и, тяжело переводя дыхание, спросила:

— Да, Генри?

— Посмотри-ка за этим поганым Твинером, — сказал он, — пока мисс Лела и я все обсудим. Тут, видимо, будут некоторые дополнительные затраты, так как брак заключается без согласия одной из сторон. — И они с Лелой вышли из комнаты.

Каргилл подошел к окну. Он увидел флотер, на котором они прилетели. Он стоял совсем рядом. “Если бы я мог добраться до него, — подумал он, — через десять секунд меня бы здесь уже не было”. К сожалению, Лела приняла меры предосторожности и заперла дверь флотера. Женщина подошла к нему ближе. Громким шепотом она сказала:

— Я знаю кое-что.

Каргилл посмотрел на нее с отвращением — такой жадностью горели ее глаза — и ничего не ответил.

Она снова хриплым голосом прошептала:

— Я сегодня утром слышала новости по радио. Чем ты меня вознаградишь, если я скажу старику, что Кармин против этой женитьбы?

Теперь ему стало ясно, что нужно от него этой женщине, и он подумал, что священники со своими женами, видимо, так и остались на том же низком уровне в плане морали и нравственности. Однако сейчас это даже было ему на пользу. Он торопливо вывернул свои карманы и протянул ей все, что там было: карандаш, шариковую ручку, связку ключей, несколько серебряных монет и бумажник.

Женщина воскликнула, явно разочарованная:

— Это что, все, что у тебя есть? — Вдруг ее вытянувшаяся физиономия загорелась интересом. Она протянула руку и дотронулась до его часов. — А это что такое?

Каргилл расстегнул ремешок, снял часы и поднес к ее уху.

— Они показывают время, — сказал он и с удивлением подумал, что вряд ли возможно, что они здесь не знают, что такое часы. Он не мог вспомнить, видел ли где-нибудь на корабле Боуви или Кармин что-нибудь похожее на часы.

Маленькая женщина посмотрела на часы с презрительной миной.

— Я слышала о таких вещах. Это ерунда, зачем они вообще нужны? Утром солнце встает, а вечером заходит. Мне этого вполне достаточно.

Каргилл наклонился и быстро выхватил часы из ее рук.

— Они мне самому пригодятся, если вам без надобности. А теперь я хочу, чтобы вы мне кое-что рассказали.

— Я ничего говорить не буду, — отрезала она.

— Будете, — твердо произнес Каргилл, — или я расскажу вашему мужу, что я вам сейчас дал.

— Вы мне ничего не дали! — возмутилась женщина.

— А это вы ему будете объяснять.

Женщина минуту помолчала, соображая, затем недовольно проговорила:

— Что вы хотите знать?

— Что сообщалось в новостях?

Она оживилась, видимо, болтовня доставляла ей удовольствие:

— Кармин говорит, что вас надо схватить. Вы нужны Теням. Она говорит, что свадьбы быть не должно… — Вдруг она замолчала и отпрянула в сторону.

В комнату вошли Лела и священник. Девушка была бледна, а священник разгневан.

— Ничего не получится, — сказал он жене, — она не хочет платить, сколько полагается.

— Будем жить в грехе, — решительно ответила Лела, — если вы отказываетесь сочетать нас браком по закону.

— А если вы будете жить в грехе, — в голосе священника звучал праведный гнев, — проклятье падет на ваши головы!

Лела потянула Каргилла за рукав.

— Он хотел, чтобы я отдала ему наш корабль в обмен на ту старую развалину, которая у него есть. Пошли!

Каргилл пошел за ней, хотя ему совсем не было ясно, как он должен реагировать на то, что здесь произошло. Было удивительно, что и Лела, и сам священник, по-видимому, принимали власть последнего как должное. Оба признавали как аксиому, что речь шла о человеческой душе и о наказании на уровне души.

“А что, если душа действительно существует? — подумал Каргилл. — Вдруг после тысячелетней борьбы за бессмертную человеческую душу выяснилось, что это вполне реальная, объективно существующая материя?”

Например, если взять конкретный случай с ним, он пережил свою смерть примерно на четыреста лет. Поэтому для него реальность или нереальность души, или жизненной силы, или духа, как это ни назови, была не просто теоретическим вопросом, как для большинства людей. Он оказался вовлеченным в поразительную цепь событий, состоящих из неизвестного и неизведанного, включающих скрытое значение феномена души в десяти тысячах религиозных учений, для сотен тысяч богов.

В определенном смысле было неправильно называть этот феномен душой, так как это слово имеет религиозное значение. Стало быть, автоматически подразумевает что-то ненаучное, недоказуемое, то, что нельзя проверить. А если это реальное явление, тогда оно должно проявляться в действительности различным образом и подчиняться действию определенных законов. Тот факт, что эти законы, возможно, отличались бы от законов пространственно-временного континуума, называемого материальным миром, не означал бы, что они не имели бы научного обоснования.

“Если, — думал Каргилл, входя во флотер вслед за Лелой, — я представляю собой энергетическое поле в реальном мире, каждый раз, когда это поле проявляет свое действие, кто-то где-то говорит: “Ага!” — и вот уже готова новая философская теория”.

Он был твердо убежден, что ему предстоит разгадать эту загадку.

Прошло много дней. Каждое утро их флотер поднимался в небо настолько, насколько позволял его заряжающийся от света двигатель. В ясные солнечные дни они парили на высоте не меньше трех миль. Густой туман мог заставить их снизиться на высоту полмили от земли, а в дождливую погоду им приходилось особенно трудно, когда надо было пролетать над высокими холмами. В такое время они летали, казалось, на высоте не более двух или трех сотен ярдов от земли.

Это было какое-то странное, вневременное существование, полное бездействия, когда Каргилл занимался лишь тем, что смотрел с высоты на землю, ел, спал или сидел в общей комнате, разрабатывая план побега.

Препятствием к этому была Л ела. Каргилла поражало, в каком напряженном состоянии она постоянно находилась. Спала она в кабине управления, запершись на ключ. Но стоило ему пошевелиться, как у нее зажигался свет, и ему было видно через прозрачную дверь, что она за ним наблюдает. И так каждый раз. Она была постоянно начеку, и это означало, что все его планы застать ее врасплох были обречены на неудачу.

Однажды ночью произошло событие, которое изменило их отношения. Случилось это на десятый или одиннадцатый день после их побега, когда Каргилл уже потерял счет времени.

Когда они приземлились в траве около ручья, он открыл наружную дверь, вышел и быстро зашагал прочь от флотера. Сзади раздался сдавленный вскрик. Поток света из мощного фонаря выхватил его из темноты. В сотне футов впереди него упало и загорелось дерево.

Каргилл, который не ожидал, что она сможет выстрелить в него из кабины управления, остановился как вкопанный. Медленно переставляя ноги, он пошел обратно к кораблю, злой, но полный решимости. Он заранее сказал себе, что если побег на этот раз опять не удастся, он предпримет попытку объясниться с Лелой, и вот этот момент настал.

Она встретила его у двери.

— Ты пытался убежать, — сказала она охрипшим от ярости голосом.

Каргилл посмотрел прямо в ее горящие глаза:

— Еще бы! Ты что думаешь, я из камня сделан?

Она, наверное, поняла, что он имеет в виду, и напряженность ее несколько спала. Как ни странно, хотя он сказал это для того, чтобы ввести ее в заблуждение, в этом была и доля правды. В армии он научился быть не особенно разборчивым в отношении женского пола. И сейчас после одиннадцати дней в обществе Лелы он смотрел на нее уже не так критически, как прежде. Она была молода, недурна собой и, если разбудить в ней страсть, могла бы очаровать любого мужчину.