Изгнанная армия. Полвека военной эмиграции. 1920—1970 гг. - Олег Гончаренко

25 апреля 1928 года в девять часов утра генерал тихо скончался. Последними его словами были: «Боже, спаси Армию!» Русская эмиграция долго не могла поверить, что сильный, полный энергии и здоровья 49-летний человек мог «сгореть» от внезапно развившегося туберкулеза всего за неделю. По кругам эмиграции пошли слухи о насильственном устранении видной фигуры Белого движения большевиками. Позднее его тело было перевезено в Белград, и здесь 6 октября 1928 года было погребено в русском православном храме Святой Троицы, в саркофаге, под сенью склоненных знамен русских полков. Погребение последнего главнокомандующего стало своеобразной демонстрацией верности армии своему вождю. Траурная церемония проходила в торжественной обстановке. На артиллерийском лафете тело генерала провезли вдоль выстроившихся в почетном карауле солдат и офицеров Русской армии.

Была даже создана восковая фигура Врангеля, находившаяся некоторое время в музее Эрвен в Париже. Стоит отметить, что на похоронах Врангеля наряду с русскими последние почести отдавали ему сербские войска. Материалы личного архива Врангеля и по сей день хранятся в Гуверовском институте войны, революции и мира в США.

Если предположить, что смерть барона явилась следствием «вирусной атаки», организованной при участии ИНО ОГПУ, то приходится признать, что чекисты ликвидировали политического противника в ту пору, когда в таком шаге уже давно не было необходимости.

Данные советской агентуры о мере участия Врангеля в политической борьбе против большевизма, если представить, что именно они повлияли на решение о его устранении, в реальности были либо неполными, либо намеренно искаженными. На деле, отойдя в конце 1920-х годов от поддержки террора, поддерживаемого генералом Кутеповым, как основного метода борьбы, Врангель вплотную занялся вопросами чисто теоретического характера о будущем переустройстве российской государственной жизни в случае падения советской власти в России[15].

4.3. ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА ПРАВОЙ ЭМИГРАЦИИ И ОТВЕТНЫЕ МЕРЫ ИНО НКВД

На контрасте с «теоретической» линией деятельности барона в среде военной эмиграции существовала «практическая». Их придерживалась часть офицерства, настроенная радикально и готовая к продолжению тайной борьбы. Изначально лица, исповедовавшие метод террора, сплотились в Болгарии вокруг генерал-лейтенанта Виктора Леонидовича Покровского в начале 1920-х годов. Сам он был убежден, что при условии серии осуществленных десантов на советскую территорию с моря власть большевиков на юге страны можно будет свергнуть, а примкнувший народ и казаки довершат ее разгром и двинутся на север, чтобы завладеть столицей и изгнать красных прочь.

Планам Покровского за рубежом не суждено было развиться далее обсуждения их в кругу единомышленников. 3 ноября 1922 года, в ходе расследования болгарской полицией убийства в Софии просоветского казачьего деятеля Агеева, сам Покровский был убит штыком болгарского жандарма в местечке Кюстендиле, при сопротивлении своему аресту.

«Обмен ударами» военных эмигрантов и ИНО ОПТУ продолжался большую часть 1920-х годов. Так, в Лозанне 9 мая 1923 года капитаном Дроздовского полка Морицем — Александром Конради (служившим в своё время адъютантом генерала А.В. Туркула) и его товарищем штабс-капитаном Аркадием Полуниным был застрелен генеральный секретарь советской делегации В.В. Воровский. При нападении два помощника генсека легко ранены. Официально делегаты прибыли в Швейцарию на конференцию по Ближнему Востоку[16].

Согласно воссозданной следователями картине происшествия, около восьми вечера Конради пришёл в ресторан гостиницы «Сесиль» и занял там место за свободным столиком. В описываемое время в зале оказалось около трех десятков посетителей. Вскоре в ресторан пришли Вацлав Вацлавович Воровский и его помощник Иосиф Израилевич Аренс, а через некоторое время к ним присоединился и другой помощник советского полпреда, 19-летний Максим Анатольевич Дивильковский. Они заняли столик недалеко от того, за которым расположился Конради. Когда большинство посетителей покинуло ресторан, Конради подошёл к Воровскому и два раза выстрелил тому в затылок в упор. Воровский замертво рухнул на пол. После этого Конради выстрелил ещё раз в воздух, чтобы напугать двух сотрудников Воровского. Раненный рикошетом от второго выстрела, Иосиф Аренс упал под стол. Там он и оставался до прибытия полиции. Дивильковский же попытался обезоружить стрелявшего, но ударом кулака был сбит с ног и затем ранен в бок. Эти два советских сотрудника, сопровождавших Воровского, отделались лишь лёгкими ранениями. Стрелявший сам попросил метрдотеля гостиничного ресторана, в котором и произошло убийство, вызвать полицию, и добровольно предал себя в руки властей. Вскоре швейцарская полиция арестовала и единственного сообщника Конради — Аркадия Полунина. Не без деятельной помощи швейцарских адвокатов Теодора Обера и Сидни Шопфера, пригласивших в качестве свидетелей на суд русских эмигрантов, бежавших из России от жестоких расправ, суд города Лозанны оправдал убивших Воровского с учетом их собственных свидетельств о зверствах большевиков[17].

Памятуя о неизбежной мести ИНО ОГПУ, Мориц Конради решил скрыться во Франции, где поступил на службу в Иностранный легион, осложняя чекистам задачу легко добраться до него. В 1925—1926 годах он принял участие в войне испано-французских войск против так называемой Рифской республики — племенного повстанческого образования в Северном Марокко. По газетным сообщениям, Мориц Конради скончался в марте 1931 года в Африке, оставаясь на службе в Иностранном легионе. Второй обвиняемый и оправданный по делу об убийстве Воровского — Аркадий Полунин до убийства Воровского служил секретарем Российского Общества Красного Креста в Женеве, а в годы Второй мировой войны, по некоторым сведениям, принимал участие в Русском освободительном движении…[18]

Не прошло и четырех лет после убийства Вацлава Воровского и смерти в одном из германских санаториев его вдовы Доры Моисеевны Воровской (урожденной Мамут) от тяжелого потрясения, вызванного убийством, как в 1927 году другой русский эмигрант — 19-летний Борис Коверда — смертельно ранил на Варшавском вокзале советского полпреда Пинхаса Лазаревича Войкова (Вайнера).

Войков — один из участников убийства царской семьи в Екатеринбурге в 1918 году — оказался на вокзале, встречая и одновременно провожая своего давнего знакомого, бывшего руководителя советского консульства в Великобритании Аркадия Павловича Розенгольца. Теперь уже бывший советский генеральный консул в Лондоне был вынужден покинуть страну пребывания в связи с крупным международным скандалом, в результате которого Великобритания разорвала дипломатические отношения с СССР, выслав весь штат советского консульства во главе с самим виновником «шпионского скандала» Розенгольцем. По пути из Туманного Альбиона тот возвращался в НКИД, ожидать нового назначения, чем и решил воспользоваться Войков, задумавший при случае попросить Розенгольца замолвить о нем слово в Москве, как о некогда «пострадавшем» от недружественных действий властей иностранных государств. К тому времени Войков был выслан из Франции за череду скандальных похождений, не соответствующих дипломатическому статусу.

Обсуждая дела, два советских дипломата неторопливо прогуливались по варшавскому перрону, не заметив, как навстречу им направился молодой человек и, подойдя поближе, неожиданно сделал несколько выстрелов в сторону Войкова. В обвинительном акте о предании Бориса Коверды чрезвычайному суду в качестве обвиняемого ситуация складывалась следующим образом: «Войков отскочил, бросился бежать; нападающий стрелял ему вслед, в ответ… Войков вынул из кармана револьвер, обернулся и несколько раз выстрелил в нападавшего, затем стал падать и упал на руки подбежавшего полицейского околоточного Ясинского. Нападавший, который увидел приближающуюся полицию, по требованию которой он поднял руки вверх и бросил револьвер на землю, добровольно отдался в руки полиции, заявляя, что он — Борис Коверда и что стрелял, желая убить Войкова в качестве посланника СССР, дабы отмстить за Россию, за миллионы людей. Посланник Войков, по оказании ему первой медицинской помощи на вокзале, был перевезен в госпиталь Младенца Иисуса, где в 10 часов 40 минут того же дня скончался»{108}.

На первых же допросах, последовавших в привокзальном участке полиции, юноша показал, что является русским эмигрантом православного вероисповедания, и что он совершил убийство советского полпреда из соображений мести большевикам «за распятую родину». Под этой емкой метафорой молодой эмигрант подразумевал личное участие Войкова в убийстве царской семьи в качестве технического организатора и участника расправы, совершенной в Екатеринбурге в ночь с 17 до 18 июля 1918 года. Один из очевидцев, австрийский военнопленный И.Л. Майер, вспоминал: «…Когда мы вошли (в подвал. — Примеч. авт.), Войков был занят обследованием расстрелянных <лиц>, не остался ли, кто-нибудь ещё жив. Он поворачивал каждого на спину. У Царицы он взял золотые браслеты, которые она носила до конца… Когда мы приехали на нашей коляске, то вокруг нескольких костров сидели красноармейцы. Голощёкин, Белобородое, Войков и Юровский стояли отдельно… Ермаков был разбужен, и они с Войковым стали разворачивать мёртвых из шинельного сукна и их раздевать, причём они внимательно обыскивали одежду. Юровский положил свою фуражку на землю, и туда складывали все драгоценности…»