Пять судеб. Каменный принц - Вероника Николаевна Дюрягина

Эти мысли вводили в ужас. Тревис сопротивлялся, как мог, но мужчины лишь исполняли приказ и им не было дела до его криков. Отец же ненавидел приёмного сына и решение менять не собирался. Никто в этом огромном доме никогда не придёт на помощь юноше, который сейчас позорно плакал, зная что его ждёт что-то ужасное.

Двое мужчин утащили вопящего в кабинет, не дрогнув и мускулом. С тем же выражением они привязали его руки к двум столбам и молча ушли. Тревис остался один и минуты ожидания страшного суда грызли его изнутри. Слёзы предательски текли из глаз. Животный страх и холод пронзали его до костей. Сердце билось с бешенной скоростью, выбивая из лёгких воздух и скручивая все внутренности.

  Господи, чёрт меня дёрнул с ним спорить! Это всё тот урод! Это из-за него всё!

Юноша искренне негодовал, обещая жуткую месть напыщенному недругу. Именно из-за Армэля препод решил позвонить отцу и теперь он находился здесь. Даже капли раскаяния за свои поступки не было в глазах младшего Де Тайгарта. Лишь жажда мести и клятвы проучить новичка. Эти внутренние распинания прервала скрипнувшая дверь. В комнату вошёл отец Тревиса во всё том же костюме, но уже с плёткой в руках. Сердце юноши остановилось, сжавшись от ужаса до размеров изюма.

– Ну что-ж я думаю ты догадываешься, что нужно делать – протянул скучающе мужчина. – Однажды ты же здесь был, но не помнишь. Сейчас я верну все воспоминания.

–От.. То есть Ан.. То есть господин, не надо… – перебрал всё Тревис, стуча зубами от холода и ужаса.

– В этот раз без счёта. Я буду бить тебя, пока не выбью всю дурь. – с этими словами отец Тревиса размахнулся и нанёс первый удар, который пересёк спину, пуская первую кровь.

Юноша поперхнулся воздухом, хватаясь за тугие верёвки и кусая губу. Жгучая боль пронзила всё тело, ударяя по нейронам мозга. Он чувствовал как горячие капли крови медленно потекли по спине, а перед глазами всплыл момент из прошлого…

– Чёртов мальчишка! Мать ушла и теперь тебя некому защитить! – кричал голос отца из воспоминания. – Я научу тебя уму разуму!

– Папочка не надо! Я не специально разлил кофе на те бумаги! Я не хотел! – вопил двенадцатилетний он.

Мужчина же не намеревался останавливаться. Он снова замахнулся и нанёс второй удар. Затем третий. Четвёртый. Пятый.

– Папочка мне больно! Зачем ты связал мои руки! Папочка! – надрывался рыдающий голос. – Что это за штука в твоих руках!? Папочка!!!

– Заткнись! – рычал отец, нанося первый удар по детской спине. – Заткнись и считай! Если не собьёшься и досчитаешь до десяти, то я отпущу тебя!

– НЕЕЕЕЕТ!!! – сорвался на крик и громкие рыдания маленький Тревис.

– СЧИТАЙ!!! – рычал мужчина в ответ, нанося второй удар.

Тревис задышал чаще, скуля от боли и пытаясь отогнать навязчивые образы. Он уже забыл это и не хотел вспоминать вновь…

Отец нанёс шестой удар, замахиваясь для следующего.

– Пять… – еле произнёс мальчик, на тринадцатом ударе.

Ни боли, ни чувств не было. Были только звуки ударов и голос отца, который приносил гораздо большую боль.

– Ничтожество! Ты никогда не станешь членом семьи Де Тагарт!

– Остановись пожалуйста… – выдавил срывающимся голосом реальный Тревис, глотая слёзы.

Ещё немного и он снова сойдёт с ума, как тогда. Парень не хотел повторения прошлого, но отец как не слышал его мольбы. Он нанёс уже восьмой по счёту удар, не намереваясь останавливаться в скором времени…

– Папочка… Остановись… – шептал детский голос, сбившись со счёту в очередной раз. – Я люблю тебя…

– Мне не нужна любовь отброса! Считай заново!

Девятый. Десятый. Одиннадцатый. Удары сыпались один за другим, наращивая свою силу. Некоторые из них попадали в те же раны. Тревис кричал со всех сил, но всем было всё равно на эти вопли, словно тот был невидимкой…

Нет никого, кто бы мог ему помочь…

– Лучше б ты помер от рук той служанки! – вопил голос отца из воспоминания. – Ты не достоин жить и дышать одним воздухом с нормальными детьми!

– Десять… – проскулил ребёнок в ответ, прокусывая губу до крови.

Но уже ничего не могло заглушить эту боль…

Очередь дошла уже до пятьдесят первого удара. Спина стала напоминать куски мяса и крови, перемешанной с потом. И отец Тревиса остановился. Он смотрел на творение рук своих с каким-то триумфом, радостью или ликованием. Ему было приятно от боли, что он причинил нежеланному сыну.

Тревис же рыдал и кричал, а точнее хрипел пропавшим голосом. Спину жгло нестерпимой болью. Кровь вперемешку с потом стекала вниз, впитываясь в ткань брюк. Мольбы, что он кричал, были не услышаны.

   Мерзко проигнорированы.

   Жестоко пропущены мимо ушей.

Глядя на муки, отражённые на лице сына, мужчина хмыкнул, стряхивая кровь с орудия кары и отбрасывая его в сторону.

Паршивый звук отразился о стены, вдалбливаясь в истерзанные уши юноши.

– Слушай меня внимательно и запомни мои слова… – раздался шёпот отца из воспоминания. – Ты никому здесь не нужен и даже мать говорит, что ты стал её разочарованием… Единственное, что ты можешь, это причинять боль моей жене… Однажды она повторит тебе мои слова, ибо ты высосешь все соки и из неё…

– Папочка… – раздался всхлип.

– У тебя никого нет… – продолжал шептать мужчина. – Ты никому не нужная игрушка, которая уже всем надоело. Надеюсь ты вскоре умрёшь…

Отец Тревиса из реальности ушёл одновременно с воспоминанием даже не оглянувшись, причиняя очередную боль и разбивая сердце сына на мельчайшие осколки. Отчаянная слеза вперемешку с кровью скатилась по щеке, падая на холодный плиточный пол.

Он был лишь сломанной игрушкой, которая больше никому не нужна…

Охранники развязали Тревиса и выкинули за дверь. Тот со стоном свалился на пол, рыдая навзрыд. Слёзы душили его. Юноша не мог сделать и вздоха, силясь проглотить горький ком в горле. Но вместо этого он закашлялся, выплевывая сгустки крови.

Парень пролежал так пол часа, после решив предпринять попытки встать. На трясущихся ногах и опираясь о стену он добрался до комнаты, глотая слёзы. Боль была невыносимая, но она не могла сравниться с ноющей раной в сердце. Оказывается ужасно, когда всем вокруг всё равно на тебя. В комнате же его уже ждала медсестра.

Не задавая вопросов, она обработала спину, наложила швы и перебинтовала её. Так же молча женщина покинула юношу, оставляя того наедине с мыслями. Она покинула его молча и без сожалений. Тревис же думал о многом. О своей семье. О погибшей матери. Даже о ненавистных "друзьях". Однако больше всего его раздирало чувство мести.

Трэвис был зол. Зол на того парня.